Досье Дрездена. Книги 1 - 15
Шрифт:
Я почувствовал, что краснею. Мёрфи, наверное, мой лучший друг — и все же она девушка, а джентльмен не может позволить себе отдельных слов при даме. Прижимая трубку ухом к плечу, я сделал руками неопределенное движение на уровне груди.
— Ну, сама понимаешь.
— Титек? — безмятежно спросила Мёрфи. — Сисек? Буферов?
— Типа того.
— Вымени? — продолжала Мёрфи, словно не расслышав моего ответа. — Шаров? Дынь? Персиков? О! Персей?
— Блин-тарарам, Мёрф!
Она рассмеялась.
— Ты так мил, когда стесняешься. А я-то думала, силикон относится к обязательной
— Только не в случае Геносы, — сказал я. — Здесь цитируются его слова о том, что природная красота и подлинная страсть куда благоприятнее для секса, чем весь силикон Калифорнии.
— Вот не знаю, чего я больше должна испытывать по этому поводу, восторга или тошноты?
— Шесть частей одного и полдюжины другого, — сказал я. — Подводя черту, можно сказать, что он не обычный порноделец.
— Не уверена, что это исчерпывающая информация, Гарри.
— Если бы ты сказала это мне до того, как я познакомился с ним лично, я бы, возможно, и согласился с тобой. Но теперь — не уверен. Я не уловил никакой порочной вибрации, исходящей от него. Он производит впечатление порядочного парня. Обостренное чувство ответственности. Вызов статус-кво — даже в ущерб доходу.
— Я более чем уверена, что Нобелевской премии за порнографию не присуждают.
— Я к тому клоню, что он привносит в нее некоторую долю искренности. И люди реагируют на это положительно.
— За исключением тех, кто пытается его убить, — заметила Мёрфи. — Гарри, это, возможно, цинично, но люди, выбравшие жизнь вроде этой, рано или поздно притягивают проблемы на свою голову.
— Ты права. Это цинично.
— Всем не поможешь. Ты рехнешься, если будешь пытаться сделать это.
— Послушай, парень попал в беду, а он ведь свой — такой же человек, как мы. Мне не обязательно одобрять его образ жизни, чтобы хотеть избавить его от возможных неприятностей.
— Угу, — вздохнула Мёрфи. — Пожалуй, это я понимаю.
— Как ты думаешь, могу я убедить тебя…
По спине моей вдруг пробежали мурашки. Я повернулся к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как погасли огни в коридоре. Сердце заныл от недоброго предчувствия — и сразу же в темном проеме возник похожий на тень силуэт.
Я схватил первое, что подвернулось под руку — тяжелую стеклянную пепельницу — и изо всех сил швырнул ее в фигуру. Пепельница отрикошетила от косяка и угодила точнехонько в стоявшего, кто бы это ни был. До меня донесся чуть слышный, похожий скорее на выдох хлопок, и что-то, просвистев у меня над ухом, с легким стуком ударилось о стену за моей спиной.
Я заорал во все горло и бросился вперед, но зацепился ногой за телефонный провод. Я не полетел кубарем, но все же оступился, и это дало призрачной фигуре время исчезнуть. Когда я восстановил равновесие и выглянул за дверь, никого не было видно или слышно.
Свет в коридоре все еще не горел, что делало погоню не только бессмысленной, но и опасной. Я вдруг сообразил, что представляю собой идеальную мишень — темный силуэт на фоне светлого дверного проема, и поспешно нырнул обратно в кабинет, закрыв и заперев за собой дверь.
Поискав предмет, ударивший в стену у
меня за спиной, я обнаружил то, что менее всего ожидал увидеть здесь: маленький дротик с оперением из экзотических, желтых с розовым отливом птичьих перьев. Я выдернул дротик из стены. Наконечник у него оказался сделан не из металла, а из кости, перепачканной чем-то красным или темно-коричневым. Почему-то я сильно сомневался в том, что это мастика для мебели.Отравленный дротик для духового ружья. На меня покушались, и не раз — но, пожалуй, еще ни разу столь экзотическим оружием. Почти смешно, право слово. Кой черт убивать кого-то в наше время отравленным дротиком?
Из брошенной на стол трубки доносилось слабое жужжание. Я взял со стола пластиковую трубочку из-под Артуровой сигары, сунул в нее дротик и закупорил, прежде чем подобрать трубку.
— Гарри? — тревожно спрашивала Мёрфи. — Гарри, у тебя все в порядке?
— Отлично, — заверил я ее. — И похоже, я напал на верный след.
— Что случилось?
Я поднял прозрачную пластиковую трубочку и пригляделся к дротику. На острие темнели потеки желеобразного яда.
— Вышло не слишком ловко, но мне кажется, меня только что пытались убить.
Глава четырнадцатая
— Уходил бы ты оттуда, Гарри.
— Да нет, Мёрф, — возразил я. — Послушай, скорее, кто-то просто пытался запугать меня — иначе воспользовались бы пистолетом. Так ты можешь поднять для меня те записи?
— Если они открыты для пользования, — ответила она. — Но разница во времени работает на нас. Что ты надеешься откопать?
— Много чего, — сказал я. — Вся эта история пованивает. Но трудно сложить мозаику, когда недостает стольких деталей.
— Звони, если узнаешь что-нибудь, — попросила Мёрфи. — Магическое или нет, покушение входит в компетенцию полиции. Это моя работа.
— Кто бы спорил, — согласился я.
— Береги свою задницу, Булльвинкль.
— Всегда. Еще раз спасибо, Мёрф.
Я положил трубку и перевернул еще несколько страниц Артурова альбома, не ожидая увидеть ничего, кроме газетных вырезок. Однако на самых последних страницах мне повезло. На них он приклеил большие глянцевые цветные фото — три женщины, и двоих я узнал.
Подпись под первой фотографией гласила: "СТВОЛЫ ЭЛИЗАБЕТ". На фото красовалась Мэдж, первая жена Геносы. На вид я бы дал ей лет двадцать пять, и она была практически раздета. Роскошные волосы ее имели здесь неестественно алую окраску, и пряди их производили впечатление высеченных из камня. Макияж, должно быть, пришлось снимать циклевальной машинкой.
Следующая подпись, "ВОРОНИЙ БАРХАТ", стояла под фотографией воинственного вида, опять же почти голой брюнетки, которую я не знал. Сложением она напоминала женщин с обложек журналов по бодибилдингу — все мускулы налицо. Впрочем, несомненная физическая сила достаточно сочеталась в ней с женственностью, чтобы она производила впечатление скорее хорошенькой, чем угрожающей. Стрижку она имела короткую, мальчишескую, и на первый взгляд она показалась мне просто славной — только взгляд у нее оставался очень уж неулыбчивым, haughty. Экс-миссис Геноса номер два, предположил я. Он называл ее Люсиль.