Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии

Характер этих построек не оставляет сомнений. Это были специальные сооружения, куда помещались предварительно очищенные кости усопших, что позволяет их считать наусами-костехранилищами, типичными для определенной ступени развития зороастрийских религиозных представлений. То, что они были распространены в Северной Бактрии, достаточно широко подтверждает прочную связь основной массы бактрийского населения с зороастрийскими представлениями, в каком бы варианте они ни выступали. Древность этого обряда не вполне ясна, но состав монет, в одной из камер Тепаишах показывает, что во II–I вв. до н. э. он, видимо, уже был представлен (ср.: Литвинский Б.А., 1976а, с. 83). В этой связи нельзя не вспомнить неоднократно цитировавшееся сообщение Онесикрита о нравах древних бактрийцев. Это сообщение известно о передаче Страбона, в тексте «Географии» которого говорится о согдийцах и бактрийцах: «Людей, изнуренных старостью и болезнями, они бросали живыми собакам, нарочно содержимым для этого, которых на своем родном языке они называли „могильщиками“. Территория вне стен столицы бактрийцев имела чистый вид, тогда как большая часть пространства внутри стен была полна человеческих костей. Александр уничтожил этот обычай» (Strabo, XI, II, 3).

Многие исследователи считали, что в этом тексте явно сгущены краски (Tarn W.W., 1938, с. 115–116). Но скорее всего здесь вольно или невольно совмещены сведения о насильственной смерти престарелых членов племени, приводимые тем же Страбоном и для других народов, и обычай захоронения костей усопших в виде своего рода гекатомб после их предварительного очищения. У поздних наследников зороастрийского вероучения такое очищение производилось птицами и естественными факторами после помещения тела на специальное сооружение — дахму. Трудно сказать, использовались ли в древней Бактрии для этой цели собаки, но у Онесикрита, может быть, нашел искаженное отражение зороастрийский обычай подведения к только что усопшему собаки, лучше всего «четырехглазой» (т. е. с цветными пятнами под глазами), чтобы отогнать ведьму Друг Насу, которая будет стремиться овладеть трупом (Рапопорт Ю.А., 1971, с. 30).

Как бы то ни было, вполне вероятно, что установление бактрийского варианта погребальной обрядности было длительным процессом, восходящим не только ко времени походов Александра, но и к более раннему периоду. Э.В. Ртвеладзе высказывал мнение, что перекрывание трупоположений, встреченных в нижнем горизонте дальверзинского науса, слоем костей, очищенных по зороастрийскому обряду, отражает победу последнего обряда, по крайней мере, на какое-то время (Дальверзинтепе, с. 114). Скорее всего, в Северной Бактрии со сложным этническим составом ее населения, в среде которого к тому же были распространены различные религиозные верования и представления, могли длительное время сосуществовать различные погребальные обряды, что и нашло отражение в археологических материалах.

Религия. Религиозная ситуация в Бактрии была достаточно сложной. Издревле населенная племенами, говорившими на языках восточноиранской языковой группы, Бактрия была одной из стран, где получил значительное развитие зороастризм. По некоторым источникам, она даже считалась родиной создателя этой великой мировой религии — Зороастра, или Заратуштры. Разумеется, зороастрийские религиозные представления со временем претерпевали различные изменения (Тревер К.В., 1958а), но, судя по всему, местный, бактрийский, вариант зороастризма сохранялся здесь на протяжении всего рассматриваемого времени, хотя некоторые исследователи предпочитают осторожно говорить о древнеиранской религиозной системе или об «иранско-зороастрийской традиции» (Мухитдинов Х.Ю., 1973а, с. 32). На кушанских монетах, отражавших установку на широкую веротерпимость руководства столь обширного государства, неоднократно изображались такие божества зороастрийского круга, как Митра, Мах (лунное божество), бог ветра Вадо, бог огня Атшо. Имеются здесь и воспроизведения богини изобилия Ардохшо и местного бога Вахшу, бывшего, судя по всему, водным божеством, имя которого сохранилось в названии одного из притоков Амударьи — Вахша. Изображения именно этих божеств часто встречаются на медных монетах, находимых на поселениях Северной Бактрии, т. е. на выпусках, явно предназначавшихся для удовлетворения местных потребностей (Пугаченкова Г.А., 1974а, с. 127).

С греческой колонизацией получили в Бактрии популярность и различные божества эллинского пантеона. Так, в руинах Ай-Ханум, греческого города на Амударье, имеются надписи, посвященные Гермесу и Гераклу. Статуи Зевса, Посейдона, божественных близнецов Диоскуров нередко воспроизводились на монетах греко-бактрийских правителей. Со временем происходило слияние образов местных и греческих божеств, во всяком случае в иконографии, а возможно и семантически. Но еще на монетах Канишки среди многочисленных божественных персонажей имеются и три эллинских по происхождению — Гефест, Селена и Гелиос (Массон В.М., Ромодин В.А., 1964, с. 164). Наконец, в кушанское время широкое распространение на обоих берегах Амударьи получил буддизм, которому кушанские правители явно покровительствовали, хотя и не отдавали безусловного предпочтения перед прочими религиями. Возможно, проникновение буддизма в Бактрию началось еще во II–I вв. до н. э. (Литвинский Б.А., 1975, с. 193).

Искусство. Художественная культура Бактрии рассматриваемой эпохи отличалась большим богатством и разнообразием. Из числа достаточно хорошо представленных видов памятников этой культуры и происходящих к тому же с различных поселений отметим терракотовые статуэтки, монументальную скульптуру, живопись и ювелирные изделия. Пока нет терракот, с достоверностью относящихся к греко-бактрийскому времени, и в этом отношении показательно, что ни одной фигурки не было найдено и при раскопках городища Ай-Ханум. Но, начиная с юечжийского периода, образцы коропластики становятся весьма многочисленными и разнообразными (Мешкерис В.А., 1975). Часть из них, правда небольшая, связана с буддизмом и следует, хотя с некоторыми модификациями, каноническим образцам, разработанным в северо-западном Индостане. Такова изящная терракота бодисатвы, происходящая с Бараттепе (Пугаченкова Г.А., 1973а, с. 120). Более схематичная терракота была найдена в кушанских наслоениях Зартепе. Фигурки Будды известны по материалам Термеза (Мешкерис В.А., 1969). Весьма показательно, что терракота, воспроизводящая в высоком рельефе сидящего Будду, была найдена в позднекушанских слоях небольшого сельского поселка Аккурган (Пидаев Ш.Р., 1978, с. 73). Культовый характер этих образков не вызывает сомнении.

Вероятно, близким было и назначение большей части терракотовых статуэток, не имеющих отношения к буддизму и скорее всего связанных с местными народными верованиями бактрийского населения и вошедших в его состав кочевых племен. Таковы прежде всего фигурки женщин, различающиеся стилем и качеством изображения, но, как правило, обнаруживаемые во всех памятниках без исключения, будь то крупный городской центр или небольшая деревушка. Сами эти изображения весьма разнообразны и, возможно, воспроизводят разные божественные персонажи, но убедительная единая типология для всех терракот пока не разработана. Дробная типология предложена исследователями Дальверзина (см. Дальверзинтепе, с. 161 и сл.). Для раннего времени выделяется тип стоящей обнаженной женщины с вытянутыми вдоль тела руками, встреченный на ряде памятников (Пугаченкова Г.А., 1966б, с. 219–221; 1973а, с. 105–106; Дальверзинтепе, с. 161). Фигурки застыли неподвижно, нагота иногда нарушена опоясками и браслетами. В собственно кушанский период статуэтки этого типа, судя по всему, не изготовлялись. К сравнительно раннему времени относится тип стоящей женской фигуры в тяжелой одежде, веерообразно расходящейся у подола, с руками, сложенными под грудью, и с зеркалом в одной руке. Представленный массовыми материалами из Саксанохура (Мухитдинов Х.Ю., 1973а, б), этот тип, возможно, воспроизводит какой-то вариант образа женского божества, популярный в среде жителей северо-восточной Бактрии. В Дальверзине и на соседних памятниках вырабатывается иной канон сидящей женщины в годах с тяжелым лицом, в плотных одеждах (Дальверзинтепе, с. 162, рис. 113, 5–8, 16, 18; Пугаченкова Г.А., 1973а, с. 107). Некоторые фигурки выполнены с уверенным мастерством, напоминая миниатюрные копии крупных каменных статуй. Как правило, сидящее божество держит у груди неясный предмет. Одновременно были распространены и терракоты, воспроизводящие стоящих женщин в плотных тяжелых одеждах, ниспадающих многочисленными складками. Они встречаются во всех районах Северной Бактрии, различаясь характером предметов, не всегда, к сожалению, достаточно понятых, которые они держат в руке. В Саксанохуре — это сосуд в одной руке и инвеститурное кольцо или венок в другой (Мухитдинов Х.Ю.. 1973а, с. 19), на Мирзакултепе — трилистник (Пидаев Ш.Р., 1978, с. 43).

Головки женских статуэток, часто находимые отдельно от самих фигурок, довольно отчетливо передают лица двух типов: одни с утяжеленным овалом лица, имеющего правильные черты и прямой разрез глаз. Как правило, эти головки увенчаны высоким головным убором типа кокошника. Головки второго типа имеют подквадратное скуластое лицо с резким скосом бровей, волосы у них охвачены начельной лентой. Г.А. Пугаченкова допускает, что здесь подразумевалась передача двух этнических типов: в первом случае «бактрийского», в другом — «сако-юечжийского» (Дальверзинтепе, с. 219). Затруднительно конкретизировать персонификацию различных божеств, воплощавшихся в терракотовых статуэтках. На кушанских монетах чаще других изображались три женских божества: Ордохшо, богиня плодородия и изобилия с рогом в руках, Ника и Хванинда. Однако прямой корреляции между этими изображениями, возможно, воспроизводящими своего рода официальные монументальные скульптуры, и массовой, народной терракотой нет.

Реже встречаются терракотовые статуэтки, изображающие мужчин. Среди них имеются и сравнительно редкие нагие персонажи, возможно связанные с обрядами и представлениями местного дионисизма (Дальверзинтепе, с. 219). Но более обычны уплощенные фигурки, изображающие стоящих мужчин в поколенном кафтане с оторочкой, переданной декоративной отделкой, перехваченным поясом, и в шароварах, заправленных в мягкие сапоги. Находка статуэтки подобного типа в нижних слоях шурфа, заложенного в Старом Термезе (Козловский В.А., Некрасова Е.Г., 1976, с. 33, рис. 2, 5), показывает, что этот тип терракот появился сравнительно рано, видимо, еще во II–I вв. до н. э. Эти фигурки, как правило, в одной руке держат сосуд, а в другой, как это видно по образцам из Айртама, иногда ветвь (Тургунов Б., 1973, с. 75, рис. 23, 2). Одежды этих мужских персонажей характерны для кушанской знати в той мере, в какой они известны по памятникам монументальной скульптуры.

Большим схематизмом отличаются фигурки, использовавшиеся как всадники на терракотовых же статуэтках лошадей. Впрочем, и здесь встречаются художественно выполненные образцы (Литвинский Б.А., Мухитдинов Х.Ю., 1969, с. 168, рис. 6). По ним видно, что всадник носит глухой кафтан и остроконечный головной убор, типичный для кочевых племен. Вполне вероятно, что распространение этих статуэток было стимулировано инфильтрацией в Бактрию сако-юечжийских племен и их постепенным проникновением в среду городского населения, что, кстати, отмечается и по данным антропологии (Ходжайов Т.К., 1980, с. 157–158). Встречаются статуэтки коней, на которых следы прикрепления всадников отсутствуют и которые, возможно, представляют собой вотивные фигурки, связанные с культом коня, столь популярного в мире степняков. Показательно, что эти статуэтки остаются в широком обиходе вплоть до позднекушанского времени, как об этом свидетельствуют раскопки верхних слоев Аккургана (Пидаев Ш.Р., 1978, с. 75, рис. 24; Валиев А., Кошеленко Г., 1976, с. 95) и Зартепе.

Имеются и более редкие терракоты, как, например, изображение нагого юноши, борющегося со змеями, которое Г.А. Пугаченкова склонна рассматривать как воспроизведение персонажа древнеиранской мифологии Зохака (Пугаченкова Г.А., 1973а, с. 118). Разнообразны статуэтки музыкантш, играющих либо на арфе, либо на «короткой лютне», характерной, судя по этим изображениям, именно для бактрийской среды (Дальверзинтепе, с. 168). В стилистическом отношении ранние терракоты отчетливо следуют эллинистическим традициям в приверженности к круглообъемной лепке, мягкой драпировке одежды. Затем предпочтение отдается фронтальному, иератическому стилю, складки одежд застыло неподвижны, так же как и черты лица, размеры головы непомерно велики по сравнению с туловищем. На позднекушанском этапе все более ощущается эта диспропорция форм, которая теперь сопровождается тяжеловесностью и всевозрастающим схематизмом. Разумеется, такова лишь общая тенденция развития, в рамках которой встречаются экземпляры, выполненные с разной степенью художественности и мастерства.