Дважды коронован

– Чего уж тут не понять, – кивнул Спартак. – Назвался вором – держи масть.

– Нашу масть держи, черную. А красную масть давить надо. Вдруг на красную зону отправят – там тебе туго придется, и сломать могут. Но я тебе подскажу, что делать...

В тот же день Спартак связался с начальником тюрьмы и попросился в «Накичевань» к Таежному. Хоть вор и считал его «апельсином», но уже держался с ним как с равным. И готов был поделиться с ним секретами, которые могли помочь ему удержаться на воровском троне во время землетрясения, какие случаются часто как на зоне, так и в тюрьме. А Спартак готов был его слушать, чтобы не затянули его подводные течения зоны, не утопили в своей глубине.

* * *

Постой, паровоз, не стучите, колеса... Но поезд еще даже не отправлялся в путь. Вагон пока не грохочет по рельсам, но уже шумно здесь. Еще бы – пассажиры рассаживаются по местам согласно выписанным судьей билетам...

Неутешительный прогноз все-таки сбылся – суд приговорил Спартака к трем годам строгого режима. Он мог бы остаться в изоляторе, в тюремной обслуге, заведовать каптеркой или просто ничего не делать. Но не в том он положении, чтобы позволить себе такое удовольствие, как стать «козлом». Может, он и «апельсин», но воровские законы обязан соблюдать. И по статусу положено, и для себя он все решил...

Вагон «столыпинский», кругом решеточки... Тесно здесь, невольно, зато тепло – по сравнению с тем, что творится на улице. Мороз там, конвойные с собаками, дубинки. Спартак уже в вагоне, но все еще только начинается...

– Кто такой? – спросил он у коренастого мужичка в мокрой и потому заледенелой заячьей шапке.

Спартак сторонился беспредела, но сейчас просто нет другого выхода, как гнать этого мужика с места, которое тот занял, в лучшем случае по недомыслию. А в худшем – с претензией на место центрового. Спартаку по статусу полагается нижнее место справа от двери. И хочешь не хочешь, а его нужно отвоевывать.

– А ты сам кто такой? – огрызнулся мужик.

– Давай наверх. – Спартак показал ему на свободную полку на втором ярусе.

– Еще чего?

Спартака толкнули в спину, но он не счел это оскорблением. Просто погрузка еще не завершена, арестантов заталкивают в купе с продола, а Спартак мешает им занять места. А грубо толкнуть его не решаются, крупный он, и сила в нем чувствуется. Зря все-таки мужик ерепенится.

– Считаю до трех.

– Да хоть до ста!

– Три!

Спартак схватил несговорчивого мужичка за грудки и сорвал с нар. Сил у него действительно с избытком, их бы хватило, чтобы забросить совсем нелегкого по весу мужика на второй ярус. Но тот заупрямился, сам попытался схватить Спартака, за что и поплатился.

Спартак ударил его лбом в переносицу, и несчастный стек на пол, стукнувшись о стенку, где в купе нормального пассажирского вагона должно было находиться окно. Спартак сбросил со своей уже полки чужой рюкзак и лег, положив под голову битком набитую сумку. Дорога дальняя, а без доброго «хабара» будет еще длинней.

И тут словно плотину прорвало: кто-то запрыгнул на свободный лежак второго яруса, еще двое заняли третий. А несговорчивый мужик остался сидеть на полу, рукавом ватника подтирая кровавые сопли.

– Ты откуда такой взялся, сохатый? – ухмыляясь, спросил крепкого сложения парень с красным от мороза лицом. Маленькие глазки, широкие скулы, бульдожьи щеки, массивная челюсть и плечи как у культуриста. – Ты че, не видишь, какой к тебе человек подъехал? Авторитетный человек. А ты – сявка. Ну, ответь, если не так? – Мужик угрюмо молчал, хлюпая носом. – Теперь будешь в гамаке висеть, небо нам закрывать. А я не люблю, когда небо закрыто. Поэтому на полу будешь зависать. Ночью и в люльку можно, но только ночью...

Спартак поднялся с лежака, сел, пристально и жестко посмотрел на парня и твердо сказал:

– Я здесь решать буду, когда ему зависать.

Парень тоже сел, опустив ноги на пол. Сильный у него взгляд, но все-таки не хватает в нем уверенности. Он из тех людей, что твердо стоят на своих двоих, но могут упасть, если почва вдруг уйдет из-под ног. Впрочем, и Спартак мог провалиться под землю, но ему самому так не казалось. Он был уверен в том, что ничем его не сломишь. На том и стоял. С того и давил на людей, пригибая их к земле.

– А ты кто будешь? – без всякого вызова спросил парень.

– Спартак я.

– Э-э... Слышал, слышал... Ты за нашей тюрьмой смотрел. Вместе с Таежным... А я – Барбос! – Парень потянул к нему руку, но на полпути одернул ее. Решил, что не хватает ему веса, чтобы ручкаться со Спартаком.

– Знаю, ты за двести сорок второй хатой смотрел, – сам протянул ему руку Спартак.

– Ну да, смотрел.

– По беспределу, – мазнул дегтем Спартак.

На место смотрящего Барбоса никто не ставил. Сам разогнал блаткомитет, сам занял шконку в блатном углу, и только через пару месяцев после этого Таежный заслал постановочную маляву.

– Достали бакланы! То не так, это не эдак... А сам ты Пятака уделал! – отговорился Барбос, думая, что Спартаку нечем будет ответить. Но просчитался.

– Мне можно. Я в законе.

– В законе?! – изменился в лице Барбос.

– А что?

– Ну, братва говорила, что тебя могут короновать...

На этом разговор оборвался. Арестантов расфасовали по купейным камерам, карцерам, и караул вступил в свои права. Собаки остались за бортом, но теперь гавкать начали солдаты внутренней службы.

– Стоять, когда сидишь!.. Молчать, когда спрашивают!..

Неважно, что невпопад, главное, громко кричать, шумом прессуя толпу.

– Чего это он сидит? – из-за закрытой двери закричал мордастый прапорщик, пальцем тыкая в несчастного мужика. – А ну на место!

В купе он заходить не стал, но откидная укороченная полка тут же заполнила пространство между лежаками второго яруса, и внизу стало темней, чем прежде.

– Слышь, ты там, не ворочайся, а то свалишься вместе со шконарем! – Для убедительности Барбос ударил ногой по полке. – Еще пришибешь ненароком.

– Оставь его, – покачал головой Спартак. – И не нарывайся. – Он взглядом показал на продол за решетчатой стеной.

– А что вертухаи нам сделают?

– Я так понял, у тебя первая ходка, – усмехнулся Спартак.

Он тоже в первый раз попал в арестантский вагон, но бывалые люди рассказали ему, чем может закончиться конфликт с конвоем. Эти ребята и без всяких автоматов могут отомстить.

– А у тебя, Спартак, какой ход?

– Первый.

– И ты в законе?!

– «Апельсин» я, – как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Спартак. – Потому и не объявился, когда в хату зашел. Потом дозрел. Немного. Таежный меня признал, другие воры признали...