Древний Рим

Страшное это было время. Хотя все эти годы и заседал сенат, и созывались народные собрания, и производились выборы должностных лиц, но на самом деле республика перестала существовать и государством, опираясь на своих солдат, правил Сулла. Однако сулланские порядки просуществовали в Риме недолго, Квинт уже было совсем собрался ехать в Испанию, куда бежали многие противники Суллы, но однажды было объявлено о созыве народного собрания. Хотя Квинт, как и многие другие граждане, не очень — то любил теперь посещать собрания, на этот раз он на него отправился. И вот, когда все собрались, Сулла взял слово. Он заявил собравшимся, что слагает с себя все свои полномочия и уходит в частную жизнь. Тут же он предложил любому из присутствующих потребовать от него отчёта. Граждане, поражённые неожиданностью, молчали. Тогда Сулла сошёл с трибуны и молча, пешком, в сопровождении нескольких друзей, направился в свой дом.

Вскоре стало известно, что он уехал из Рима в своё поместье. Через год после этого Сулла умер от какой — то страшной накожной болезни.

— Видимо, отказываясь от власти, — сказал, заканчивая свой рассказ, старый Квинт, — Сулла был уже тяжело болен.

Спартак

Если бы приблизительно две тысячи лет назад жарким летним утром мы очутились на дороге, ведущей в один из городов Южной Италии, то увидели бы человека огромного роста, который отдыхал, присев на скамейку в тени высокого памятника. Утомлённый путник облизывал растрескавшиеся губы, тщетно смотря по сторонам в поисках какого — нибудь источника.

Его внимание привлёк невысокий курчавый мальчик, с трудом тащивший большой кувшин, перекладывая его из руки в руку.

— Подойди сюда, сын мой! — окликнул его путник. — Я известный волшебник. Сейчас тебе легче станет нести кувшин. Дай его на минуту мне в руки. Стой здесь!

С этими словами путник взял у удивлённого малыша кувшин, зашёл с ним за памятник и, припав губами к горлышку, стал жадно пить вкусную родниковую воду. Оправившись от неожиданности, мальчик последовал за «волшебником».

— Это нечестно! — закричал он. — Ведь я тащу эту воду издалека.

— Ничего, в жизни бывает много более страшного, чем тащить по жаре тяжёлый кувшин, — утешил его прохожий. — Посмотри наверх, на фигуры на этом памятнике. Понимаешь ли ты, что здесь изображено?

— Конечно, — отвечал мальчик, — это гладиаторские бои. Этот памятник поставили человеку, устроившему для горожан бой, в котором участвовали двадцать пар гладиаторов. Все наши мальчики хотят стать гладиаторами, когда вырастут.

— Мало же вы понимаете, что это за труд, — грустно сказал путник. — Скажи, что, по — твоему, делает этот человек с большим щитом, коротким мечом и в сетке?

— Он готовится убить голого человека, обороняющегося от него, трезубцем, — охотно отвечал мальчик.

— Сразу видно, что ты никогда не бывал в амфитеатре. На этом изображении победу одерживает как раз вооружённый трезубцем гладиатор — ретирарий. Ретиарий вступает в бой голый, вооружённый только трезубцем и сетью. Необычайная ловкость и умение требуются, чтобы запутать этой сетью хорошо защищённого и вооружённого противника и добить его тяжёлым и неудобным трезубцем. Римляне подобрали такое оружие, чтобы вернее могли насладиться зрелищем мучений и крови гладиаторов.

— Но ведь другие гладиаторы защищены с ног до головы! — перебил его мальчик.

— Вооружение гладиаторов только по виду напоминает солдатское. Вот самнит, здесь изображён фракиец, здесь галл. Шлемы их украшены различными изображениями. У галла — противника ретиария — на шлеме рыбка — мирмилл, почему этих гладиаторов и называют мирмиллонами. Но, в отличие от солдат, у гладиаторов нет панцырей. Грудь и спина открыты. Гладиатор прикрывается только щитом; если противник ранит его в оголённую левую руку, щит вываливается и смерть неизбежна.

— Откуда ты так хорошо знаком с жизнью гладиаторов? — спросил увлечённый объяснением мальчик.

Но путник не отвечал. Он напряжённо смотрел на приближавшихся к ним четырёх человек. Двое из них были римские легионеры в полном вооружении. Их вёл толстый человек с лицом, покрытым шрамами. Четвёртый держался сзади. Мальчик, схватив кувшин, опрометью бросился навстречу последнему.

— Я только на минуту остановился у дороги, — залепетал он. — Кувшин такой тяжёлый.

— Ты вечно болтаешь со всякими бродягами, — раздражённо прикрикнул тот, сопровождая свои слова сильным подзатыльником. — Иди, куда тебе приказано!

Мальчик убежал. В это время толстый человек, покрытый шрамами, вплотную подошёл к путнику и вдруг остановился.

— Давненько мы не встречались с тобой, Публипор, — сказал он, зловеще усмехаясь. — Надеюсь, ты не забыл меня?

— Нет, я хорошо помню тебя, Лентулл Батиат, — медленно отвечал путник. — Кто из нас, гладиаторов, забудет тебя, обрекавшего купленных тобой людей на позорную смерть на арене? Во всей Капуе не было мясника — ланисты (ланистами в древней Италии называли содержателей гладиаторских школ, это слово происходит от латинского слова, означающего «мясник»), отправившего на тот свет больше чем ты ни в чём неповинных людей.

Содержатель гладиаторской школы побагровел.

— Довольно болтать! Возьмите его! — крикнул он солдатам. — Это беглый гладиатор, о котором я вам говорил. Я сразу узнал его, увидав на дороге.

* * *

— Воды! — раздался слабый крик из угла темного подвала. Громкий храп, доносившийся из — за дверей, был единственным ответом на эту просьбу. Крик повторился. За дверью послышался шорох, скрип отодвигаемого засова — и маленькая фигурка с кувшином в руке появилась на пороге.

Мерцающий свет лучины упал на человека, сидящего на корточках. На шее у него было металлическое кольцо, вделанное в длинную доску, прикреплённую к стене подвала. Прикованный к этой доске человек не мог лежать, так как голова его была подтянута кверху, а низко расположенная доска не позволяла встать во весь рост. На доске было ещё девять колец, но к ним сегодня никто не был прикован.

— Второй раз сегодня ты появляешься утолить мою жажду, — сказал пленник. — Как ты очутился здесь?

Мальчик вздрогнул. В прикованном человеке он с удивлением узнал путника, который повстречался ему утром на дороге.

— Я раб Корнелия Прима — сторожа этой тюрьмы, — ответил он, наконец. — Хозяин продал мою мать Лариссу в Рим, потому что она умела хорошо танцевать и играть на флейте. Один знатный проезжий предложил за нее хорошие деньги. Меня же, как ни умоляла мать, Корнелий оставил здесь помогать ему сторожить заключённых. Вон как он храпит, пьяница! — с ненавистью сказал мальчик, передавая кувшин пленнику.