Древки, девки и дурацкий брод: Шесть жизней офицера Его Величества

— Вот мой предохранитель, сэр. — закончила Фелиция. — Он не подводит.

Я впервые за время знакомства увидел, как уголок ее рта чуть поднялся вверх — выражение не веселья, но уверенности в себе. В этот момент Ильдико вскинула руку и показала вперед:

— Здесь. Приехали, господин теньент.

Мы с Фелицией спешились. На вершине небольшого холмика лежали два зеленокожих; обескровленные тела уже практически сливались с травой. Из трупов и земли торчало полдюжины стрел с красным оперением. Йолана и Ильдико остались в седле и встали по бокам, прикрывая нас от возможного нападения.

Фелиция опустилась на одно колено, держа раскрытую ладонь параллельно земле. Взгляд фелидки бегло обшаривал всё вокруг. Вдруг разведчица вздрогнула, принюхалась и резким движением сорвала пучок какой-то травы с маленькими белыми цветками.

— Что это? — встревоженно спросил я.

Кошкодевушка воровато оглянулась на меня, еле сдерживая охвативший её тремор, и тут же засунула трофей в поясную сумку.

— Это н- ня службе н- ня льзя. — с видимым усилием процедила она сквозь зубы. В следующий миг разведчица уняла дрожь и прошла чуть вперед, принюхиваясь и присматриваясь.

— Два десятка пеших, не меньше. Отсюда пришли пешком… Потоптались…

Я с интересом наблюдал за фелидкой, присматриваясь к следу вытоптанной травы, на который она указала.

— Сюда убегали. Так, а здесь… Ох, Баст-заступница! — вдруг воскликнула разведчица.

— Что там? — я забеспокоился. Степнячки тоже встревоженно повернулись к нам.

— Да волк тут нассал. Фу…

До того бесстрастное лицо Фелиции исказила гримаса чудовищного отвращения.

— Вы не представляете, какая резкая вонь! — пожаловалась разведчица. — Ох, кошечки… Зато теперь точно не собьюсь.

Она встала и повернулась ко мне.

— Господин теньент, вы мне тут не нужны, только мешаться будете. Я их найду… по такому-то следу. Запах свежий, вряд ли далеко ушли, да и к вечеру точно лагерем встанут.

— Смотри, чтобы не заметили. — предупредил я.

— Если только я сама не захочу. — фелидка хищно ощерилась, показав клыки.

— Отставить. — сказал я. — В бой не вступать. Найди стоянку, узнай точное число и возвращайся.

— Есть, сэр. — холодно кивнула Фелиция. — Ждите к вечеру.

— А с вами, — я окинул взглядом всадниц, — я в остроге очень серьезно поговорю. Об исполнении обязанностей патруля. Как вернемся, обеих жду в кабинете.

Обратно в острог мы ехали невесело. Сёстры явно приуныли, да еще и Ильдико непрерывно сокрушалась, что ей приходится вести под уздцы скакуна какой-то простолюдинки-нелюдя…

— … У вас тут, значит, банда орков шарится. А вы меня в корчму звать осмелились! Маршрут патрулирования — Ан-Двина Кабацкая, так, что ли?

Я прохаживался по кабинету из стороны в сторону, вспоминая наиболее зажигательные разносы от курсовых офицеров в Академии, и старался бросать на стоявших передо мной сестёр самые уничтожающие взгляды, на какие был способен.

Не без оснований я полагал, что сегодня только промыслом Пречистой Девы и моей внимательностью мы избежали внезапного нападения зеленокожих; если бы я не напомнил сёстрам о задаче разъезда, они в лучшем случае вернулись бы в острог до конца дня. Пусть опасность на время и миновала, но пробелы в дисциплине конных лучниц были очевидны; мало того, они могли навлечь на гарнизон и на мой теньентский мундир разгром, позор и гибель. Это означало, что пробел нужно устранять: максимально быстро и жёстко, как учил капитан Шмерцманн.

— Мы ведь всё-таки нашли орков. — попыталась оправдаться Йолана. — Даже отогнали. И вообще…

Девушка собрала всю гордость в кулак.

— Мы служилые люди по отечеству, дети боярские второго разряда, у нас род старше воцарения нынешней династии! Как вы смеете с нами в таком тоне разговаривать?!

Я взвился, закипая от ярости. Слишком хорошо кадеты из мелкого дворянства помнили родовитых мальчишек, которые, кичась происхождением, смели задирать свои носы и менее родовитых сокурсников.

— А на то короной поставлена армия нового строя! — закричал я. — Чтоб служить не по отечеству, а по совести! Меня четыре года в Академии специально учили таких, как вы, на место ставить. И офицерский патент мне Его Величество на то выписал!!!

Я ожидал, что от моего крика девушки съежатся, но лица их отчего-то имели весьма блаженные выражения. Их щеки раскраснелись; прямо сейчас Йолана нервно расстегивала верхнюю пуговицу на рубашке.

— Иль, — растерянно окликнула она сестру. — Тебя это так же возбуждает?..

— Ага. — кивнула младшая всадница.

Я чуть не задохнулся от возмущения.

— Возбуждает?! Вы ополоумели что ли? Не знаете, как орочьи налётчики в остроги заходят?

Я начал припоминать рассказы преподавателей, переживших Великое нашествие.

— Снимают караул перед самой сменой! Из луков, арбалетов… Потом взбираются на стену и открывают ворота. И режут, режут мужчин, а женщин бесчестят по нескольку раз и уводят в рабство!..

Девушки завороженно смотрели на меня, приоткрыв рты и тяжело дыша. Я вдруг к своему ужасу начал догадываться.

— ИЛИ ВЫ ЭТОГО И ХОТЕЛИ?! Бесстыжие девки, это же практически измена! Ничего, я вас приведу в чувство! Я вам покажу, как нерадивых ратниц орки драли!!!

— Покажите, господин теньент… — выдохнула Йолана практически с мольбой, и шагнула ко мне, расстегивая на ходу рубашку. — Прошу вас… Научите дисциплине…

Она попыталась прижаться ко мне, но я легонько оттолкнул ее. Степнячка потеряла равновесие, развернулась и упала на колени прямо перед кроватью. Взглянув на меня через плечо, она нагло спустила шоссы до края высоких ездовых сапог, и выгнула спину, ложась грудью на мою постель.

— Накажите нас! — взмолилась уже обнажившаяся по пояс Ильдико, расстегивая ремень. Она сняла с него плеть-семихвостку, которой погоняла лошадь, и протянула мне. — Чтобы мы на всю жизнь запомнили…

Я снова вспомнил капитана Шмерцманна и его любимые слова о воспитательной работе среди личного состава. Прости меня, Лючия: я грешен и виноват перед тобой, хоть ведом не порочной страстью, но долгом офицера и командира. И я ныне решительно был настроен исполнить его до конца

…Йолану я брал грубо и резко, как пехотинец в строю работает пикой: в стоявшем на другом конце кабинета мутном зеркале было видно, что глаза дочери боярской блаженно смотрят в никуда. Ножны с мечом ритмично стучали меня по бедру: подобно славному маршалу Альбе, я не отстегнул перевязи, помня о постоянной боеготовности. Ильдико лежала на кровати справа от сестры, держа ее за руку; чтобы она не расслаблялась, я атаковал её свободной рукой, как иные солдаты, выставив пику a cheval [1], обнажают заодно короткие клинки. Между стонами, всхлипами и сбивчивыми вздохами девушки, впав в экстаз раскаяния, исповедовались мне во всех своих дисциплинарных проступках.