Дурная кровь

бессчётное количество ночей, глядя в потолок и гадая: чтобы сделала я, если бы меня

заставили драться на смерть? Смогла бы я убить другую женщину — прошлую Пифию,

сражавшуюся со мной не на жизнь, а на смерть — чтобы спастись?

Как и много раз до того, я попыталась забраться в голову своей матери,

представить, каково ей было, когда её похитили.

— Я просыпаюсь в полутьме. Я должна быть мертва, но это не так, — затем моя

мама подумала бы обо мне, но я пропустила это и перешла к мыслям, крутившимся в её

голове, когда она поняла, что произошло.

— Они резали меня. Ранили. Я была при смерти. А потом они вернули меня.

Сколько женщин, не считая моей матери и Мэллори Миллс, разделили ту же

участь? Сколько было Пифий?

Вы ждете, чтобы они исцелились, а затем…

— Они заперли меня в комнате. Но я там не одна. Ко мне приближается женщина.

У неё в руках нож. Рядом со мной тоже есть нож, — я отрывисто дышала. — Теперь я

знаю, зачем они едва не убили меня, зачем вернули назад, — мне казалось, что даже мой

голос звучит, как голос моей матери. — Они хотели, чтобы я посмотрела Смерти в глаза.

Они хотели, чтобы я знала, каково это. Чтобы я без тени сомнения знала, что я не готова

умереть.

Я беру нож. Я отбиваюсь. И я побеждаю.

— Владыки следят за этими женщинами, — Дин вытащил меня из мрака. Он не

стал использовать привычные для профилирования местоимения — ни «я», ни «мы», ни

«ты». — Они наблюдают за ними. Они знают, через что они прошли, что пережили.

Я шагнула вперед, но замерла в дюйме от Дина.

— Они наблюдали за моей матерью — недели, месяца или годы, а я даже не

помню, в каких городах мы жили. Я — наше единственное подобие свидетеля, и я не могу

вспомнить ни одной полезной детали. Ни одного лица.

Я пыталась. Я пыталась вспомнить уже много лет, но мы так часто переезжали.

Каждый раз, моя мать говорила мне одни и те же слова: «Дом — это не место. Дом, это

люди, которые тебя любят. На веки вечные. Не смотря ни на что».

На веки вечные…

Тогда-то я и вспомнила. Моя мать обещала любить не только меня. Я была не

единственным свидетелем. Пусть я не знала, что делали с моей матерью и кем она стала.

Но кое-кто знал. Кое-кто знал и любил её.

Навеки вечные. Не смотря ни на что.

ГЛАВА 18

Моя сестра, Лорел, была мала для своего возраста. Педиатр решил, что ей было где-

то четыре. Она была здорова, не считая недостатка витамина «D». Вкупе с её бледной

кожей и тем немногим, что нам удалось узнать от самой Лорел, это привело нас к мысли,

что она провела большую часть своей жизни в помещении — возможно, под землей.

За последние десять недель я видела Лорел дважды. Чтобы организовать встречу,

понадобились почти целые сутки. Если бы решения принимали агенты Бриггс и Стерлинг,

эта встреча стала бы последней.

Это слишком опасно, Кэсси. Для тебя. Для Лорел, — предостережения агента

Стерлинг звенели в моих ушах, пока я наблюдала за тем, как младшая сестра, которую я

едва знала, стояла перед пустыми качелями и няпряженно глядела на них своим детским

личиком.

Словно ты видишь то, чего не видят другие, — подумала я. — Воспоминание.

Призрака.

Лорел редко разговаривала. Она не бегала. Не играла. Часть меня надеялась, что на

этот раз она будет походить на ребенка. Но она просто стояла там, в десяти футах и

световых годах от меня, неподвижно и неестественно тихо, как в тот день, когда я нашла

её в окровавленной комнате.

Ты мала, Лорел. Ты оправишься. Тебя охраняют. Я хотела поверить, что на этот раз

Лорел будет в порядке, но моя сводная сестра была рождена и росла для того, чтобы

занять место за столом Владык. Я понятия не имела о том, будет ли она в порядке хоть

когда-нибудь.

За недели, которые она провела под опекой ФБР, никто не смог узнать от неё ничего

полезного. Она не знала, где её удерживали. Она не могла — или не хотела — описать

Владык.

— Судя по уровню разрушения этой карусели, я бы предположила, что эту детскую

площадку построили между 1983 и 1985, — ко мне подошла Слоан. Агент Стерлинг

предложила, чтобы я взяла с собой кого-то из естественных. Я выбрала Слоан, потому что

она и сама походила на ребенка — и с меньшей вероятностью могла понять, насколько

израненной была психика Лорел.

Слоан утешительно сжала мою руку.

— В эстонском спорте под названием киикинг, игроки стоят на огромных качелях и

пытаются проделать поворот в триста шестьдесят градусов.

У меня был выбор: я могла остаться здесь, выслушивая все факты, связанные с

детскими площадками, которыми Слоан пыталась меня успокоить, или я могла поговорить

с моей сестрой.

Словно услышав мои мысли, Лорел обернулась, переводя взгляд с качелей на меня.

Я подошла к ней, но она снова повернулась к качелям. Я опустилась рядом с ней на

колени, позволяя ей привыкнуть к моему присутствию. Слоан подошла к нам и присела на

соседней качели.

— Это моя подруга Слоан, — сказала я Лорел. — Она хотела с тобой

познакомиться.

Лорел не ответила.

— Существует двести восемьдесят пять видов белок, — поздоровалась Слоан. —

И это не считая количество доисторических видов, имевших с белками общие черты.

К моему удивлению, Лорел склонила голову на бок и улыбнулась Слоан.