Дурная кровь
Шрифт:
за моей матери. Ты отправил меня прямо к ней, хоть и знал, что я передам её ФБР. Мою
сестру ещё не проверяли. Её не признали достойной или недостойной. А ты отпустил её,
— он не ответил, но я чувствовала, что подбираюсь ближе. — Ты обращался с Лорел, как с
ребенком — не как со своим будущим лидером, не как с Девяткой, — я понизила голос. —
Она рассказала об игре, в которую она играет, когда мою мать заковывают в цепи.
Находись я по другую сторону стекла, я бы подалась вперед, вторгаясь в его личное
пространство.
— Знаешь, что я
умеет быть очень убедительной, не так ли? Она может заставить человека почувствовать
себя особенным. Словно тебе не нужен больше никто и ничто, если у тебя есть она.
— Ты говоришь, как она. Твой голос похож на её голос, — вот и весь ответ —
десять слов.
— Ты увёз Лорел из того места по её просьбе. Ты знал, что они вернут ребенка.
Знал, что Владыки будут тобой недовольны — но всё равно сделал это. А теперь ты
говоришь, что моя мать скажет остальным, что ты должен умереть? Почему? — я повисла
вопросу повиснуть в воздухе. — Зачем ей это делать, после всего на что ты пошел ради
неё?
— Ты ещё не поняла? — негромко ответил он. — Пифия делает то, что должна,
чтобы выжить.
— И чтобы выжить, она должна сказать им убить тебя?
— Ты говорила об игре. Но ты знаешь, в чём заключается эта игра?
Я знаю, что мою мать приковывают к стене. Знаю, что в игре присутствует кровь.
— Чтобы принять решение, Пифия должна пройти обряд очищения, — произнёс
Найтшэйд. — Чтобы принять кого-то в наши ряды, она должна пройти через ритуал
Семерых. Семь дней и семь мук.
Я не хотела думать о значении этих слов, но не могла остановиться. Семь Владык.
Семь способов убийства. Утопление, сожжение, пронзение, удушение, удары ножом,
избиение, отравление.
— Семь мук, — грохот моего сердца заглушал мои слова. — Вы пытаете её на
протяжении семи дней.
— Если она признаёт одного из нас недостойным, его изгоняют. Мы находим
другого, и операция повторяется. Снова. И снова. И снова.
Ты наслаждаешься тем, что рассказываешь мне об этом. Тебе нравится делать
мне больно. А ещё тебе нравится делать больно ей.
— Почему ты спас Лорел? — отрешенно спросила я. — Зачем увозить её, если ты
знал, что они найдут её?
Найтшэйд не ответил. Я выжидала, позволив тишине нарасти. Когда стало ясно, что
он не станет её нарушать, я развернулась и вышла за дверь. Не сбавляя шага, я зашла в
комнату для допросов.
Судя по выражению лица Бриггса, я знала, что ещё заплачу за это, но я была
полностью сосредоточенна на Найтшэйде. Он оглядел моё лицо и моё тело. Он впитывал
каждую деталь моей внешности, а затем он улыбнулся.
— Зачем позволять Девятке спастись от Владык, если ты знал, что они найдут её?
— повторила я.
По глазам Найтшэйда я видела, что он ищет во мне сходства
с моей матерью.— Потому что я подарил Пифии надежду, — с улыбкой на губах произнёс он. — И
никакая боль не сравнится с отнятой надеждой.
Во мне вспыхнула раскаленная ярость. Я шагнула к нему. Каждый мускул в моём
теле был напряжен.
— Ты — чудовище.
— Я тот, кто я есть. А она та, кто она есть. Она выносила приговор другим, чтобы
спастись. Она вынесет приговор мне.
— После семи дней пыток? — негромко спросила я.
Агент Стерлинг поднялась на ноги, не позволяя мне подойти ближе. Найтшэйд
склонил голову. Его тело тряслось. Через несколько секунд я поняла, что он смеялся —
бесшумным, довольным смехом, от которого мне стало плохо.
— Для менее важных вопросов хватит одного обряда очищения. Если Владыки
будут великодушны, они могут даже позволить ей выбрать.
Выбрать, как именно её будут пытать. Мой желудок взбунтовался, но я сжала
зубы, отказываясь думать о тошноте, подступившей к моему горлу.
— Но что, если им не понравится её решение? — спросила я, снова контролируя
себя. — Что, если она скажет им оставить тебя в живых?
— Не скажет, — Найтшэйд откинулся на спинку стула. — Если её суждение
покажется не объективным, они снова проведут обряд очищения.
Снова станут её пытать.
— Где она? — резко спросила я. — Скажи нам, где она, и мы сможем это
остановить. Мы сможем спасти тебя.
— Нет, Кассандра, — с почти любящей улыбкой произнёс Найтшэйд, — не
сможете.
Ты
На этот раз — нож. Оружие Пятерки — быстрее одних, но медленнее других.
Хаос и порядок, порядок и хаос.
Теперь ты лежишь на полу, а твоя память полнится провалами. Ты не помнишь,
как вернулась Лорел.
Ты не помнишь, когда и откуда на её горле появились синяки.
Но ты помнишь, как твоя кровь стекала с ножа Пятерки. Ты помнишь музыку и
боль. Помнишь, как сказала Владыкам, что предатель должен умереть.
Ты помнишь, как Лорел опустила свои пальцы в твою кровь. Улыбаясь, как ты её
учила.
— Я — умница, мамочка? — спросила она, сворачиваясь в клубочек у тебя на
коленях.
Колесо крутится. Ты пыталась его остановить. Но некоторые вещи остановить
невозможно.
ГЛАВА 27
ФБР изолировало Найтшэйда от других заключенных. Агенты следили за ним