Древний Рим

Против входа в атрий за тяжелыми занавесями был виден кабинет хозяина дома. Человек высокого роста, в лёгкой белоснежной тунике без пояса, вдоль которой была нашита узкая пурпурная полоса (узкая полоса на тунике — признак всаднического сословия, широкая полоса — признак сенаторов), беспокойно ходил по комнате. Это был знаменитый поэт Овидий. На вид ему было немного более пятидесяти лет. Волосы его уже начали серебриться. На лбу обозначились глубокие морщины. Лихорадочный блеск в глазах выдавал его сильное волнение.

Ещё недавно Овидий был одним из самых счастливых жителей Рима. Слава его как поэта возрастала с каждым годом. Юноши учили наизусть его звонкие, жизнерадостные стихи. Знатные сановники Рима старались пригласить его в гости. У Овидия было много добрых знакомых и верных друзей. Он сблизился даже с самим императором, и вместе с женой своей Фабией не раз бывал во дворце Октавиана.

И вдруг, как гром среди ясного неба, пришёл приказ императора: немедленно выслать поэта из Рима в Скифию, в далёкий город Томы без права возвращения в Рим.

Дом Овидия сразу опустел. Все знакомые от него отступились, перестали с ним видеться. Только два самых преданных друга вечером осторожно пробрались в дом Овидия, попрощались с ним навсегда и поспешно ушли, опасаясь, что Октавиан узнает об их посещении.

Овидий думал сейчас о том, что он не сможет повидать перед отъездом любимую дочь и своих маленьких внуков: они жили в то время в далёкой Ливии. Он представил себе, как тягостна будет разлука с женой. Даже в эту мрачную минуту раздумья мысли Овидия, как всегда, непроизвольно стали выстраиваться в звучные строчки стихов, обращённых к жене:

Ты грустна? Больно мне, что тебе причиняю я горе!

Плачь над моею судьбой! Слеза облегчает страданье!

Горе мне, если теперь ты стыдишься моей быть женою,

Если супругою, ссыльного стыдно тебе уже быть!

Овидий подошёл к письменному столу, где грудами лежали рукописи его стихов — папирусные свитки, пергамента из самой тонкой кожи, маленькие деревянные дощечки, натёртые воском. Он взял в руки несколько толстых папирусных свитков. Это была поэма «Метаморфозы», что в переводе значит «Превращения». Сколько упорного труда было вложено в двенадцать тысяч строк его любимой поэмы! Он знал, что «Метаморфозы» останутся лучшей книгой из всех, сочинённых им ранее, и из тех, которые он ещё сочинит. Недаром в заключении поэмы Овидий писал:

«Я закончил свой труд, который не смогут уничтожить ни гнев Юпитера, ни огонь, ни железо, ни всё пожирающее время… Я вознесусь выше звёзд, стихи мои будет народ читать всюду, где распространяется римская власть над покорёнными землями…»

Овидий быстро стал разворачивать свитки любимой поэмы. Здесь было собрано более двухсот греческих и римских мифов о различных чудесных превращениях. Боги, герои и смертные люди сказочным образом превращались в деревья и цветы, в камни и звёзды.

После первого превращения из хаоса, из беспорядка возник цветущий мир. Невспаханная земля сама приносила плоды и колосья. Реки текли молоком, а с зелёного дуба сочился жёлтый мёд. Вечно царила весна. Люди жили счастливо и спокойно, не зная войны. Это был «золотой век» человечества.

Затем мир попал под власть Юпитера — царя всех богов. Юпитер разделил год на четыре части: весну, лето, осень и зиму. Люди стали прятаться от холода в пещерах, стали строить дома и добывать себе хлеб тяжёлым трудом. Этот «серебряный век» был гораздо хуже золотого. Но ещё более жестоким оказался «медный век», когда начались беспрерывные войны.

После «медного века» наступил самый страшный — «железный век». Земля раньше принадлежала всем одинаково, как воздух и лучи солнца. Теперь она была разделена на маленькие участки. Люди проникли в недра земли. Они стали там добывать твёрдое железо и пагубное золото. В борьбе за богатство начались войны и преступления. Исчезли честность и стыд, родились обман и коварство, насилие и грабежи…

Дальше Овидий рассказывает много мифов, легенд и сказаний. Герои «Метаморфоз» были больше похожи на живых людей, чем на сказочных богов. В поэме можно было найти то грустные, то весёлые, то страшные, то смешные картины из жизни современного Рима. Овидий всё это описывает легко и увлекательно, пестро и разнообразно.

Вот великан Атлант превращается в гору. Борода его и волосы — это леса, плечи и руки — горные хребты, а кости его — камни.

Сказочный поэт Орфей спустился в подземное царство. Он не мог жить на земле без любимой жены Евридики, которая умерла от укуса змеи. Орфей так хорошо пел в царстве мёртвых, что ему разрешили вернуть Евридику к жизни, но при одном условии. Он должен был не глядеть на неё, пока они не выйдут из подземного царства на землю. Но у самого края земли Орфей не удержался, повернулся, взглянул на жену и… Евридика исчезла.

Красивый юноша Нарцисс слишком долго смотрел на своё отражение в воде, не мог оторваться от берега и совсем прирос к земле, превратившись в цветок. А прекрасная нимфа Эхо, которая полюбила Нарцисса, так горевал а, так чахла и сохла, что исчезла совсем — от неё остался один только голос.

Овидий долго перечитывает свои «Метаморфозы», останавливается, задумывается и снова читает. Почти не заглядывая в свиток, он читает наизусть самую любимую свою сказку о смелом желании человека научиться летать, о том, как искусный мастер Дедал сделал крылья из перьев себе и сыну Икару. Научив его править крыльями, он велел Икару лететь рядом с ним:

Будь мне послушен Икар, коль ниже свой путь ты направишь,

Крылья вода отягчит; коль выше, — огонь обожжёт их.

Но Икар отца не послушался. Он возгордился, что умеет летать, и помчался всё выше — к палящему солнцу. От лучей солнца растопился воск, скреплявший перья. Лишённый крыльев, юноша упал в море и утонул. С тех пор это море стали называть Икарийским морем…

Перечитывая знакомые строки, Овидий на время забыл о своём неожиданном горе. Но вот глаза его остановились на имени Августа. Император отнял теперь у него всё — родину и семью, славу и поэзию.

Овидий знал, что Октавиан никогда его не любил, хотя и бывал с ним любезен. Человек жестокий, но умный и хитрый, император, конечно, знал, что втайне Овидий недоволен его правлением. В одном из ранних стихотворений Овидий прозрачно намекал, что император безвинно осудил и довёл до самоубийства талантливого поэта Галла. Но Овидий никогда не решался открыто выступать против Октавиана. Напротив, в последних произведениях он всячески стремился угодить императору. Теперь Овидий с досадой вспоминал, сколько неискренних слов написал он в «Метаморфозах», стараясь польстить Октавиану.

Овидий быстрыми шагами подошёл к угасающему очагу, раздул в нём огонь. Затем судорожно стал бросать туда свитки один за другим. Языки пламени жадно облизывали свёртки. Раздался слабый треск, и сухие листы папируса ярко вспыхнули. Поэма «Метаморфозы» горела, освещая весь кабинет.

Овидий не мог долее оставаться один. Он вошёл в атрий и сказал слугам, что выезжает немедленно. Рабы и вольноотпущенники засуетились ещё быстрее. Кто — то первый заплакал. Женщины, мужчины и дети заголосили, как во время похорон. Старухи, распустив волосы в знак печали, причитали перед изваяниями домашних богов и били себя руками в грудь. Не было в доме угла, который не оглашался бы стоном и плачем.