Двенадцать ступенек в ад

Отправлял людей на казнь, председательствуя в тройке? Отправлял. Тяжелой виной и острой занозой залегло под сердцем обвинение амурских казаков пограничных сел в ЕАО, сшитое в дело «Амурцы» о мифической «Трудовой крестьянской партии» и «контрреволюционной повстанческой организации», вспоминавшаяся ему потом. Осудили 250 человек, около 100 пришлось приговорить к смертной казни на основании докладчика, требовавшего смертной казни еще для 100 человек. Остудить, умерить аппетиты! Отмахнуться от расстрелов было нельзя, можно было самому лишиться должности и угодить в застенок.

Но после дела «амурцев» зарекся заседать в тройке, отправлял туда Семена Кессельмана.

Дерибасу было чем гордиться, как он считал, в Дальневосточном крае. Он гордился тем, что курировал крупнейшие стройки в Дальневосточном крае, строил железную дорогу на Комсомольск-на-Амуре, построил и проехал по ней вместе с Блюхером; он курировал строительство Седанского водохранилища во Владивостоке, который просто задыхался без воды со дня своего основания. Гордился тем, что по его совету председатель крайисполкома Крутов добился от кремлевских властей льгот для многих дальневосточников: повышенных окладов, разрешение не платить за огороды земельный налог, а главное то, что все собранное здесь зерно оставалось в крае, а не забиралось в центр. И это закреплялось на десять лет.

«Устал казнить, приговаривать, на расстрел отправлять. И по лагерям устал мотаться, по бамовским стройкам топать пехом, видеть, как заживо здесь гноят людей в лагерях. Шутка ли сказать, пешком прошагал всю Волочаевскую ветку до Комсомольска-на-Амуре не один раз, каждый лагпункт посетил. И везде сплошь – ужас. В 1933 инспектировал первые бамовские стройки – ни обуви, ни одежды, ни рукавиц у заключенных. Голыми руками отправили людей воевать с тайгой. Жили в дырявых армейских палатках, считай, на улице. Такая жалость, случалось, охватит, что хочется крикнуть: «Что же это мы делаем?!» Охватит так, что слезы вот-вот потекут из глаз.

V В МОСКВУ ЗА НОВЫМ НАЗНАЧЕНИЕМ

12 мая Дерибас уезжал в Москву в отдельном купе вместе со своим секретарем-адъютантом старшим лейтенантом Соловьевым как будто бы за новым назначением. Он не знал того, что Миронов ходатайствовал перед Политбюро и ЦК о том, чтобы Дерибаса убрали с Дальнего Востока, но, естественно, понимал, что убрали его затем, чтобы он не препятствовал работе московских следователей.

Обычно в прежнее время для поездок в Москву для него существовал отдельный оборудованный вагон со спецсвязью, штатом поваров, охраны, коменданта вагона и еще одного секретаря, кроме Соловьева. Но в этот раз вагон не был задействован, так как теперь Дерибас, получив новое назначение, назад в Хабаровск мог уже не вернуться, и устроились они с Соловьевым в отдельном купе вагона первого класса.

А у московской опергруппы в его отсутствие были развязаны руки, и она стала один за другим раскрывать заговоры в Дальневосточном крае. Балицкий безоговорочно подписывал ордера на аресты. 19 мая Ежов положил перед Сталиным расшифрованную телеграмму от Миронова о раскрытии заговора среди военных строителей. В ОКДВА, сообщал Миронов, действует шпионско-диверсионная сеть, которая готовила:

– Покушение на Сталина.

– Покушение на Кагановича, наркома железных дорог.

– Покушение на Гамарника.

– О масштабной вредительской деятельности в лесной отрасли, о срыве военного строительства.

– О связях подполья с японской разведкой ГОТО и ТАКАХАСИ и о передаче им секретных сведений. Руководил (будто бы) всем Кащеев, тот самый Кащеев, о котором у Дерибаса с Арнольдовым был разговор. Инженер, разумеется, сдался под пытками и угрозами и оговорил еще около 50 человек.

В Москву Дерибас со своим адъютантом прибыли 20 мая вечером и остановились в гостинице «Метрополь» в забронированных номерах. Дерибас оказался в Москве в разгар важнейших политических событий. Через два дня, 22 мая при личной встрече Ежов сообщил ему о том, что сотрудниками НКВД раскрыт заговор в рядах Красной армии среди самых высокопоставленных военнослужащих во всех округах страны, в том числе и среди военнослужащих ОКДВА. Пока он был в дороге, уже были арестованы начальник военной академии имени Фрунзе Корк , заместитель командующего войсками Московского военного округа Фельдман , вчера 21 числа арестовали командующего Белорусским военным округом Уборевича , а сегодня, «буквально только что», по словам Ежова, были арестованы заместитель наркома обороны маршал Тухачевский и председатель Центрального совета ОСОВИАХИМА Эйдеман . Еще прежде Дерибасу было известно об аресте командующего Уральским военным округом Гарькавого и его заместителя Василенко. Но Василенко и Гарькавый были арестованы еще в марте 1937 года, и этим арестам не придали особенного значения, так как некоторых высокопоставленных партийцев и военных «брали» за троцкистские взгляды, наверное, и Гарькавого и его заместителя «взяли» за троцкизм. Также не придали особого значения и повышенного внимания к еще прежде арестованным в августе 1936 года Путна и Примакова , которых в военных кругах связывали с троцкистами.

И еще одна новость была для Дерибаса ошеломляющей – был снят с поста начальника политуправления Красной армии Ян Гамарник, наезжавший в Дальневосточный край с двухмесячными инспекциями, тоже попавший под подозрение в заговоре?

Аресты в армии явилось для Дерибаса полнейшей неожиданностью. В армии раскрыт заговор? Тухачевский, Фельдман, Примаков, Гарькавый, Уборевич, Корк – военнослужащие высшего ранга, арестовываются также военнослужащие ОКДВА! А тут еще и сам Гамарник под подозрение попал. Значит, идут аресты и в других округах? Если это так, то выходит, что предполагаемый заговор охватил все округа по всей стране? Невероятно! А пока он ехал в Москву восемь дней, были арестованы дальневосточники: заместитель начальника по ВВС ОКДВА комкор Лапин , комендант Благовещенского укрепрайона комбриг Круглов , а также комендант Нижне-Амурского укрепрайона комбриг Кошелев . Но чему он чрезмерно удивился, так это аресту комбрига Кошелева, коменданта Николаевского-на-Амуре укрепрайона, того самого, уже легендарного человека, который за три дня на острове Удд построил из стройматериалов взлетно-посадочную полосу. На этот песчаный остров приземлился долго блуждавший в тумане самолет Чкалова с Байдуковым, совершивший рекордный перелет по дальности. Заблудились летчики, так сказать, облачность в этих местах очень низкая, почти до самой земли. Самолету нужно было возвращаться назад, в Москву, а с песка не взлететь. Этот Кошелев и сотоварищи славно и изобретательно потрудились, устраивая из пиленых стройматериалов взлетную полосу. Наградили его орденом Ленина, еще и года не прошло – и вот арест.

28 мая – новый, уже вполне ожидаемый арест, на сей раз арестовали командующего Киевским военным округом Якира .

Через несколько дней Ежов сообщил ему о том, что Сталин примет их 13 июня. Он также сообщил о том, что готовится суд над военными заговорщиками во главе с Тухачевским, обвиняемыми в военно-фашистском заговоре и в попытке свергнуть Советскую власть. Подготовка к суду шла полным ходом. Суд под названием «специальное судебное присутствие» должен состояться 11 июня. А на 25 июня было назначено расширенное заседание Военного совета при Наркомате обороны СССР, на которое были приглашены члены военного совета (на тот день их оказалось 63 человека, так как двадцать из них были арестованы). А также приглашен на это заседание командный состав Красной армии со всех регионов страны, военачальники второго ряда числом 116 человек.

Странно, думалось ему, почему срочно решили собрать военный совет, причем в расширенном составе? Незапланированный, не объявленный заранее, в спешке назначенный? Когда он уезжал из Хабаровска, никакого военного совета не намечалось, иначе это было бы ему известно. Что за срочность такая, с чем связана?

Вскоре он узнал о том, что заседание Военного совета переносится с 25 мая на первое июня. Зачем, почему?

Узнав от Ежова, что в Москву вызван на заседание военного совета также командующий войсками ОКДВА Блюхер , он решил позвонить ему, чтобы встретиться с Блюхером накануне заседания расширенного военного совета. Это было 31 мая.

Блюхер поселился в гостинице «Москва» в роскошном люксе. Узнав номер телефона, позвонил ему, несмотря на позднее время – было около десяти часов вечера. Трубку снял, вероятно, один из его адъютантов. Дерибас представился:

– Это Дерибас говорит. Кто у аппарата?

– Адъютант маршала дивизионный комиссар Семен Кладько, – ответил голос в трубке.

– А, Семен Николаевич, здравствуйте! Как Василий Константинович? В добром здравии?

– Н-не совсем, – ответил адъютант.

– Соедини меня с ним.

– Н-не могу. Он…это…так сказать…

– Что? Говори, не заикайся! Пьян, что ли?

– Чрезвычайно! Спит теперь.

– Что за повод такой?

– Сегодня застрелился Гамарник ! Совсем недавно сообщили!

– Да что ты говоришь! Вот так новость!

– Да, Терентий Дмитриевич! Мы приехали вчера под вечер, устроились хорошо, с нами приехал также товарищ Хаханьян . А сегодня мы с Василием Константиновичем поехали на квартиру к Гамарнику, а когда вернулись в гостиницу, через какое-то время, Василию Константиновичу сообщили, что Ян Борисович застрелился. Вчера был арестован его первый заместитель, сейчас не помню его армянскую фамилию , а также по приказу Ворошилова он выведен из состава военного совета и уволен из Красной армии, об этом он сообщил Блюхеру.