Другой Владимир Высоцкий
Шрифт:
Цены на промышленные товары выглядели следующим образом. Самый дешевый телевизор стоил 354 рубля (новинка 1970 года телевизор «Рекорд-102» с 40-сантиметровым по диагонали экраном оценивался в 550 рублей, и тот же Высоцкий мог накопить на него в течение пары-тройки месяцев, дав серию «левых» концертов по глубинке). Электробритва «Харьков» — 22 рубля, радиоприемник «Альпинист» — 27 рублей 94 копейки, велосипед «Школьник» — 29 рублей 80 копеек, часы женские «Заря» — 32 рубля, часы мужские «Полет» — 46 рублей, туристическая палатка — 37 рублей 50 копеек, велосипед «Орленок» — 45 рублей 70 копеек, женский велосипед — 55 рублей, фотоаппарат «ФЭД-З-Л» — 47 рублей, плащ женский из материала «болонья» — 50 рублей, мужской - 55 рублей, радиола «Рекорд-68-2» — 72 рубля, ковер — 84 рубля, стиральная машина — 85 рублей, радиоприемник «ВЭФ-12» — 93 рубля 02 копейки,
Еще одним важным достижением СССР была его преступность, вернее, ее уровень. Несмотря на то что искоренить ее на корню, как мечталось не только большевикам в начале 20-х, но и Хрущеву в конце 50-х, так и не удалось, однако обуздать очень даже получилось. В то время как, например, США еще в конце 50-х стали «миллионерами» (то есть число зарегистрированных преступлений там достигло миллиона), СССР держался в «тысячной» зоне еще целое десятилетие и «миллионером» стал только в юбилейном 1970 году — тогда было зарегистрировано 1 046 336 преступлений.
Однако, даже несмотря на это, в сравнении с западной преступностью советская продолжала выглядеть на уровне младенца с игрушечным пугачом в руках. В СССР практически не было ни организованных преступных банд, деливших города на зоны влияния, ни наркокартелей, ни разветвленных сетей публичных домов, ни сутенеров, ни киллеров, ни многочисленных серийных убийц, ни террористов и т. д. и т. п. — короче, того, что мы с лихвой имеем сегодня в капиталистической России.
Несмотря на то что СССР считался мировой сверхдержавой с населением чуть меньше 290 миллионов человек (на начало 70-х), преступность в нем долгие годы сохранялась такая, что это позволяло причислять страну победившего социализма к сонму самых безопасных стран мира. Поэтому, если в других областях деятельности мы шагали впереди планеты всей (в космонавтике, спорте, искусстве и т. д.), то в темпах преступности значительно отставали от развитых стран. Но это было благое отставание, которое мы, советские люди, увы, не ценили. Этот был тот счастливый застой без кавычек, который позволял нам безбоязненно ходить вечерами по улицам и оставлять двери своих квартир (кстати, деревянные, а не металлические, как сегодня) открытыми (при этом домофонов в подъездах тогда не было).
Конечно, преступность в СССР сохранялась и росла параллельно повышению благосостояния в стране (тем более на фоне все большей капитализации общества, с которой кремлевская верхушка особо и не боролась). Однако этот рост, в сравнении с ростом преступности на «цивилизованном» Западе, напоминал собой черепашью ходьбу. Ведь господа-капиталисты еще в 60-е столкнулись с такой рекордной преступностью, которая не снилась им даже в кошмарном сне. Запад буквально захлебывался в крови, терзаемый серийными убийцами, террористами и гангстерами, в то время как граждане СССР страдали в основном от карточных шулеров да торговых махинаторов. А если и появлялся у нас какой-нибудь маньяк вроде «Мосгаза», так это было только раз (!) в пятилетие, причем ловили таких преступников всем миром и в течение двух-трех месяцев. На Западе все было иначе.
Поэтому согласиться с определением, данным Высоцким «развитому социализму», по большому счету трудно. Особенно теперь, когда мы, что называется, по полной хлебнули (и продолжаем хлебать), «развитой бандитский капитализм». Здесь наш герой либо специально «напустил лишнего драматизма» (как искусный манипулятор), либо попросту оказался под влиянием тех процессов, которые происходили в среде либеральной элиты в основном еврейского происхождения. Атам происходили события поистине тектонические: начал готовиться массовый исход евреев из СССР. Тем самым они выражали свое коллективное отношение к тому социализму, который существовал в стране: евреи от него отрекались. Однозначно и бесповоротно. Как напишет певец советского (а потом и мирового) еврейства Иосиф Бродский: «Где, грубо говоря, великий план запорот».
По этому поводу хотелось бы привести и другие слова — великого русского философа Василия Розанова, сказанные им еще в начале XX века по адресу все тех же евреев:
«Почему вы пристали к душе моей и пристали к душе каждого писателя, что он должен НЕНАВИДЕТЬ ГОСУДАРЯ?
Пристали с тоской, как шакалы, воющие у двери. Не хочу я вас, не хочу я вас. Ни жидка Оль д'Ора, ни поэта Богораза.
Я русский. Оставьте меня. Оставьте нас, русских, и не подкрадывайтесь к нам с шепотом: «Вы же ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК и писатель и должны ненавидеть это подлое правительство».Более шести десятков лет миновало с момента написания этих строк, и ситуация в этом плане вернулась в свою первоначальную точку. С такой же ненавистью, как они раньше относились к царской России, еврейская элита стала воспринимать и СССР. Хотя их жизнь в последнем была несравнима с прежней — при Советской власти им жилось значительно лучше и свободней. Но элита дала толчок этой ненависти, и остальные евреи его подхватили.
Основную вину за то, что их планы относительно России оказались запоротыми, евреи возлагали на титульную нацию — русских. По их мнению, вместо того чтобы вместе с ними восстать против коммунистической верхушки, они безропотно служили этой власти. Вот почему примерно со второй половины 60-х в большом ходу у либералов была тема «рабской парадигмы русской нации» (дескать, участь русских — вечно быть рабами при любом режиме). Тот же Юрий Любимов не случайно в 1969—1970 годах один за другим поставил два спектакля, где эта тема была заявлена наиболее выпукло. Речь идет о «Матери» М. Горького и «Что делать?» Н. Чернышевского. О первом спектакле театровед А. Смелянский много позже напишет следующее:
«Любимов размыл исторический адрес повести Горького, ввел в нее тексты других горьковских произведений, начиненных, надо сказать, ненавистью к рабской российской жизни (выделено мной. — Ф. Р.). Он дал сыграть Ниловну Зинаиде Славиной, которая не зря прошла школу Брехта. Она играла забитую старуху, идущую в революцию, используя эффект «отстранения». Она играла не тип, не возраст, а ситуацию Ниловны. Это был медленно вырастающий поэтический образ сопротивления, задавленного гнева и ненависти, накопившихся в молчащей озлобленной стране…»
Что касается «Что делать?», то и там Любимов все свел к одному выводу; режим коммунистов — это то же крепостничество. Не спучайно в спектакль была включена песня на стихи Некрасова: «Не может сын глядеть спокойно на горе матери-России…»
Великий философ Гегель учил, что общество развивается по спирали, а значит, неизбежна в чем-то повторяемость. Вот и мы повторили ту ситуацию, которая привела к Великой Французской революции. Там ведь тоже тамошние либералы долго обрабатывали сознание интеллигенции и народа, готовя их к низложению Старого порядка. Английский историк Э. Берк, наблюдавший ту революцию вблизи, написал впоследствии следующее:
«Вместе с денежным капиталом вырос новый класс людей, с кем этот капитал очень скоро сформировал тесный союз, я имею в виду политических писателей. Немалый вклад внесли сюда академики Франции, а затем и энциклопедисты, принадлежащие к обществу этих джентльменов…»
В среде советских интеллигентов нашлись свои «политические писатели и энциклопедисты» — либералы, которые сформировали союз с «денежным капиталом» по-советски — номенклатурой. Это ведь только в либеральной историографии данный союз оспарива — ется, чтобы не бросать тень на либералов. На самом деле номенклатура и либералы действовали заодно, чтобы осуществить единую цель: одурачить простой народ и свергнуть Старый порядок, то бишь советскую власть. Вот почему Театр на Таганке благополучно пережил четырех советских генсеков (Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева), а Высоцкий не был выброшен за границу, как это произошло с Александром Галичем или Александром Солженицыным. Они необходимы были «денежному капиталу» для свержения Старого порядка здесь, на родине.
В начале 70-х в СССР резко обострилась «еврейская» проблема, что тоже было не случайно. Еще в конце 60-х американское ЦРУ вышло за рамки обычного шпионажа против СССР, не достигнув там больших успехов, поэтому основной упор стало делать на ведении психологической войны, усилив ее по всем направлениям. Одним из них и было «еврейское».
При активном участии США на СССР был в прямом смысле натравлен Израиль. Разработчики этой акции прекрасно понимали, что делали: они были в курсе того, что после Праги-68 еврейская элита в СССР в большинстве своем осудила действия своих властей, поэтому и использовала Израиль в качестве тарана для дальнейшей радикализации советского еврейства. В итоге в самом начале 1970 года Израиль объявил Советский Союз своим главным стратегическим противником и подверг массированным атакам его союзников на Ближнем Востоке — в частности Египет.