Два с половиной человека

– Ты, конечно, весьма и весьма крупный… там… Но я сомневаюсь, что ты можешь причинить мне вред. Ты же уже делал это, помнишь? Я осталась жива, – шутливо заканчивает она.

– Конфетка, мы можем немного подождать, а когда ребёнок родится…

– Ярослав, я не могу ждать! Во-первых, это три месяца. Во-вторых, бандиты или полиция могут схватить меня в любой момент. И уж лучше я займусь сексом с тем, в кого влюблена, чем со мной будут делать всякие вещички какие-то другие люди.

Я не хочу думать, что за вещички она имеет в виду, поэтому думаю о другом. Она влюблена!

– Влюбилась, матрёшка?

– Эй! – возмущается она. – Не вырывайте фразы из контекста, мущщина.

– Хорошо, не буду. – снова подхожу к ней. – Что ты там ещё болтала?

Рита обольстительно улыбается:

– Займись со мной любовью, Ярослав.

– Я правда не хочу тебе навредить.

– Ты не можешь, – отрезает она, толкая меня к банной полке. – Если мне будет больно, некомфортно или противно, я обязательно тебе скажу.

– Противно – это навряд ли, конфетка, – я сажусь на полку, разворачиваю Ритку к себе спиной и, обхватив бёдра, тяну на себя вниз.

– Вот и я так подумала, – хихикает она, но тут же охает, когда я медленно наполняю её собой.

И нам становится совсем не до разговоров.

После своей маленькой акции протеста Ритка ведёт себя чрезвычайно тихо весь остаток нашего загородного отдыха. Как по мне, так слишком тихо. Я даже начинаю переживать, что мои опасения не были напрасными и я навредил ей, несмотря на всю бережность и аккуратность.

Но девушка только фыркает в ответ на высказанные мной опасения:

– Ярослав, мышцы тянет от вчерашней физкультуры, не беспокойся.

И я, конечно, не отключаю беспокойство и не прекращаю присматриваться к Рите, но опускаю тумблер паники, насколько это возможно.

Я всё ещё не знаю, как поступлю, когда придёт время родов. Хватит ли мне трёх месяцев, чтобы распутать дело? И что делать, если не хватит? Отвезти рожающую Ритку в больницу равно сдать её властям. И ведь есть кто-то ещё, кто хочет её заполучить. И мне нужно как можно скорее выйти на его след.

Уверен, во всех её несчастьях повинен именно этот неведомый некто.

Поэтому я даже рад возвращению в город. На завтра у меня намечено несколько встреч, и я надеюсь, что неясные моменты начнут проясняться.

Выдвигаем с дачи глубоко затемно. Лишние глаза мне не нужны. Конечно, у майора Власова может быть личная жизнь, но мне хочется сохранить её в секрете от коллег по понятным причинам.

И это решение – двигаться по темну – оказывается судьбоносным в какой-то степени.

Сразу на подъезде к городу к нам пристраивается хвост. Номера замазаны грязью, тачка тёмная, ничем не примечательная. Но то, что ведут именно нас, я не сомневаюсь. Делаю пару кругов по улицам, снова покидаю черту города, набираю скорость, заслышав сигнал на переезде.

Если успею проскочить, оторвусь от преследования, поэтому мчу на всех парах под мерное посапывание Ритки. В глубине души я даже рад, что её сон безмятежен и крепок. Лишние стрессы ей ни к чему.

В последний момент вылетаю на железнодорожное полотно под закрывающийся шлагбаум и, не сбавляя скорости, уезжаю как можно дальше, прежде чем свернуть на просёлочную дорогу, скрыться в лесу, погасив свет фар и габариты.

Движение не сильно оживлённое, поэтому я сразу вижу ту самую тачку, пытающуюся нагнать нас по дороге. Надеюсь, они не скоро обнаружат, что нас на ней нет.

Тихим ходом возвращаюсь к трассе, не включая огни, и осматриваюсь по сторонам. Чисто.

Теперь я втапливаю педаль газа в пол, чтобы вернуться в город, присматриваясь к любому движению поблизости. А дома загоняю тачку в гараж и только потом подхватываю Ритку на руки и заношу сразу в спальню. Стягиваю с неё пальто и сапоги.

– Уже приехали? – сонно спрашивает девушка.

– Ага.

– Так быстро!

Я усмехаюсь себе под нос:

– Ага, быстро. Спи, Рит, сейчас я лягу.

– Ммм, – бурчит она, – хорошо.

Несколько минут Туманова устраивается удобнее, подгребая под живот одеяло, и я смотрю на эти забавные копошения со стороны. Ритка ещё несколько раз перебирает ножками в поисках опоры – последнюю ночь она упиралась пятками в мои ноги – и, не найдя желаемого, всё-таки затихает.

А я прохожусь по дому, активируя систему слежения. Вот уж не думал, что когда-либо мне придётся воспользоваться всем этим новомодным техническим оснащением!

Проверяю, чтобы картинка писалась, подключаю облачное хранилище для резервной копии и торопливо принимаю душ.

Мысли в моей голове не затихают ни на мгновение. Знает ли тот, кто охотится на Ритку, с кем имеет дело? Я уверен, что да.

Не каждый решится вести сотрудника СК. Нужно быть либо отчаянно глупым, либо отчаянно безбашенным. Чувствует свою безнаказанность? Почему?

Неужели Рита что-то не договаривает? Но давить на неё я попросту не могу. Знаю, что надо прижать девушку к стенке и заставить говорить, но у меня есть большие сомнения, что она заговорит.

Какие бы секреты она не оберегала, я уверен, это никак не связано с личностью преступника. Если бы Туманова знала, она бы не стала молчать. Иначе я абсолютно ничего не понимаю. Иначе всё это не имеет какого-либо смысла.

Если только… версия с любовником, выстроенная Ангелиной, верна, но что-то пошло не так и сообщник Тумановой спешно заметает следы. Она покрывает его, потому что влюблена, он хочет от неё избавиться, потому что…

Чёрт! Да потому что Аркадий Туманов не сдержал слово и исключил Риту из завещания?!

Версия мне не нравится. Она не выдерживает даже самую непредвзятую критику, что уж говорить обо мне!

Я лишь раздосадованно сжимаю челюсть, натирая тело жёсткой мочалкой, врубаю ледяную воду, выгоняя из головы нелепые образы, как Рита – моя матрёшка, которая еле перекатывается со своим животом – хладнокровно убивает мужа и подаётся в бега.

14. Ярослав

Утром я не в духе, и это слабо сказано.

Всю ночь мне не давали покоя кошмары, я беспокойно метался по кровати, снова и снова возвращаясь в кабинет Туманова и наблюдая собственными глазами убийство Аркадия безжалостной рукой его же молодой жены.

Потом Рита поворачивалась ко мне и стреляла прямо в центр моей черепушки, медленно подходила, целовала остывающие губы и шептала: «Всё не так, Ярослав. А как – разберись сам.»

Раз на десятый этой заезженной пластинки я не выдержал. Хотел крикнуть: «А как? Как, твою мать, Рита?!», но непослушные губы лишь испустили странный шипящий свист, и я умер, просыпаясь в настоящем в холодном поту.