Движение солнца

проснуться. Он всегда спрашивал ее и никогда не прекратил бы делать этого до того

момента, пока бы она, наконец, не рассказала ему, что произошло. Единственное, что ему

было известно, что каким-то образом это связано с тем, что произошло в Афганистане. Он

знал пару ветеранов, у которых так же, как и у нее, были подергивания во сне. Но у Лилли

все было намного, намного хуже. От чего бы она не страдала, муки уходили после ее

пробуждения, когда она повторно засыпала после всплесков ужаса и агрессии.

Тем не менее, Исаак был крайне растерян. Он чувствовал необходимость защитить

ее, сделать что-то, что поможет ей. Но все, что он мог сделать, это увлечь ее в кокон

комфорта под одеяло и быть рядом с ней. Она всегда спала, крепко прижимаясь к нему, и

99

он всегда обнимал ее, когда засыпал, казалось, что она пыталась найти спасение в его

объятиях.

Этим утром он больше был занят мыслями, что беспокоили Лилли. Он чувствовал:

происходило что-то, что заставляло ее все больше и больше дистанцироваться от него.

Они стали намного ближе за эти пару недель, и, несмотря на скорость, с которой все

развивалось, он знал, что они сблизились по-настоящему и то, что было между ними,

было реально. В последний раз, когда он был так близок с женщиной, это было во

времена, когда был еще жив его отец. Но это уже другая трагичная история, о которой он

предпочитал не рассказывать и держать ее под семью замками в своем сердце. До того,

как он познакомился с Лилли, ему казалось, что он совершенно не желал вновь испытать

подобную близость с женщиной. Но то, что было между ним и Лилли, было чем-то

совершенно отличным от происходившего ранее. Теперь он желал этого.

В последние пару дней он чувствовал, что она воздвигла между ними нерушимую

стену. После того, как он показал ей статью, что нашел Барт, и они обсудили все, Лилли

была проста и открыта в общении с ним. Теперь же она отстранялась от него. Это было

заметно, когда они говорили, и она внезапно отключалась на пару-тройку секунд, он не

мог точно сказать, почему ему бросалось это в глаза, но он явственно чувствовал это. И

ему не нравилось то, что он ощущал. Это стало более заметно, когда он заговорил о том,

чтобы, наконец, привести ее в клуб. До прошлой ночи он совершенно не замечал этого,

потому как она очень ловко избегала этих моментов, но вчера ночью она попалась.

В этом не было совершенно никакого смысла. Она не стала бы бояться его братьев,

как некоторые женщины. Она познакомилась с большинством из них и смогла очаровать,

потому как было ясно, что ей было привычным мужское грубоватое поведение. Потому

как частенько она могла повести сама себя грубо или жестко по отношению к

окружающим. Он никогда даже помыслить не мог, что у него могли возникнуть проблемы

с женщинами в этом плане. Но тут явно что-то было не так. Он просто не знал, что

именно. Пока не знал.

Но он хотел видеть ее там. Привести ее в клуб — это помогло бы ему еще больше

подтвердить тот факт, что она принадлежала ему. Подумав о клубе в данный момент, он

знал, что она была последней частью, которая бы дополнила идеальную картину его

жизни. Ее приход в клуб также закрепил бы за ней статус его женщины, особенно теперь,

когда все то дерьмо надвигалось на Сигнал Бенд и МК, это бы дало ему власть взять ее

под защиту клуба, несмотря на то, какой бы крутой она не была.

Он сказал тогда ей правду под деревом вяза — он любил ее. Он это точно знал. Он

доверял ей. Но Лилли что-то скрывала от него. Исаак знал, что она не чувствовала, что он

догадывался об этом; это лишь означало то, что она не доверяла ему полностью. Она

закрывалась от него. Но это не меняло того, что он чувствовал по отношению к ней, и

абсолютно точно он не сожалел о том, что открылся ей. Исааку всегда нравилось быть

честным, не в этом ли был смысл отношений? Зачем врать и не договаривать, когда

сказать в лицо было намного проще и честнее к окружающим. Вранье и хитрость никогда

не улучшали отношений. И именно поэтому в данный момент он не спал, он задавался

вновь и вновь вопросом, что скрывала Лилли.

Приблизительно пятнадцать минут спустя или около того она проснулась,

задыхаясь. Снаружи все еще было темно, и он прошептал:

— Привет, — чтобы она знала, что он не спал.

Лилли развернулась к нему и придвинулась ближе.

— Эй. Ты вообще спал?

— Я выспался, поэтому не сплю, — он притянул ее в свои объятия и оставил

поцелуй на щеке. — Лилли, поговори со мной.

— Исаак, я же тебе уже говорила, что тут нечего обсуждать. Мои кошмары

становятся призрачной дымкой, когда я просыпаюсь. Я едва их помню.

100

Он не верил ей, но эта была ложь, которую он мог стерпеть и понять. На тумбочке с

его стороны кровати стояла небольшая настольная лампа, поэтому он повернулся и

включил ее, чтобы они могли лучше видеть друг друга.

— Нет, Спотри, я сейчас говорю не о снах. Скажи мне, что происходит с тобой. Есть

что-то еще, разговора о чем ты старательно избегаешь.

— Я не...

— Нет. Никакой больше лжи. Секреты, которые ты хранишь, я могу понять. Но это

что-то другое. Ложь. Я не смогу смириться с ней.

Он ждал, удерживая ее взгляд, пока она думала над тем, над чем ей было

необходимо подумать. Наконец, она присела и повернулась к нему.

— Я люблю тебя, Исаак.

— Лилли, ты не обязана это говорить только потому, что я это сказал. Я не

неуверенный в себе юнец, я — взрослый мужчина, который может признаться в своих