Древки, девки и дурацкий брод: Шесть жизней офицера Его Величества

— Катка! — окликнули мою спутницу из толпы. — А это кто с тобою?

Растолкав бабонек, к нам пролезли двое: священник, под рясой которого явно скрывались обширные телеса, и немолодой плюгавенький мужичонка, вероятно, староста.

— Радуйся, Дева, благодати полная! — задыхаясь после бега, возвестил поп. — Не иначе как новый пан в острожке!

Женщины зашептались между собой, а за их спинами собирались и заинтересованные мужички. Я горделиво выпрямил спину.

— Армии Его Величества теньент Недопонятовский. Принял команду с сего дня.

— Чаем ныне возрадоваться! Неужто мужиков наших в покое оставят днесь? — поинтересовался священник.

— Вынужден вас огорчить, отче. — жестко ответил я. — Но меня интересуют именно мужчины.

Бабы ахнули, а глаза клирика в ужасе округлились.

— Так ведь, пане… — робко пробормотал он. — Грешновато же…

Катержинка не сдержала смешка. Я понял, что ляпнул что-то не то, и сплюнул, выругавшись про себя.

— А чем тебе девчата мои не угодили, отче? — спросил я.

— Знамо чем. Бесстыжим развратом! Но я над своим приходом самой Девой и её святой церковью поставлен вести борьбу за души людские! — поп разошелся, будто проповедуя с кафедры. — Потому грешные поползновения служилых девок при помощи добрых селянок пресек. И ныне мужи благочестивые обитают в селе, и что есть разврат, им не ведомо!

— Но мы очень любознательные… — пискнул староста, за что удостоился испепеляющего взгляда дородной бабы из толпы.

— Успокойтесь, святой отец, я не за развратом приехал.

Я тяжело вздохнул.

— Беда зовет, добрые люди! Разъезд за рекой наткнулся на ватагу орков не меньше двух сотен числом. Они идут к броду, на юг. Гарнизон будет стоять до последнего, но скажу прямо: у меня мало людей, и штурма мы можем не выдержать. Взяв острожек, они пойдут сюда, и тогда, к сожалению, вас никто не защитит.

Я сделал паузу.

— Бой будет тяжелый. Мне нужны добровольцы, крепкие мужи, которые не боятся постоять за свою семью и двор. Оружия у нас в достатке, но дело найдется всем, даже если кто не обучен.

Селяне притихли, потом зашептались. Я ждал, приняв в седле максимально внушительную позу.

— Куда уж деваться! — воскликнул кто-то из мужиков. — Раз дело такое, то пойдем с тобой, пан! Раз уж в острожек…

— Как один встанем!

— За дворы свои постоим!

— Когда выступать?

— Да хоть сейчас. — с облегчением сказал я.

Что ж, это было проще, чем я ду…

— НЕ ПУЩУ-У-У!!! — завыла вдруг одна из баб. Дождавшись, пока ее трубный рёв стихнет, дородная жена старосты объяснила:

— В ночь никого не пустим! Знаем мы ваших острожниц, пан! И мужиков своих… Скажут, что на орка идут, а потом от них водкой несёт!

— И в карманах бычьи кишки пользованные!

Снова поднялся гвалт. Я поднял руку, призывая к тишине.

— Хоть мечом секите, пане, а ночевать в остроге не дадим. — решительно сказала старостиха. — Завтра к утру придут. И чтоб как отбили орка, сразу возвертались! Посевная уж на днях.

— И пусть каждый по орочьей башке с собой принесёт! — предложила другая крестьянка. — Чтоб ясно было, на рать ходили, а не на блядки!

— А коли не принесут, то мы ваш острожек к чёрту сожжем. — добавила старостиха. — И скажем, что это орки.

— Добро. — кивнул я, соглашаясь. — С рассветом чтоб были у ворот!

Я посчитал по головам мужиков, вызвавшихся помочь. Вышло полторы дюжины: если к утру хотя бы пятнадцать не передумают, мой гарнизон обещал вырасти вдвое. Неплохо для начала.

— МОБЛЯЗАЦИЯ-А-А!!! — вдруг закричал кто-то с профессиональными интонациями королевского герольда. — ПАНЫ ОБЪЯВИЛИ АРЬЕРБАН! СРОЧНЫЙ ОБРОК НА ДАТОЧНЫХ ЛЮДЕЙ!!! МЕССЕРЫ ОТ ЛУЧШИХ КУЗНЕЦОВ МАГДЕФУРТА!!!

Орал мужичонка, стоявший чуть в стороне от остальных, и, на удивление, одетый по-городскому.

— Это еще кто? — поинтересовался я. — Местный дурачок?

— Да нет, приблуда. — ответил староста. — Говорит, что глашатай. Все охранную грамоту совал, так мы читать-то не учёные…

— Не просто глашатай! — гордо воскликнул мужчина. — Я военный хронист! Сокращенно — военхрон. Прибыл в пограничье описать подвиги ратных людей для столичного скриптория!

— Ничего себе. — удивился я. — А орешь-то зачем?

— А вдруг меня смерть настигнет? — бойко ответил мужик. — Тогда все мои знания канут в бездну вместе со мной! А так каждую весть все сразу узнавать будут. И, может статься, дело мое переживет меня!

— Заберите его тоже, а? — взмолился староста.

— Носа воротить не будем. — сказал я. — Приходи на рассвете с остальными.

Мы с Катержинкой уже развернули коней и собирались ехать обратно, как вдруг к нам подбежал молодой паренёк со смазливым лицом, какие обычно нравятся юным девам.

— Катка, милая! — окликнул он арбалетчицу.

— Пауль!

Катержинка расплылась во влюбленной улыбке и свесилась с коня для поцелуя.

— Я тоже с тобой пойду. С орками драться! — горячо сказал парнишка.

— Нет, не пойдешь. — спокойно сказал я.

— Почему? — хором спросила парочка.

— Ну смотри. — начал я. — Во-первых, судя по тому, что в остроге из вас двоих служит Катержинка, ратному делу ты не обучен. Во-вторых, так она в бою будет думать не о деле, а о том, как тебя прикрыть.

Парень заметно приуныл.

— Как же я Каченьку свою оставлю…

— Пан теньент! — взмолилась моя спутница.

— Сиди дома. — отрезал я. — Катержинка защитит острожек, и любовь она же сбережет. Так больше шансов, что оба в живых останетесь.

Я резко отвернулся, давая понять, что разговор окончен, и пришпорил Леоцефала. Арбалетчица напоследок еще раз поцеловала своего милёнка и последовала за мной.

Обратно в острожек мы въехали уже на закате. Проведя большую часть дня в седле, я чувствовал заметную усталость, и, проезжая Надвратную башню, думал исключительно об обещанном Лайной отварчике для бодрости.

Девчата ужинали, готовился к заступлению первый ночной караул. Я тоже взял миску варева Солы и направился к составленным у плаца скамьям, где сама повариха аккомпанировала концерту Герты. Звонкоголосая алебардистка исполняла весьма поучительную солдатскую песню:

Пусть острой сталью враг разит,

Закован в латный панцирь —

Сбивай с коня, и, повалив,

Коли в лицо и в яйца! [1]