Древнее сказание

Вдруг вдали зашумело что-то… Раздался лошадиный топот… Воздух огласился каким-то криком… Не зверь ли, испуганный звуками, доносящимися от костров?… Но зверь бежит гораздо скорее, а этот топот подвигается медленно, осторожно… притихнет на время и снова раздается… Самбор различал среди этого шума звук копыт нескольких лошадей и говор многих людей. Не желая подвергаться опасности, он спрятался в кусты и стал со вниманием прислушиваться. Немного погодя, из глубины леса, подозрительно озираясь по сторонам, выехало несколько всадников. Слабый, мерцающий свет не позволил Самбору в подробностях разглядеть эту горсть людей. Впереди ехал верхом молодой, стройный мужчина, за ним следом двигались еще два всадника и несколько парней пешком. Время от времени они наклоняли головы, отстраняли мешавшие ветви и пристально вглядывались в видневшиеся вдали костры и в окружавшую их толпу.

— Нужно бы как-нибудь подобраться к ним, — заговорил один из всадников, — да и что ж удивительного похитить красавицу в Купалову ночь?… По доброй воле не отдают, надо брать силой!.. Лишь бы очутилась у меня на седле — эх, уж и не возвращу же я ее ни за что… Не догонят, не вырвут ее у меня… Жизнь положу, а не дам!.. Направо…

Не останавливаясь, они подвигались вперед. Через какое-то время всадники, а следом за ними и пешие, прошли мимо сдерживавшего дыхание Самбора. Всадники соскочили с коней и, ведя их в руках, выбирали такой путь, чтобы пройти никем не замеченными на поляну. Один из них раздвигал толстые ветви, останавливаясь на каждом шагу и зорко всматриваясь в темную глубь леса. Самбор осторожно выполз из-под кустов, проскользнул незаметно чащей и очень озабоченный появлением этих незнакомцев пустился бежать к своим. Эта несвоевременная торопливость и погубила его: едва он заметил, что за ним гонятся, как две сильные руки, словно железные тиски, схватили его за плечи. Сперва, однако, ему удалось вырваться; он бросился на своего противника, ударил его в грудь головой так крепко, что тот упал навзничь, но, падая, успел как-то ухватиться за Самбора, который вместе с ним и повалился на землю. Несмотря на все усилия вырваться из рук сбитого с ног врага, Самбор должен был признать себя побежденным; подоспевшие два парня так крепко сдавили его, что он чуть не задохся. Минуту спустя он лежал со скрученными руками и ногами, с завязанным ртом. Желавшие подойти незамеченными к пирующим бросили свою жертву: они боялись, чтобы к ней кто-либо не явился на помощь, и направились к лошадям.

Самбор остался один. Он слышал, как связавшие его удалялись в лес.

Напрасно метался он по земле, с нечеловеческими усилиями пробуя перервать веревки. Они оказались сильнее его. Самбор лежал, прислушиваясь к отдаленному гулу празднества. Ему казалось, что претерпеваемые им муки длятся уже целую вечность. Вдали свет огней потухал понемногу; заря занималась над его головой. С каждым мгновением становилось светлее. В кустах начали просыпаться птицы; пролетая над ним, они, словно любопытствуя, глядели на обезоруженного человека. Пара диких голубей уселась было невдалеке и сейчас же порхнула в лес; кукушка тоскливо закуковала, шурша пронеслась какая-то крупная птица, затем все смолкло.

Тишина воцарялась вместе со светом.

Только издали еще доносились песни расходившегося по домам народа. Солнышко, словно украдкой, заглянуло в лесную чащу, на городище никого уже не было.

Самбор с удвоенной энергией пустил в ход все мускулы тела, желая ослабить путы. Наконец, после долгих усилий, ему удалось освободить рот от повязки; затем с помощью острых зубов он перегрыз веревки на руках и ногах. Очутившись на свободе, он стремглав побежал к поляне. Городище имело пустынный вид, кое-где лишь дымились остатки костров, повсюду валялись черепки разбитой посуды, объедки и кучи черного угля. Справлявшие праздник Купалы разбрелись по домам. Самбор, весь в поту и измученный, вдруг как вкопанный замер на месте. За спиной у него послышался чей-то голос.

Невдалеке от места, где остановился Самбор, полусидела, полулежала на земле старая, престарая женщина. Все звали ее ведьмой Ярухой. Это была та самая, что в лесу советовала Диве не ходить на Купалу, сама же непременно хотела из первых попасть на веселый пир, как видно, недаром… Яруха, которой боялись все хозяйки, потому что она могла сглазить корову, заколдовать хлеб или воду — в ночь на Купалу изрядно-таки кутнула…

Никто не отказывал ей в напитках, заручиться бы только милостью ведьмы-старухи, да не вооружить против себя. Теперь она сидела, хмельная от выпитого за ночь вина, бормоча нараспев какие-то бессвязные речи. Увидя Самбора, она его окликнула.

— Эй, парень-паренек! Дай-ка мне руку, — говорила она. — Подойди же, дай руку!.. Небось, дурного тебе ничего не сделаю, сглазить — не сглажу, ни-ни… Еще, пожалуй, предоставлю такой травы, что все девки любить тебя будут… Руку мне дай, потому не могу с места подняться, а надо скорей уходить отсюда!..

Самбор взглянул на нее с состраданием.

— Хотя бы я и помог тебе с места встать, — сказал он старухе, — все равно, одной тебе будет трудно идти, мне же проводить недосуг, сам домой торопиться должен.

— Умничай уж еще… Дай лишь руку… Встать бы только, а ноги мои еще понесут старые кости… Парень ты, паренек…

Самбор подошел к ней и обеими руками приподнял старуху. Она едва на ногах держалась. Какими-то странными, затекшими кровью глазами оглядела Яруха Самбора.

— А почему, мой дружок, спал ты так долго, а? — обратилась она к парню с вопросом.

— Не спал я, матушка! Злые люди связали меня, я едва разорвал веревки… Яруха, скажи, дорогая, не произошло ли чего-либо здесь?

Старуха, покосясь на Самбора, лукаво улыбнулась.

— А чему бы здесь быть? Было то, что обыкновенно бывает в Купалову ночь… Купала, бог горячий, вдоволь расцеловал девок… а одну, что ни на есть самую раскрасавицу… Эх!

Яруха, махнув рукой, начала петь:

— Приехал красавец на лошадке, увез красную девицу, ой, красавец — увез красавицу… Ой, много было шуму!.. Купала!

— Которую? Кто? — закричал Самбор. Старуха смеялась и долго не отвечала.

— Эй, батрак… батрак! — начала она, погодя. — Тебе-то она полюбилась… хозяйская дочка!.. Посматривал ты на нее, все ведь я знаю… Гордая она была… умница — вишь ты!.. Все в венке ходить ей хотелось… А венок-то вода унесет с собой… вода… Увезли ее, увезли красавицу… Ведут ее во светлицу… Ха, ха!.. Вот тебе и девичье царствование!..

Старуха ударила в ладоши, Самбор ломал себе руки.

— А братья, а челядь… а наши все?…

— Разбили, поранили, схватили, увезли… На Купалу-то, новость это, что ли?… Да и что тут дурного?… Зачем гибнуть молодости?… Доман — богатый кмет… Женщин у него много, а жены ни одной… Она у него будет царицею… Ой, Купало! Купало!

Слова старухи, точно гром, поразили Самбора.

— Поделом ей! — начала она снова. — Не гордись своей красотою, да! Знаю я, знаю, чего ей хотелось… Хотелось красавице у огня в храме сидеть, чтобы люди ей в ноги кланялись, а она бы им ворожила… Вот что… Э!.. Э!.. Не тебе, красавица, такая судьба!.. А горшки-то на что, а прялка?… Пренебрегала свахами, ни один-то, вишь, не был ее достоин… Я ей еще вчера говорила: не ходи на Купалу… Пришел месяц, парень гладкий, ни крик, ни плач не помогут, с девкой сел он на коня… Увез красавицу в белую увез светлицу… Вот, что наделал Купала…

Яруха пела и прыгала по траве, хотя ноги ей плохо служили. Самбор с опущенной головой отошел от нее.

— Будь здоров, добрый парень, — кричала старуха ему вслед, — теперь я и одна пойду!.. А тебе за то, что дал ручку старухе, высватаю такую красавицу, что будешь век ее целовать…

Яруха, пошатываясь, двинулась в путь… Она напевала какие-то без малейшей связи слова, болтала сама с собой.

Самбор, сам того не замечая, приближался к дому старого Виша.

Когда он подошел к воротам, на дворе стояли все парни, заливаясь горючими слезами… В другом конце двора виднелись парни, в том числе, Людек. Людек был ранен в голову… Парни горячо о чем-то спорили, женщины плакали…

Все бросились навстречу Самбору, спрашивая, где он пропадал столько времени. Он рассказал им подробно, как и что с ним случилось; они в свою очередь сообщили Самбору, что на возвратном пути их домой напал на них Доман со своими людьми, и, несмотря на проклятия и слезы Дивы, ее увезли похитители. Людек, кинувшийся было защищать сестру, получил рану в голову; другим тоже досталось. Они до сих пор еще спорили о том, чья вина, что Диву не удалось отбить у похитителей. Людек хотел собрать всех своих работников и напасть на дом Домана, чтобы этим отомстить ему за нанесенную обиду; другие удерживали его, говоря, что по обычаю можно похищать девушек в жены, а раз увезенную никогда не следует отнимать силою. Пока длился спор, в воротах вдруг показалась — Дива!! Женщины крикнули в один голос и бросились ей навстречу.