Двое на краю света

Труднее всего было уехать от Архипки, который ни за что не хотел меня отпускать, ухватил ручонками за шею и плакал, и никакие уговоры его не успокаивали. Я уж подумывала, не взять ли его с собой, раз такая трагедия у ребенка, но тут пришел в гости папа и умудрился его отвлечь. Весело и радостно сообщив, что завтра он отведет Архипку и Нюшу с ее мамой в цирк, где клоуны и собачки, а после представления они все вместе пойдут есть мороженное и гулять в парке, а потом Архип поспит, а когда проснется, мама уже будет дома.

Ну вот с такой программой мой сынок более-менее согласился, не забыв затребовать у меня подтверждения про «проснется, и мама дома». А я извелась вся, пока ехала в аэропорт, перед глазами все стояло его заплаканное личико. Обещание я сдержу – сегодня воскресенье, в понедельник вечером я рассчитываю вернуться.

И еще я на кое-что рассчитываю! Для начала я не забронировала номер в гостинице, надеясь быть приглашенной переночевать господином Красниным у него дома. Я решила, что правильней всего поговорить сегодня, а не в суетливый, загруженный делами понедельник, вот и приехала.

Это я нервничаю. Поэтому тут распинаюсь мыслями всякими.

Я летела в самолете и вспоминала тот подслушанный мной в баре разговор, когда Елена Михайловна сказала, что совместить наши с Красниным жизни невозможно, да он и сам не сомневается в этом. И я думала, насколько во мне крепка уверенность в том, что такая возможность есть? На что лично я готова, к каким глобальным переменам в своей жизни, чтобы быть рядом с ним, вместе с ним?

Я вдруг неожиданно вспомнила наш давний разговор с папой. Мы сидели как-то в уютном летнем кафе на берегу реки, говорили о делах, о маме, и я спросила его:

– Пап, почему ты с ней не развелся? Почему столько лет терпишь ее невыносимый характер, эти истерики и вечные театральные игры?

– Я ее люблю, Павлуша, – грустно улыбнулся мне он, отвернулся, посмотрел на реку, словно не со мной, а с собой разговаривал. – И всегда любил. Вот такой трудной. И никого, кроме нее. – Он снова повернулся ко мне и печально улыбнулся: – Я пробовал от нее уходить к другим женщинам, это не срабатывало, никогда. Для меня в жизни есть только она. Как бы невозможно и тяжело это ни было.

Домик, в котором проживал Павел Андреевич Краснин, меня сильно порадовал – братец моего московского жилища, может троюродный, но приблизительно того же года выпуска – старинный, практически в центре города, но главное для меня, как вы понимаете, – потолки!

Я стояла перед подъездной дверью, медлила и чувствовала, как от напряжения и тремора, нараставших во мне по мере приближения к цели от самой Москвы, меня уже вполне ощутимо поколачивает. Пропиликал домофон, открывая дверь и выпуская женщину средних лет, я приветливо поздоровалась и вошла в подъезд.

Да, и парадная тоже сильно порадовала и потолками и размерами.

Третий этаж, вот его дверь.

Наверное, я сейчас испытывала то же, что и человек, страдающий клаустрофобией, который надевает свитер и какое-то время орет – и страшно, и никуда не денешься!

«Как бы невозможно и тяжело это ни было», – вспомнила я еще раз папины слова и нажала на звонок, и сердце вдруг заколотилось как заполошное.

Прогремел отпирающийся замок, распахнулась дверь, и я увидела Краснина. Странное такое ощущение, будто я его год не видела, а не всего три дня! И он мне показался невероятно красивым – в легких хлопчатобумажных брюках, майке с логотипом какой-то арктической экспедиции.

– Оказывается, тебя все-таки можно застать дома, – заметила я очевидный факт.

– Иногда, – уточнил он.

И шагнул через порог ко мне, и обнял сразу, и с ходу поцеловал… А я уронила небольшую дорожную сумку, что держала в руке, на пол, обняла Краснина за шею и ответила на поцелуй. И мы стояли и неистово целовались на лестничной площадке и не могли остановиться, пока где-то этажом выше громко не хлопнула чья-то дверь – и мы словно опомнились.

Он отстранился от меня, не выпуская из объятий, и спросил весело:

– Ты каким чудом здесь образовалась?

– Московским рейсом «Аэрофлота».

– Идем! – распорядился он, подхватил мою сумку с пола, другой рукой взял меня за ладонь и потащил в квартиру.

– Здравствуй, – сказала я, когда он закрыл и запер на замок дверь за нами и повернулся ко мне.

– Здравствуй! – отозвался он, снова обнял, поднял над полом и куда-то понес.

– Краснин, мне поговорить с тобой надо, – обозначила я свой план проведения нашей встречи и главную цель моего визита.

– Обязательно! – пообещал он, донеся меня до кровати в спальне, поставил на пол и уточнил: – Немного позже.

Ну позже так позже, особых возражений у меня не нашлось, тем более мы уже снова обнимались, целовались и принялись стаскивать друг с друга одежду.

О господи, как же я по нему соскучилась!!

От соприкосновения наших обнаженных тел меня словно током ударило, и я торопила его, и пыталась что-то сказать и целовать одновременно, и приняла его всего, как дар божий, и уже летела, подчиняясь его силе и ритму, заданному им…

Наверное, мы на какие-то мгновенья оба провалились в дрему, ну, уж я точно, потому что проснулась-встрепенулась от его голоса:

– Я надеялся, что смогу завтра тебя умыкнуть из института и заняться с тобой любовью на прощание. Даже планы строил, как это сделать.

Он лежал на спине, закинув одну руку за голову, второй обнимая, прижимая меня к своему боку и тихонько поглаживая, и смотрел куда-то вверх, не в потолок, думаю, а в свои чувства и мысли.

– А ты собрался со мной прощаться? – удивленно спросила я.

– А ты собираешься оставаться? – ответил вопросом на вопрос он, повернул голову и посмотрел на меня испытующе.

– До завтрашнего вечера точно, – сообщила я.

– Тогда у нас вся ночь и полдня впереди, – притянул он меня к своей груди и легко поцеловал в губы.

– Краснин, я есть хочу, – внесла я прозаическую ноту в наше романтическое послележание. – У тебя есть какая-нибудь еда или в магазин надо идти или в ресторан?

– У меня есть еда даже для таких вегетарианочек, как ты, – уверил меня он и, чмокнув в нос, распорядился: – Пошли на кухню, будем тебя кормить!