Древнее сказание

— А здесь война! — вскричала княгиня. — О, дети мои, что теперь будет с вами!.. Хоть вы бы остались живы!.. Народ восстал… Буря близится…

Так горевала княгиня, Хвостек ворчал:

— Не посмеют!.. Пошумят, покричат, да ко мне же и придут, ну, и будет согласие… А потом тех, что первые подняли шум…

Хвостек выразительно указал на деревья, прибавив:

— На дубы!

В княжеских хоромах веселье мешалось с печалью. Все ежеминутно опасались нападения. Едва у кого на губах появлялась улыбка, как страх мгновенно сгонял ее прочь. Слуги, посланные разузнать, что делается за стенами замка, понуро возвращались к своему господину.

— Что нового? — спрашивал Хвостек.

— Что видели? — обращалась княгиня.

Смерды неизменно каждый раз отвечали:

— Только и слышны одни угрозы… Всюду к войне готовятся. Сбираются кметы, совещаются, а Мышки бегают от одной хижины к другой…

Около полудня вернулся другой посланец и повторил то же самое; вернувшийся вечером объявил, что ночью зажгут огни на холмах. Хвостек взбесился и принесшего эту весть велел бросить в темницу.

— Врет он, кметы его подкупили… Не посмеют они огней зажечь… а сделают это, велю и я разложить на башне костер, потому как я их не боюсь!

Княгиня упала к ногам своего мужа.

— Господин мой, князь милостивый! — умоляла она. — Отошли детей назад, пусть уезжают… Дать им лодку… Пусть уходят скорее… Пусть едут к деду… Кто знает, что здесь случится!?

Рыдая, она молила князя. Хвостек хмурился. Отъезд сыновей отложили до вечера.

Все стояли на башне и ждали минуты, когда окрестность озарится зловещими огнями. Хвостковы сыновья между тем шептались.

— Пусть будет война! — промолвил один из них. — Попросим отца и мать, они нас оставят, и досыта, напьемся мы крови кметов… Мы им покажем, как у саксонцев сражаться умеют!

Мрак между тем все гуще окутывал окрестные леса и озеро. Хвостек повторял беспрестанно:

— Плюгавая чернь!.. Не посмеют!..

Вдруг вспыхнуло небо: на нем показалось словно кровавое пятно… Вскоре оно исчезло… Взамен показался столб красного дыма, а вскоре и желтое пламя высоко запылало. То кметы зажгли свой первый костер…

Княгиня вздрогнула и закрыла глаза руками.

— Это просто пастушеский костер, — сказал князь, засмеявшись. Но сыновья в ту же минуту крикнули:

— О! Еще один, другой, третий…

На холмах и пригорках один за другим появлялись огни; красное зарево охватило все небо. Окрестность казалась залитой огнями. Хвостек сердито приказал:

— Зажечь костер! Пусть знают, что я их не испугался…

На вершине башни лежала заранее приготовленная куча лучин и сухого дерева; слуги ее подпалили. Хвостек улыбался. Княгиня молчала; потом, сделав рукой знак сыновьям, она начала спускаться вниз. Те следовали за нею.

Хвостек еще раз бросил взгляд на окрестность, плюнул с башни, словно бы на весь мир, и тоже начал спускаться.

В избе Брунгильда прохаживалась большими шагами взад и вперед.

— Дети не могут, не должны оставаться здесь… — говорила она. Хвостек как раз в это время входил в избу.

— Отчего б им и не остаться? — спросил он. — Хочется разве тебе, чтобы попали они в руки проклятой черни, убили чтоб их? Нет, они здесь более безопасны, чем за стенами замка!

Сыновья припали к материнским ногам, прося позволения остаться.

Рассердившись, княгиня топнула ногой.

— Нет, — сказала она, — нет! Еще сегодня спрашивала я ворожей, глядела на небо, все предвещает близость опасности… Никто не хотел верить, что кметы сегодня зажгут огни, а вот же зажгли их… Оправдается и все остальное… Я больше знаю… мы погибнем! Пусть же они остаются живы, чтобы было кому отомстить кметам…

Хвостек бесился, княгиня выходила из себя, они чуть было не подрались; князь, впрочем, отступил первый, опустил голову и проворчал сквозь зубы:

— Будь, что будет!

Княгиня велела сыновьям снаряжаться в дорогу. Мухе приказано было готовить лодку. Молодым людям пришлось сменить княжескую одежду на простую сермягу, а меч спрятать под нею. Оба горько плакали… Но решимость матери была непреклонна; волей-неволей приходилось повиноваться.

Хвостек молча прижал сыновей к груди.

— Пусть хоть до завтра побудут… — проговорил он.

— Нет, нет… ни одной минуты; завтра нас окружат со всех сторон…

Парни молчали. Недовольный Хвостек, глядя на них, ворчал себе что-то под нос.

Княгиня вышла и сейчас же вернулась с обвязанною каким-то тряпьем головою, в плаще из простого сукна, небрежно накинутом на плечи.

— Я провожу вас до того берега, — сказала она, — пока не сядете на коней, я буду с вами…

Она обоих поцеловала.

Хвостек молчал. В открытое окно повсюду виднелись огни.

— Видите, — проговорила Брунгильда, — это означает войну… Быть может, завтра она начнется… Замок будет обороняться… Возьмут его и дом — останется еще башня… Один, два, три месяца можно прожить в ней… Спешите к деду и возвращайтесь с помощью… скорее…

Она перевела дух.

— А если бы и нас, и башни уже не было… отмстите за смерть отца с матерью… не жалейте этого жалкого, змеиного племени!

Хвостек настаивал на своем.

— Они никогда столба не разрушат, — проговорил он. — Являйтесь с саксонцами, осаду мы выдержим…

Сыновья еще раз припали к ногам родителей и, следуя приказанию княгини, вышли из избы… Сейчас же у самой башни стояла лодка. Муха с другим сильным мужчиной сидели в ней. Брунгильда первая заняла место, за ней вскочили и сыновья. Хвостек стоял на берегу… Лодка отчалила…

Поздно вернулась княгиня… Глаза ее были заплаканы; расставаясь с детьми, она долго рыдала… Хвостек уже спал. Она же неподвижно просидела до самого утра. На следующий день, после первой обычной смены, часовой, стоявший на башне, доложил, что кругом царит тишина, ничего особенного не видно, не слышно…

Хвостек торжествовал.

— Не посмеют, — твердил он, — не посмеют…

И следующая ночь прошла спокойно. Часовой по-прежнему ничего не заметил. Вечер настал, тишина продолжалась. Княгиню пугало это затишье пред бурею; Хвостек повторял: не посмеют.

Вдруг часовой протрубил раз, другой, третий. Все поднялись на ноги. Слуги повыбежали из сараев… Работники собрались на двор… Смерды засуетились… У опушки леса вдали что-то чернело; огромная, бесформенная масса, медленно колыхаясь, направлялась к замку…

— Кметы прямо на нас идут! — кричали испуганные смерды.

Хвостек и жена его испугались. Лица их побледнели, стали такими же мертвенными, как трупы несчастных князей, которых еще недавно волокли из той же светлицы на двор. Князь велел налить себе меда, выпил и кубок швырнул далеко от себя.