Друзья, любовники, враги

— Не валяй дурака, — проворчал он. — Все, что я хотел сказать, это то, что женщины стоят немалых денег. Особенно для человека, вроде меня. Поэтому-то я и подался в телевидение, чтобы ворочать большими делами и жить припеваючи.

— Ну и как? — серьезно спросила она.

— Что ну и как? — задумчиво переспросил он.

— Живешь припеваючи?

Мгновение он смотрел на нее, а потом заговорил быстро и взволнованно:

— Телевидение дает мне ощущение собственной значимости, а работа с новостями — чувство власти. Без войны же и без терроризма, да и вообще без всякого этого ближневосточного безумия, нет забойных новостей. А нет забойных новостей, нет и моей работы. Значит, прощай моя значительность. Я потеряю влияние в качестве ведущего эксперта…

— А это значит, что тебя отодвинут за ненадобностью. Все дело именно в этом. Нет моря крови — нет Бендекс?

— Фу, как грубо!

— Может быть. Но хорошо бы поинтересоваться у этой Бендекс и у подобных ей, почему они не хотят ложиться с тобой без того, чтобы прежде ты предъявил им двадцать четыре трупа невинных людей, которые только и сделали, что отправились за билетами в офис авиакомпании. — Она задохнулась от вновь нахлынувших на нее воспоминаний. — Боже, — пробормотала она, закрывая лицо руками, — опять начинается!

— Что я могу сделать для тебя? — беспомощно спросил Маури.

— Помоги узнать все о том маленьком мальчике, который погиб при взрыве, — ответила она.

— Говори! Тебе нужно выговориться!

— Я не могу, — просто сказала она. — Пожалуйста, Маури, если у меня возникнут затруднения, помоги!

— Какая польза от того, что ты узнаешь?

— Не в пользе дело. Нужно вытащить на свет зло. Я не могу объяснить, что я чувствую по отношению к этому мальчику… Он был такой беззащитный… После всего этого ужаса, я не думаю ни о чем, кроме него. Я не могу объяснить, — повторила она.

— Что бы ты не пожелала, — спокойно сказал он, — ты знаешь, я тебе помогу.

Ей стало легче от его слов.

— И еще об одном, — начала она. — Когда-нибудь ты научишься говорить о своих проблемах без того, чтобы убегать в эти глупые и бессмысленные сексуальные копания. Когда-нибудь ты оставишь эту отвратительную манеру кривляться, изображая из себя самоуничижающегося еврейчика, потому что, честное слово, это оскорбляет.

— Кого оскорбляет?

Но она знала, что и сам он прекрасно это понимает.

— Меня.

— Когда ты вернешься из Туниса, — сказал он отрешенно, — обещаю, что мы все это обсудим.

— Я заставлю сдержать тебя обещание.

Еще одна мысль пришла ему в голову.

— Все-таки позвони Карлу. — В его словах звучал неподдельный интерес.

Но у Саши не было желания разговаривать об экс-муже.

— Это ему на пользу, — отмахнулась она.

Маури не возражал.

— Между прочим, — сказал он, — мы сегодня ужинаем все вместе — ты, я и Берни.

— Я — нет. У меня встреча.

— Что еще за встреча?

— Встреча как встреча.

— С кем?

— Кое с кем.

— Ладно, Белль. Не хочешь говорить — не говори. Это твое право.

— Пригласи на ужин Бендекс.

— Еще чего!

— Нет, серьезно, — сказала Саша. — Попробуй обойтись с ней как с человеком. Открой ей свою душу.

Он сделал вид, что не слышал ее слов.

— Где это ты порвала брюки и поранила колено?

— Если бы не порванные брюки и разбитое колено, я бы не была занята вечером.

— В следующий раз постарайся обзаводиться синяками после ужина.

— Ты начинаешь говорить, как Берни.

— То есть?

— Шутишь, а не смешно.

— Точь-в-точь как он?

— Почему бы тебе не позвать его, чтобы ты сам смог убедиться?

Маури взглянул на часы.

— Ты права: уже поздно, а у нас напряженный день. — Прежде чем взяться за телефон, он немного помолчал. — Следующие две недели ты будешь очень занята, Саша, и тебе не следует обзаводиться сейчас новыми… — он помедлил, как будто подбирал слово, — …друзьями.

Оба почувствовали что-то вроде облегчения, возвращаясь к делам. Всегда легче гнуть прямую линию, даже имея для этого сомнительные основания.

Что касается Берни, то он мог позволить себе шутить, даже и несмешно, поскольку заполучил-таки место продюсера в программе о Карами. То, как он руководил подготовкой репортажей из Рима, обеспечило ему личное доверие Маури, которого устраивало, что все дело ограничилось простым освещением событий. По крайней мере, так рассудила об этом Саша, наблюдая, как он петушился, пока они сидели у Маури за бутылкой шампанского и кофе. Пусть его, только бы не позволял себе лишнего и не впадал в этот свой всезнающий тон.

Когда разговор зашел о предстоящем интервью, он вновь стал тем Берни, которого она знала по прошлой работе. Он словно играл с судьбой в покер и намеревался вытащить джокер.

— Не помешает ли Саше ее еврейское происхождение? — поинтересовался он между прочим.

— Карами на это наплевать, — сказал Маури. — Она для него только мостик к американцам.

— А как насчет того, что она женщина? — продолжал Берни. — Ты же знаешь, как эти ребята относятся к женщинам.

Саша была невозмутима.

— А ты как относишься к женщинам? — с невинным видом поинтересовалась она.

Берни поерзал на стуле и обратился к Маури:

— Проблема даже не в том, что она женщина. Во время интервью она имеет привычку высказывать личное отношение к предмету. Ей нравится выступать в роли эдакой доброй еврейской мамаши. Ей кажется, что прежде чем докопаться до того дерьма, которое скрыто в человеке, с ним нужно поговорить по душам. Я же считаю, что этот парень Карами имеет право, чтобы с ним обходились без предвзятости. Как с обыкновенным смертным.

— Не думаю, что это мой недостаток, — сказала Саша.

Она вдруг подумала о том, сможет ли избежать этой привычки за сегодняшним ужином.

— Давайте все-таки вернемся к еврейскому вопросу, — предложил Маури.

— Они ненавидят не евреев, а сионистов. По крайней мере это их партийная линия.

— Тут дело не в религиозных предрассудках, — сказал Берни, — я беспокоюсь о том, чтобы сам подход был по-американски хладнокровным.

— Послушай, у Саши были те же самые национальность и привычки, когда она делала репортажи об этих головорезах из ку-клукс-клана на Юге или о Луисе Фаррихане в Нью-Йорке. На мой взгляд, — мягко сказал Маури, — главное, чтобы она не зацикливалась на религиозных вопросах, а они не втянули ее в разговоры о коране и тому подобном. Все будет нормально, поверь мне.