Драконья тень

Сжавшись от смущения, Гарет принес стул и незаметно присел рядом с койкой Джона. Он выудил погнутые и разбитые очки, нацепил их на нос, стараясь не задеть то место, где его лицо оцарапала стрела.

– Она потребовала меч и бросилась прямо в гущу врага, – продолжил он невесело. – Я бы не казнил ее, вы же знаете.

– Она бы казнила тебя. – Поликарп, который вошел сразу за ним, осторожно разместил левую руку, которую носил на перевязи. Его рыжие волосы были мокры от пота и приглажены военным шлемом, но взглянув в глаза Правителя, Дженни не увидела ни следа демона. В любом случае, если бы Амайон вошел в кого-то еще, она бы об этом узнала. Узнала бы и умерла от горькой ревности.

– Это не значит, что я бы…

– Да, – сказал Правитель. – Я имею в виду, она знала, что сделала бы с тобой и ожидала того же.

Свет лампы загородила тень. – Почему этот человек здесь? – Король Уриен стоял, глядя на Джона.

Гарет встал, зацепившись военной формой за стул и сбив его. – Отец, ты помнишь лорда Аверсина. – Он неуклюже ухватился за него, чтобы поднять. – Он одержал победу над драконом…

– Он не убил его. – Уриен сложил руки на рубиновой пряжке портупеи и нахмурился. – Он – пособник демонов. Так сказал Эктор. Должно быть, демоны помогли ему увести дракона в первый раз, а теперь он вернулся.

– Совершенно верно, Ваше Величество. – Лорд Синдестрея снова появился поблизости, похожий на раскормленную бело-голубую бабочку. – И женщина тоже.

Глаза Джона опасно блеснули. – Черт, а ну-ка, подождите минуту! Что-то я ничего не слышал о демонах четыре года назад, когда я…

– Его придется запереть. – Уриен говорил с не требующей доказательств логикой ребенка. – Если он пособник демонов, с ним надо покончить. Он попытается разрушить королевство. Все они так делают.

– Отец… – Гарет протестующе выпрямился.

– Мне жаль, сын мой. Я знаю, он твой друг, но он попытается разрушить королевство.

– И эта женщина, – напомнил Эктор.

– Он Драконья Погибель. Он сражался с драконом ради королевства…

– Ну конечно, мы знаем, что думает Принц Гарет о Драконьих Погибелях, – вкрадчиво сказал Эктор. – Естественно, любой демон, который захотел извлечь выгоду из влияния на него, должен всего лишь…

– Если ты скажешь еще хоть слово о том, как я продал душу демонам, – начал Джон, привстав, а потом опустился обратно, коротко втянув воздух. Из теней вышла стража в бело-лазурных цветах лорда Синдестрея. Дженни в бешенстве подняла руку, вызывая в сознании Слово Огня и Слепоты…

Но это было всего лишь слово. Сухой отзвук в разуме. Мертвые листья, выпавшие из ее ладони.

Стражник взял ее за руку. Дженни крутанулась, вырвавшись на свободу, но тут появились другие стражники, подходившие со всех сторон. У Джона в руке как-то оказался кинжал Поликарпа, он снова приподнялся в постели, на груди под бинтами выступила кровь, и Гарет шагнул вперед и схватил его за запястье.

– Джон…-Он повернул голову и поймал взгляд Поликарпа.

Правитель отвел глаза. В глубине души Дженни не могла винить его; теперь он слишком хорошо знал силу нашептываний демонов, ужасающий соблазн их обещаний.

Глаза Гарета встретились с Джоновыми. Отчаянно, умоляюще…Доверься мне…

Доверься мне…

Джон глянул на Дженни. Затем раскрыл ладонь и позволил забрать у себя нож.

Стражники принесли носилки: – Заберите его в укрытие, где Его Величество спал прошлой ночью, – проинструктировал Эктор, ибо Король ушел.

– В смысле, тот, где Королю теперь уже спать не придется? – саркастически спросил Джон. – Потому как все драконы разошлись, а волшебники, что привели их, излечены? – Его голос дрожал от гнева.

– Меня не втянуть в споры с демоном, – чопорно сказал лорд Эктор. – Хорошо известно, как они оборачивают в свою пользу любой довод.

Джон глянул на Гарета, который избегал его взгляда. Дженни смотрела, как Джона подняли на носилки; пока внимание Эктора было сосредоточено на этом, она отступила в тень. Гарет прав, не усугубляя спора, подумала она. Она была бы более полезна на свободе, чем если бы Эктор вспомнил о ее присутствии и уговорил бы Короля арестовать ее тоже. Но лицо Джона, застывшее как мрамор, поразило ее в самое сердце, как болезненный упрек, а свет факелов выделил темную дорожку отметин Королевы Демонов на его горле.

Когда портьера за Эктором и стражей опустилась. Дженни увидела, как Гарет беззвучно вернулся и его рука скользнула под подушку. Ей показалось, что он вытащил кусочек железа. Он засунул его за пазуху, подальше из виду.

* * *

Этой ночью выжившие маги пришли в палатку регента. Блайед казался наиболее живым, наиболее уверенным в себе, но даже он был рассеянным; мисс Энк и Саммер, Ледяная Наездница, немногим отличались от лунатиков, пока талисманы не вложили им в рот и к ним не вернулись их души. А потом, поскольку Дженни остро ощущала присутствие и шепот Готписа, Зимимара и всех остальных демонов снаружи палатки, все маги присоединились друг к другу, используя печать Королевы демонов, чтобы протащить искалеченных демонов сквозь тела, с которыми те были в свое время связаны и заключить их в ракушки, камни и табакерки.

После этого они вышли в мерцающем свете ведьминого огня, который вызвала Изулт, и бросили опустевшие драгоценности в реку Уайлдспэ, там, где течение ревело среди скал. Аметист, в котором находилась душа Ледяного Наездника Вереката, его сестра Саммер с бесстрастным лицом разбила молотом на кусочки. Поликарп сделал то же самое с топазом, что находился среди талисманов и в котором, по их предположениям, содержалась душа самого Карадока. Дженни заставляла себя надеяться, что душа принца торговцев найдет мир.

Ее магия не вернулась. Блайед и Изулт вдвоем лечили Дженни с помощью порошка Королевы демонов, но это не помогло. Она помнила, как демон Фолкатор кусал, жевал и рвал ее разум, словно взбесившаяся крыса; помнила, как выпустила в океан все, чем он мог бы овладеть, чтобы она оказалась в его власти.

Внутри нее не было ничего.

Только болезненное желание, что медленно принимало определенную форму: желание Амайона. Желание огня и цвета, силы и радости, когда внутри нее демон.

Это было умопомешательство, и она это знала, но желание не уходило. При ее опустошении оно светило подобно нежному уюту, и ей казалось, что даже любовь Джона была лишь бледной тенью по сравнению с мудростью и пониманием демона, который так хорошо ее знает.

Все эти дни она ухаживала за Джоном в охраняемом укрытии, под присмотром воинов Уриена и Эктора, и ее душу терзал вид Яна, Изулт и Блайеда, которые могли творить магию, исцеляющую его. Ее терзало также то, что она представляла, как они отводят глаза, когда она выполняла унизительные задания – приносила воду и толкла травы. Когда ее жалели. Мир вокруг обернулся ядом, и она размышляла – вопреки всем доводам и опыту – что только Амайон позаботится о ней и поймет.

Луна в дневном небе разрасталась все больше и больше, словно безвольное белое существо, приближая день, когда оно насытится плотью мертвых королей; люди Эктора создали на другой стороне моста погребальный костер. Однажды, в жаркий полдень, Дженни почувствовала запах масла, которым они его пропитали. Эктор разглядывал магов всякий раз, когда проходил мимо, ибо законы на юге были созданы с пониманием того, что те, кто был под властью демонов против воли, пусть даже однажды освобожденные, в действительности никогда не приходят в себя. Никаких законных мер предосторожности для магов, которыми овладели против их воли, не было, потому что ни разу за всю историю Бела не появлялись демоны, достаточно сильные, чтобы это сделать. Все это мелькало перед Дженни сквозь завесу одержимости, усталости, боли.