Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии

Значение Афрасиаба для решения больших исторических вопросов по достоинству оценил В.В. Бартольд. Он даже проводил здесь раскопки в 1904 г. Многолетние (1905–1930 гг., с перерывами) раскопки В.Л. Вяткина на Афрасиабе долгое время оставляли его в убеждении о незначительной древности города (Вяткин В.Л., 1927, с. 4). В 30-е годы благодаря энергии И.А. Сухарева при участии Г.В. Григорьева предпринимались разведывательные поездки на памятники в округе Самарканда со сбором материала, фотографированием, глазомерными съемками и картографированием. Обследовались остатки древней стены городской округи — Дивари-Кылмат. Правда, материалов, относящихся к ранним периодам, собрано было немного, и выделить древние памятники не удалось. Важную роль сыграли работы Г.В. Григорьева на городище Тали-Барзу (в 12 км от Самарканда), проведенные в 1936–1939 гг. Время существования древнейшего слоя городища Г.В. Григорьев определил концом первой половины I тысячелетия до н. э. Кроме того, было выделено еще пять слоев, три из которых датировались пределами I тысячелетия до н. э. (Григорьев Г.В., 1940, с. 88–95). Очень скоро выяснилось, что Г.В. Григорьев неправильно датировал ранние слои, однако сам процесс пересмотра датировок сыграл большую роль в понимании характера культуры древнего Согда [55] .

55

Ошибочность хронологии Тали-Барзу отмечал С.П. Толстов (Толстов С.П., 1948а, с. 86), А.И. Тереножкин два ранних слоя (ТБ II и III) отнес к I–IV вв. н. э. (Тереножкин А.И., 1950б, с. 156–161). В дальнейшем и эти даты были пересмотрены. Сейчас нижний рубеж Тали-Барзу определяется IV в. н. э. (Шишкина Г.В., 1969, с. 5, 13, 14) или — не ранее второй половины III в. н. э. (Ставиский Б.Я., 1967, с. 22–28).

В 1940 г. во время археологического наблюдения за строительством Каттакурганского водохранилища был собран значительный материал для археологической карты не исследованной ранее части долины Зарафшана (Шишкин В.А., 1969 а, с. 115 сл.).

С 1945 г. начинается новый этап в изучении городища Афрасиаб и вообще древнего Согда (Шишкин В.А., 1969б). В этом году была создана Самаркандская археологическая база, руководителем которой стал А.И. Тереножкин. Несмотря на крайнюю ограниченность средств, А.И. Тереножкин сумел собрать (главным образом путем зачисток стенок оврагов, промоин и т. д.) большой и разнообразный археологический материал, а также сумел привести его в систему и построить на его основе периодизацию древнего и средневекового Самарканда, вычленив ряд стратиграфических комплексов (Тереножкин А.И., 1947а; 1950б). Некоторые ошибки археологического и исторического характера объяснялись ограниченностью масштабов археологических работ. В частности, не подтвердился его вывод об упадке Самарканда в первые века н. э. Напротив, на это время приходится один из периодов процветания города. Некоторые выводы А.И. Тереножкина были в сущности догадками, не подкрепленными имевшимся в то время материалом: например, вывод о значительных размерах раннего города (219 га). Только после раскопок 1974–1977 гг. этот вопрос был решен окончательно. В 1950 г. появилась статья М.Е. Массона, посвященная периодизации истории Самарканда (Массон М.Е., 1950а). Подвергая критике ряд положений А.И. Тереножкина, автор в то же время высказал убеждение в глубокой древности города и обратил внимание на существование стены городской округи (Дивари Кундалянг). М.Е. Массон сопоставил ее с упомянутой античными авторами, описывавшими поход Александра Македонского, внешней стеной Мараканды длиной 70 стадиев.

В 1958 г. была организована Афрасиабская археологическая экспедиция (руководители: 1958–1966 гг. — В.А. Шишкин, 1967–1970 гг. — Я.Г. Гулямов, с 1971 г. — Ш. Ташходжаев, с 1977 г. — Г.В. Шишкина). На первых порах сказались трудности изучения городища древнего Самарканда. Нарушенность (вплоть до полного уничтожения) ранних слоев в процессе интенсивной городской жизни привела к скептицизму относительно ранних дат становления города и его первоначальных размеров (Шишкин В.А., 1961), а ошибочная интерпретация фортификационных сооружений давала повод сомневаться в определении поселения первых веков до н. э. на Афрасиабе как города (Пачос М.К., 1966). Только в 70-е годы новые обширные материалы подтвердили сформулированную еще в 40-е годы гипотезу А.И. Тереножкина. Археологические исследования 70-х годов привели к открытию на Афрасиабе древнейшего поселения — предшественника города Самарканда, ранних укреплений его, большого вещественного материала, охватывающего всю древнюю эпоху существования города (Афрасиаб, вып. II; Афрасиаб, вып. III; К исторической топографии…).

Начиная с 50-х годов проводились археологические исследования и в различных районах Самаркандского Согда. В частности, исследовалось Кулдортепе (в 35 км на юго-восток от Самарканда). Здесь были обнаружены находки раннего времени, перемещенные в средневековые слои. Б.Я. Ставиский датирует их первыми веками н. э. (Ставиский Б.Я., 1960), хотя, несомненно, что среди них есть вещи и последних веков до н. э. Исследования разведывательных отрядов Афрасиабской экспедиции (начиная о 1958 г.) дали больше материалов для истории средневекового Согда, чем древнего. Тем не менее, в разных частях долины выявлено значительное число пунктов, обжитых в последние века до н. э. — первые века н. э. В эти же годы проводились исследования и ирригационной системы Согда (Мухамеджанов А.Р., 1975).

История изучения южного, Кашкадарьинского, Согда еще короче, чем история изучения Самаркандского. До революции он почти не привлекал к себе внимания археологов и историков, что в значительной мере объясняется тем, что он входил в состав Бухарского ханства (Кабанов С.К., 1977, с. 7, сл.). Многочисленные руины только иногда отмечались проезжавшими по служебным делам чиновниками и специалистами. В первые годы после установления Советской власти этот район также почти не был затронут археологическими раскопками. Первые археологические разведки здесь были осуществлены в 1946–1948 гг. С.К. Кабановым, А.И. Тереножкиным и Л.И. Альбаумом (Кабанов С.К., 1977, с. 8). В дальнейшем археологические работы здесь проводились в связи со строительством Иски-Ангорского канала и Чимкурганского водохранилища (Кабанов С.К., 1957; 1959б). Особенно активно стали проводиться археологические работы в Кашкадарье начиная с 1960-х годов. Здесь в 1965–1966 гг. работала Кешская археолого-топографическая экспедиция ТашГУ под руководством М.Е. Массона, проводившая главным образом разведки (Массон М.Е., 1973в), активно изучались сельские поселения (Кабанов С.К., 1977; 1981), крупные города исследовались Кашкадарьинской экспедицией Института археологии АН Узбекской ССР под руководством Р.Х. Сулейманова. Особенно активно изучается крупнейшее городище южного Согда — Еркурган, где раскапываются храм, квартал ремесленников-керамистов, укрепления. На основе работ этого отряда была создана стратиграфическая шкала керамических материалов Кашкадарьинского Согда (Исамиддинов М.Х., 1978; 1979).

Также в общем сравнительно коротка история изучения и Бухарского Согда. Первые сообщения о памятниках Бухарского оазиса относятся еще к первой половине XIX в. После 1868 г., когда бухарский эмир был вынужден признать себя вассалом России, территория оазиса стала более доступна для исследователей, но и тогда для изучения памятников рассматриваемой эпохи практически ничего не было сделано. Единственными исключениями, пожалуй, были работы военного топографа Н.Ф. Ситняковского и Л.А. Зимина. Н.Ф. Ситняковский дал ценное описание ирригационной системы оазиса, изучавшего остатки стены Кампирдивал (Кампирак), окружавшей в древности оазис, и произведшего небольшие по масштабам раскопки в ряде мест (подробнее см.: Шишкин В.А., 1963, с. 13, сл.). Л.А. Зимин в 1913–1915 гг. совершил несколько рекогносцировочных поездок по Бухарскому оазису, главным образом по восточным и западным окраинам (Шишкин В.А., 1963, с. 15).

Первой значительной работой советских археологов в оазисе была разведочная экспедиция Государственного Эрмитажа и Узкомстариса под руководством А.Ю. Якубовского в 1934 г. (Якубовский А.Ю., 1940). Для рассматриваемой в данном томе исторической эпохи, впрочем, экспедиция сделала сравнительно немного (Шишкин В.А., 1963, с. 10). Исследование стены Кампирдивал в 1934–1935 гг. проводил В.А. Шишкин. Им тогда же был открыт ряд памятников, в том числе и ныне знаменитый — Варахша (Шишкин В.А., 1963, с. 16). Несколько позднее было проведено разведочное обследование ряда памятников античного времени к западу от Варахши — Баштепинская группа памятников (Шишкин В.А., 1956; 1963, с. 139 сл.; Жуков В.Д., 1956а), а также начаты раскопки на Варахше (Шишкин В.А., 1963).

После Великой Отечественной войны возобновилось исследование Варахши, продолжавшееся до 1954 г. (Шишкин В.А., 1963), проводились раскопки на ряде памятников, таких, как Кызылкыр (Нильсен В.А., 1959). Очень важную роль сыграли исследования древней ирригационной сети оазиса (Мухамеджанов А.Р., 1978). Одновременно проводились раскопки на ряде античных памятников Бухарского оазиса. Особенно важную роль сыграли стратиграфические раскопки на городище Ромиш (Сулейманов Р.Х., Ураков Б., 1977; Ураков Б., 1982), позволившие создать стратиграфическую шкалу керамики Бухарского оазиса. Для исследования кочевников, обитавших на окраинах Бухарского оазиса, много сделано О.В. Обельченко (Обельченко О.В., 1956).

Основой хронологии и периодизации культуры Самаркандского Согда служит схема, разработанная А.И. Тереножкиным в 40-е годы и опубликованная в 1950 г. (Тереножкин А.И., 1950). Относительная хронология сложилась в результате наблюдений над стратиграфией Афрасиаба, абсолютные даты определялись с помощью сопоставления с иными комплексами (чаще всего территориально удаленными). Относительная хронология слоев, предложенная А.И. Тереножкиным, в сущности с того времени не изменилась. Абсолютная хронология уточнялась по мере накопления материалов (как с Афрасиаба, так иных, привлекаемых для сравнения). Особенно важным было изучение наконечников стрел, датируемых комплексами скифо-сарматского мира. Гораздо более серьезным модификациям должна быть подвергнута та часть периодизации, которая связана с историческими, культурными и этническими изменениями в Согде. И схему А.И. Тереножкина и последующие попытки ее исправить (Кабанов С.К., 1969, с. 194) вряд ли можно признать удачными. Из этой схемы можно взять определение только некоторых периодов («эллинистический», например), в то же время определение других периодов оказывается (в свете новых материалов) либо сомнительным (например, «древнесогдийский» — VI–IV вв. до н. э. или «позднесогдийский» — V–VII вв. н. э.), либо вообще неоправданным (например, «кангюй-кушанский»).

* Объекты самой первой стадии железного века еще не выявлены, но поскольку их наличие более чем вероятно, то для них в схеме оставлено свободное место.

** Результаты самых последних работ заставляют думать, что, возможно, и на территории Афрасиаба в это время уже возникло поселение. См.: Туребеков М., 1981.

На современном уровне наших знаний, видимо, более обоснованной будет периодизация, независимая от исторических интерпретаций, но способная облегчить объективное раскрытие смысла исторических процессов.

Сравнительно недавно была разработана (на базе главным образом изучения керамики из стратиграфических шурфов) стратиграфическая колонка для Бухарского Согда (Ураков Б., 1982) [56] .

Также совсем недавно была составлена стратиграфическая шкала для Южного Согда (Исамеддинов М.Х., 1978; 1979), основанная на материалах Еркургана. Эта шкала достаточно точно отражает состояние разработанной проблемы. Ее автор отказывается от точных хронологических определений первых (Ер I–III), отмечая только, что грань между периодами Ер II и Ер III приходится на IV в. до н. э. Кроме того, им отмечается невозможность в настоящее время четко определить границы внутри позднеантичного периода (период Ер VI, комплексы В, Г и Д).

56

В более ранней предварительной публикации (Сулейманов Р.Х., Ураков Б., 1977) этот же материал был расчленен и датирован несколько по-иному.