Древки, девки и дурацкий брод: Шесть жизней офицера Его Величества

— Ваша милость, это что же, ловушка? — застигнутый врасплох, я даже перешел обратно с фамильярных обращений на учтивые.

— Точно так. — ответила Риз, распуская свою небрежную косу. — Думал, ты один умеешь планировать наперёд? Это тебе за то, что секретничал до последнего.

В кабинете виконтессы было жарко: настолько, что немедленно не сбросить с себя кирасу и пурпуэн означало свариться в них живьём. Избавившись же от доспеха, я уже не смог бы совладать с желанием искупаться.

— Похоже, у меня нет выхода. — я пожал плечами. — Ты всё продумала.

— Теньент, ты играешь в кёнигшпиль? — неожиданно спросила Ристина, расстегивая поножи.

— Конечно, играю. — осторожно ответил я. — Но мне почему-то кажется, что ты не за этим меня позвала.

— Знаешь, есть там такое понятие — цугцванг. «Принуждение к ходу». Когда ты вынужден ходить так, как выгодно противнику.

— Да. — кивнул я, подходя ближе к виконтессе. — Только цугцванг бывает и обоюдным.

…Мокрые волосы Ристины разлились по постели расплавленным золотом, переливаясь в тусклом теплом свете камина, а ее дыхание и поцелуи обжигали мое лицо добела каленым благородным металлом. Виконтесса де Форн в близости оказалась неожиданно нежна. Конечно, в ее ласках был присущий рыцарю напор, но нетрудно было заметить, что аристократка устала постоянно командовать и покорять. В моих объятиях она будто искала бегства от собственного титула, родовой чести и сопровождавшего ее всю жизнь груза ответственности.

Пока златоволосая валькирия задыхалась от страсти, за окном-бойницей слышался стук сапог и тихие разговоры.

«Уже меняется караул», — подумал я. — «Как быстро летят мгновения счастья…»

Риз изо всех сил прижала меня к себе и сдавленно застонала мне на ухо. Я же снова вдыхал мягкий цветочный запах на её коже и волосах. Благослови Дева того, кто придумал принимать ванны с ароматными травами!

Выдохнув и чуть расслабившись, Ристина посмотрела на меня с улыбкой.

— Прости, Раймунд, у меня из головы дурацкая мысль не идет… Знаешь же афоризм про пику? Про бедняка на каждом конце?

Я кивнул.

— Так вот сейчас на каждом конце твоего ланса благородный дворянин. — прыснула девушка.

Если бы в тот миг меня не пьянили разом жар тела красивой женщины, лунная ночь, пролитая кровь врага, мимолетная воинская удача и счастье возвращения из боя невредимым, клянусь, я никогда не решился бы на ту чудовищную остроту, которую отпустил в ответ.

— Может статься, что и не просто дворянин, а виконт де Форн!

Я готов был поклясться, что в тот момент мое лицо приняло самое идиотское выражение за всю мою не столь долгую жизнь. Конечно же, меня вовсе не удивило, что Ристина сперва застыла, опешив, а потом влепила мне хлесткую пощечину.

— Наглец! По-вашему, так делают предложения?

— Ай. — сказал я, потирая щёку.

— Впрочем, я подумаю… — игриво протянула Риз.

…Когда мы утолили наше взаимное влечение, Ристина почти сразу заснула. Я легонько водил тыльной стороной ладони по изгибам ее спины, удивляясь контрасту шрамов от стрел и клинков с нежной девичьей кожей.

Отец когда-то давно посоветовал мне ловить моменты, в которые ты возлежишь с прекрасной девой на ложе, еще не остывшем от любви; по его словам, именно в эти минуты разум мужчины ясен и чист, как никогда.

Я, впрочем, за ясность рассудка поручиться не мог; пальцы мои скользили по стройной талии спящей воительницы, а в голове всё крутились её слова. «Цугцванг. Принуждение к ходу»…

Осознание сверкнуло в голове вспышкой молнии.

Черт возьми, орк не повернёт назад! Не попытается обойти острожек!

Он пойдет на приступ. Я сам заставил его это сделать.

Роившиеся мысли стремительно принимали правильную форму, точно солдаты занимали места в строю.

Мы сожгли его лагерь, уничтожили его припасы. Ему просто не хватит провизии и фуража, чтобы увести войско домой! Орочье городище далеко позади, богатые зерном и скотом деревни где-то впереди, за горизонтом, а перед глазами Бродовский острожек. С ничтожным гарнизоном и запасами продовольствия из расчета на месяц осады.

Орк пойдет в решительный приступ. Ему больше ничего не остается.

Я схватился за голову.

Но ведь глупость же! Дурость, самоубийство! Десятки убитых, раненые, обожженные, дезертиры, потеряшки — а такие непременно возникнут этой ночью. Сгорели боевые и осадные припасы. Лютоволки разбежались, наконец, я сам видел! Он же слаб. Идти на острожек безрассудно!

Я вспомнил, как мы с вождем зеленокожих встретились глазами во время ночного налёта. Вспомнил его взгляд.

Я щелкнул его по носу, вот в чем дело. Острожек из вопроса стратегии превратился в вопрос политики. Он знает, что слаб, он не хочет рисковать, но понимает: если он стерпит унижение, то потеряет всё. Авторитет, власть, последователей.

Штурмовать он будет с отчаянием загнанной в угол крысы. Один решительный приступ, на который поставит всё. И с достаточным упорством он имеет все шансы победить.

«Рота орков уничтожает гарнизон острожка и овладевает им.» — пришла в голову фраза из учебника тактики в боевых примерах. Я усмехнулся про себя.

Ясность осознания угрозы тревожит большинство людей, а мне почему-то помогла уснуть.

Примечания:

* * *

[1] Hie Landsknecht nehmt den Spiess zur Hand в оригинальном переводе автора с:

[2] читать Шевош о клер де люн

Жизнь шестая, финал

Проснулся я от настойчивого стука в дверь и доносившихся из-за нее голосов. Яркий солнечный свет, уже давно и надежно проникавший в комнату через бойницу, бликовал на волосах Ристины.

«Проспали подъем.» — подумал я. — «Позорище».

Прислушавшись, я разобрал голоса за дверью: Герта спорила с Инессой. Что ж, хотя бы штурм еще не начался.

— Да оставь ты в покое. — успокаивала рыжуха. — Зачем она тебе?

— Так ведь мужички пришли эти! Ополчение! Как же…

— Впускай. — предложила Герта. — Дорна ими займется.

— Там этот хронист с ними пришёл! — взволнованно ответила Инес. — С ними нельзя без благородных, а я господина теньента никак найти не могу. Пусть хоть Риз к ним выйдет!

— Да ну не… — начала алебардистка, но осадная мастерица ее перебила.

— Все! Ваша милость, я вхожу! Дело сроч…

Дверь распахнулась, и Инесса замерла на пороге, часто хлопая широко раскрытыми глазами. Шум всё-таки разбудил Ристину, и рыцарша недовольно повернулась к возмутительнице спокойствия. Из дверного проема высунулось и веснушчатое лицо Герты.