Дворянские гнезда

Мало того, император решает передать в руки братьев обе столицы. Архаров-младший, скромный армейский подполковник, производится в генералы от инфантерии, получает Александровскую ленту, тысячу душ крепостных и назначение командиром московского восьмибатальонного гарнизона, иначе говоря – военным губернатором старой столицы. В этой новой должности Иван Петрович занимает великолепный дом на Пречистенке (ныне – Дом ученых), и хотя пребывание на почетном посту оказалось недолгим – около года, – оно оставляет заметный след в памяти москвичей. Набранные Архаровым-младшим полицейские драгуны были такими головорезами и так плохо ладили с законом, что в московском быту утвердилось понятие «архаровцы».

Однако за быстрым возвышением последовало не менее стремительное падение, и снова обоих Архаровых. В 1797 году император снимает братьев с их должностей и определяет им местом жительства богатейшее поместье Николая Петровича в Тамбовской губернии – Рассказово. Братья были слишком дружны, чтобы расстаться даже в ссылке. Вместе они получают в 1800 году высочайшее «прощение» и разрешение поселиться в Москве в качестве партикулярных лиц. Москвичи не таили обид против былого военного губернатора и стали с большой охотой посещать его гостеприимный дом в старой столице. Стол «для званых и незваных» – грибоедовское выражение куда как подходило к пречистенскому особняку Ивана Петровича.

М. И. Пыляев приводит два ходивших о Иване Петровиче анекдота. «Встретив на старости лет товарища юности, много десятков лет им не виданного, он, всплеснув руками, покачал головой и воскликнул невольно: „Скажи мне, друг любезный, так ли я тебе гадок, как ты мне?“ Второй анекдот связан со слабостью Ивана Петровича к французскому языку, овладеть которым ему толком не довелось. Приезжает однажды к нему старинный приятель с двумя великовозрастными сыновьями, для образования коих денег не щадил. „Я, – говорит он, – Иван Петрович, к тебе с просьбою: проэкзаменуй-ка моих парней во французском языке. Ты ведь дока…“ Иван Петрович подумал, что молодых людей кстати спросить об их удовольствиях и попытался перевести на французский фразу: „Милостивые господа, как вы развлекаетесь?“ Однако языковые тонкости были ему недоступны; сказанное им имело совсем иной смыл: „Милостивые господа, хотя вы предупреждены…“ Юноши, пишет Пыляев, остолбенели. Отец стал их бранить за то, что они не знают даже такой безделицы, что он обманут и деньги его пропали, но Иван Петрович утешил его заявлением, что сам виноват, обратившись к молодым людям с вопросом, еще слишком мудреным для их лет».

Но настоящей любимицей Москвы была супруга Ивана Петровича Екатерина Александровна, урожденная Римская-Корсакова, о которой с такой сердечностью отзывается Н. М. Карамзин. Высокая, стройная, до глубокой старости сохранявшая следы былой красоты и яркий цвет лица, она поздно вышла замуж за овдовевшего Архарова, без малого под сорок лет родила двоих дочерей и очень заботилась об устройстве их судьбы. Софья становится графиней Соллогуб за несколько месяцев до Отечественной войны 1812 года.

Дворец на Пречистенке

Пречистенка, 16 – этого дома нет среди московских пушкинских адресов. Пушкиноведы предпочитают осторожную формулировку: здесь мог бывать поэт. Архивные документы позволяют сказать: не мог не бывать. Слишком тесно была связана его жизнь со сменявшимися обитателями старой городской усадьбы. И еще – это новые и неожиданные черты среды, которую он знал и любил.

Московские справочники не обходят дом стороной. По их свидетельствам, в доме перебывала вся грибоедовская Москва. Но ведь А. С. Грибоедов всего четырьмя годами старше поэта. Со старой столицей оба расстались почти одновременно: Пушкин, отправившись в 1811 году в Царскосельский лицей, Грибоедов – в 1812-м, записавшись в Московский гусарский полк. Поэт вернулся из Михайловской ссылки в родной город в 1826-м и позже бывал постоянно, Грибоедов – в 1818-м, проездом, и затем прожил здесь с лета 1823-го до весны 1824-го. Иначе говоря, Москва грибоедовская и есть Москва пушкинская.

Среди первых владельцев городской усадьбы на Пречистенке мелькает имя князей Дашковых. Для Пушкинианы важнее поселившиеся здесь на рубеже XVIII–XIX столетий Архаровы. «Александр приехал ко мне вчера, в среду, из Царского: весел, как медный грош, забавлял меня остротами, уморительно передразнивал Архарову, Ноденов, причем не забыл представить и „дражайшего“ (С. Л. Пушкина)», – из письма Ольги Сергеевны Павлищевой, сестры поэта, мужу от 10 сентября 1831 года. Но как раз смешившая поэта Екатерина Александровна Архарова известна была редкой добротой и притом независимым, твердым характером. Сама управляла семейными делами, не допускала никаких долгов, все лишние средства тратила на подарки и – умела дружить с женщинами. Одной из близких ей особ становится Надежда Осиповна, мать поэта. И это была одна из причин знакомства и интереса к Архаровой самого Пушкина.

Потеряв в результате Отечественной войны пречистенский дом – он полностью сгорел, – лишившись почти сразу после освобождения Москвы мужа и его старшего брата, к которому вся ее семья была очень привязана, Екатерина Александровна перебирается в Петербург, в семью старшей своей дочери – княгини А. И. Васильчиковой.

Дом на Пречистенке, 16.Интерьер.

Лето «старая Архарова» обычно проводила в Павловске, где ее в день рождения непременно посещала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Столицу на Неве Архарова поражает патриархальностью своих привычек.

Екатерина Александровна до конца жизни ездит в одной и той же карете, на одних и тех же окончательно одряхлевших лошадях, с теми же кучером и форейтором. Дом на Пречистенке всегда полон был родственников и приживалок – Архарова любила считаться самым дальним родством, многих она привезла с собой в Петербург, постоянно хлопоча об их делах и интересах. На царские обеды, куда ее приглашала императрица Мария Федоровна, Архарова приезжала непременно в том самом воздушном костюме с глубоким декольте, в котором написал ее когда-то В. Л. Боровиковский, и набирала со стола множество угощений для всех своих домашних вплоть до любимых слуг. Зная эту особенность «старой Архаровой», ей специально готовили подносы с лакомствами. Екатерина Александровна утверждала, что «с царского стола все вкуснее».

В свою очередь, в день своего рождения Екатерина Александровна накрывала поистине царской пышности стол для приезжавших лиц императорской семьи, через которых ей удавалось удовлетворять многочисленные ходатайства тех, кто искал у нее самой покровительства и защиты. Москвичи утверждали, что у «старой Архаровой» было всего три слабости – хорошо и много поесть, целые ночи просиживать за картами и ездить по грибы. Именно ездить: в лесу Екатерина Александровна оставалась сидеть в одноколке, тогда как грибы собирать предоставлялось кучеру. Так бывало и в подмосковном архаровском имении Иславское, неподалеку от нынешней станции Жаворонки, и в расположенном около станции Шарапова Охота поместье Рождествено, иначе Телятьево-Рождественское, где сохранились и выстроенный Архаровыми дом, и церковь, и остатки липового парка с копаными прудами.

П. Д. Сытин называет среди последующих владельцев дома на Пречистенке Бахметьева и князя Гагарина. Документы же свидетельствуют о том, что с 1829 года его владельцем становится Иван Александрович Нарышкин, родственник и будущий посаженый отец Н. Н. Гончаровой на ее свадьбе с поэтом.

В Москве жили удобно, вольготно, не связывая себя чинным протоколом столичного Петербурга. Но в Москве и переживали ссылку. Отлучение от Петербурга и Двора – судьба, постигшая И. А. Нарышкина. При самых высоких придворных должностях, не менее высоком происхождении и прямом родстве с царствующей фамилией он навлек на себя гнев императора. Не «служебными просчетами» – со службой всеобщий любезник справлялся легко. Не убеждениями – Иван Александрович не вдавался в «тонкости политики». «Большого шаркуна», как его называли современники, подвела ловкая француженка, владелица модного магазина в Петербурге. В погоне за парижскими новинками она устроила путь их доставки без уплаты пошлин – через дипломатов и, попавшись на неблаговидном занятии, перечеркнула карьеру своего мягкосердечного покровителя. Слабость к прекрасному полу всегда отличала Нарышкина, несмотря на строгий надзор супруги. Семье пришлось переехать в старую столицу.

В книге «Пушкин и его окружение» сказано: «Нарышкин Иван Александрович (1761–1841) – обер-церемониймейстер, сенатор, тайный советник, дядя Н. Н. Пушкиной», и дальше упомянуто о его встрече с Пушкиным в московском театре С. В. Карцевой на «открытии французского спектакля», о его присутствии на свадьбе, вероятных встречах с поэтом и во время следующих пушкинских приездов в Москву. Перечислены члены семьи – жена, три сына, четыре дочери. Оставалось добавить, что обосновалось многолюдное семейство в бывшем архаровском доме на Пречистенке, 16, и что вся жизнь хозяина дома стала живой московской легендой.