Два с половиной человека
Шрифт:
Всё происходящее вдруг кажется мне немыслимым бредом. В моей голове вспыхивают строки свидетельских показаний, результаты судебных экспертиз, неоспоримые доказательства её вины.
Но стоит мне глотнуть влажной взвеси стылого воздуха на полную грудь, как перед глазами мысленно встаёт картина спящей на диване в неудобной позе Ритки.
– Ярик, я собрала людей, можем выезжать.
– Езжай с ними, я догоню.
– Ты с ума сошёл, Власов? Без погон остаться хочешь?
– Геля, езжай с парнями. Я догоню, – несдержанно кричу на неё, но мне нет до этого дела. – Прошу тебя, Геля. Мне
Она не задаёт вопросов. Прекрасно видит по моему состоянию, что я просто не способен сейчас отвечать. Да и вряд ли когда-либо буду.
Ведь если я не застану Риту в собственном доме, куда я спешно выезжаю, едва дождавшись, как мои коллеги скроются из вида, то мне придётся выполнить приказ и достать беглянку из-под земли.
16. Маргарита
Шарю рукой по стене в абсолютной темноте, но не понимаю, как открыть эту чёртову дверь. Бесполезные попытки выбраться из дома лишь тратят время.
Я снова стягиваю сапожки и тихо покидаю гараж, возвращаясь в тёплый коридор. Осматриваюсь по сторонам, замечаю тень на лестнице и ныряю обратно в нишу.
Сердце гулко стучит о рёбра. Металлический вкус страха растекается по языку, касается нёба, заполняет весь рот. А низ живота сводит судорогой. Вот уж для чего точно не подходящее время!
Мне нужно просто дойти до двери и выйти на улицу. Я в полной мере осознаю, что меня тут же схватит полиция, что я могу подставить Ярослава, мужчину, который волнует меня больше, чем я готова признать. Но сейчас я могу думать только о том, чтобы добраться до двери и попытаться сбежать.
Я высовываюсь из своего смешного укрытия, смотрю по сторонам и, не замечая ничего подозрительного, делаю несколько быстрых шагов по направлению к двери.
– Где была, конфетка? – раздаётся за спиной голос хозяина, и я выдыхаю спокойнее.
Но тут же ледяной страх сковывает позвоночник. И я бросаюсь к Яру с сапогами в руках.
Он зол. Не знаю, что случилось, но он просто в бешенстве. Хочет сказать мне что-то, но я прижимаю ладонь к его губам. В его холодном, резком взгляде вспыхивает непонимание. И я поднимаюсь на цыпочках и прижимаюсь к нему.
– Кто-то на чердаке, – тихо говорю и торопливо поясняю: – Он пытается вскрыть замок на чердачной двери.
Ярослав отрывает от лица мою руку и прислушивается несколько мгновений. Не знаю, что он слышит за монотонным гомоном телевизора, но всё его тело вытягивается, напрягаясь.
– Будь здесь. – говорит грубо. – На улицу – только в самом крайнем случае, поняла?
Я часто киваю. Поняла я, поняла. Теперь я снова чувствую себя в безопасности.
Пружинистыми шагами мужчина поднимается по лестнице. Я вздрагиваю, когда он шумно выбивает дверь, ведущую на чердак.
– А ну, стой! – раздаётся его крик.
Слышится топот, шум возни вперемешку с ругательствами. Я делаю несколько шагов к двери, готовая в случае необходимости выбежать на улицу.
Раздаётся звон стекла. И мир словно застывает в этом мгновении. Я обмираю от страха. Даже не дышу. Чувствую, что-то случилось.
Слышу
шаги. Тяжёлые. Неправильные. Глазами, полными ужаса, смотрю на лестницу. Словно в ожидании своего приговора. Но тяжесть спадает, стоит мне увидеть Ярослава.Пока я не разглядываю его повнимательнее. Пока не замечаю, как он держится за свой бок. Пока не обнаруживаю кровь на его пальцах. Пока не вижу, как тяжело ему даётся каждый шаг.
– Яросла-а-а-а-ав, – завываю я, опускаясь на пол.
Только сейчас обращаю внимание, что с отчаянием прижимаю к груди сапожки, и откидываю их в сторону.
– Не реви, жить буду, – с усилием усмехается мужчина, но я лишь горше захожусь в рыданиях. – Рита, не сейчас! Давай, матрёшка, ну! Мне нужна твоя помощь.
Я резко замолкаю. Держась за стеночку, поднимаюсь и иду за ним, в гостиную. Я стараюсь игнорировать короткие волны, прихватывающие живот. Он словно каменеет на мгновение и тут же перестаёт меня беспокоить. Сейчас не время!
Ярослав устраивается на диване, стягивает пальто, рубашку. Я ничего не могу поделать с судорожными всхлипываниями, которые рвутся из моего глупого рта при виде рваной раны и сочащейся из неё крови. Но я делаю всё, что мне говорит мужчина.
Подаю полотенце (и ещё одно – подсовываю под его тело), нахожу аптечку, лью на порез обеззараживающее средство. Трясущимися руками сжимаю вместе края. Клею пластырь под аккомпанемент хриплого болезненного стона.
– Перевяжи теперь потуже, – распоряжается он, и я не выдерживаю.
– Тебе надо в больницу. Зашивать надо, Яр. Мне страшно, пожалуйста…
– Рита, делай, как я велю. Просто обмотай вокруг чёртовым бинтом и стяни потуже, чтобы эта царапина не расходилась!
– Ярослав, – хочу возразить, – не думаю, что…
– Так ты и не думай, конфетка, – резко обрывает меня на полуслове. – Я знаю, что мне нужно.
Я сжимаю губы, но не смею перечить. Выполняю то, что он сказал. Не могу передать словами, какие переживания вызывает во мне его тщательно сдерживаемая боль, бледное лицо в испарине, не ослабляющие напряжения бугристые мышцы рук.
Когда с перевязкой покончено, он встаёт с дивана, крепко сцепив зубы. Я понимаю, что он держит себя в руках, чтобы не вызвать моей паники. Но от этого мне не легче.
– Придётся нам, матрёшка, купить новый диван, как думаешь? – с напускным весельем бросает Ярослав. – Кажется, нет ни единого шанса, что нам когда-либо удастся привести его в порядок!
– Нам бы тебя для начала привести в порядок, – всхлипываю я.
– Не начинай, Рит. Всё хорошо. Видишь? Со мной всё в порядке. Побудь здесь, мне гостя надо проверить.
– Он что, ещё здесь? – вскрикиваю я.
– Был без сознания. Мне посмотреть надо, вдруг не успел уйти.
– Я иду с тобой, – заявляю мужчине.
– Да вот ещё, – с усмешкой говорит он. – Рит, не спорь. Мне важно, чтобы ты не подвергала себя и ребёнка никому не нужному риску.
Ярослав проходит мимо, касаясь ладонью моего живота. Я цепляюсь за его руку, задерживая этот жест, удерживаясь за растекающееся тепло.
– Я испугалась за тебя, Ярослав. Мне было страшно потерять тебя.