Двойное попадание

– Понятно. А теперь скажите, что вы думаете по поводу всего произошедшего с вами здесь, на русской земле?

– Я испытываю очень противоречивые чувства. Все оказалось совсем не так, как нам пропагандировали. Порой мне кажется, что в Германии на нас воздействовали психологическими методами, внушив ненависть к русским, которые на самом деле вовсе не являются такими отвратительными существами, как мы привыкли думать.

– А вши ээ… коллеги разделяют ваше мнение?

– Да, подавляющее большинство.

– Как вы думаете, почему немцы так любят своего фюрера?

– Наверное, потому, что после национального унижения Версальского мира он дал нам заманчивую идею стать господами над остальными народами. Он умеет воодушевить, играя на тщеславии. Он убедителен и харизматичен. Когда он говорит свои речи, то кажется, что он изрекает святые абсолютные истины, которые не нуждаются в обсуждении, а только в беспрекословном исполнении.

– Но теперь вы больше уже не находитесь под властью его гипнотического обаяния? Вы способны оценивать действительность объективно? Вы понимаете, что пропагандируемые им идеи – ни что иное, как глубокий откат к родоплеменному мышлению, когда одетый в шкуры и вооруженный дубиной косматый пещерный троглодит считал «своими» только самую ближайшую кровную родню, а все остальные были для него врагами, на которых следовало нападать и пожирать? Неужто вы не знаете, что по мере развития человеческого социума круг «своих» постоянно расширялся, пока не достиг максимума при создании великих империй прошлого, когда своими признавались люди с определенным типом менталитета, определяющего веру, вне контекста кровного родства?

– Да, пожалуй, это действительно так. Я пребываю в состоянии некоторой растерянности, ощущая пустоту там, где раньше была наша национал-социалистическая идеология. Просто пустоту, которая хочет, чтобы ее заполнили. А еще я ощущаю исходящую от окружающих ненависть, которую мы, немцы, сами вызвали к себе своими действиями. Вы, пришельцы из будущего, явно выше этого, но вот местные русские буквально готовы растерзать нас на клочки. Мне страшно даже подумать о том, что случится, когда солдаты большевиков придут на нашу немецкую

– И чем же, по вашему мнению, следует заполнять вашу внутреннюю пустоту?

– Этого я пока не знаю. Но точно не модными тряпками и прочей мишурой. Ведь это тоже ложный путь, потому что является всего лишь еще одной проекцией внутренней пустоты на наше сознание. Вероятно, тут необходима великая идея, которая заполняла бы тебя вся полностью и без остатка.

– Желание общаться… Общаться с вами, русскими, чтобы понять суть своих заблуждений и способ их преодоления.

– Вы признаете свои заблуждения?

– Я не могу их не признавать. Только безвольные люди со слабым интеллектом цепляются за миражи. Национал-социализм и идеи мирового господства оказались всего лишь фикциями, расплатой за следование которым будет жизнь нескольких миллионов немецких мужчин, которые погибнут на этой войне.

– Русские вызывают у вас симпатию?

– Скорее, страх, уважение и удивление.

– И что удивляет больше всего?

– Вы неистовы в своей борьбе и отдаетесь ей без остатка, снося все на своем пути, и в то же время вы крайне великодушны к поверженному и молящему о пощаде врагу. Это сочетание противоположных качеств ставит меня в тупик. Наверное, именно поэтому вы сумели построить такое огромное государство, по сравнению с которым вся Европа – не более чем флигелек, пристроенный к огромному дворцу.

– Скажите, вы собираетесь когда-нибудь остепениться, выйти замуж и родить детей?

– Конечно, как и всякая порядочная немецкая женщина, я бы этого очень хотела, но я пока не знаю, будет ли в новом мире, который возникнет после этой войны, место моим детям.

– Что бы вы пожелали немецкому народу?

– Любите свою страну, но имейте разумение в голове. Не будьте самонадеянны и не воюйте с русскими, как завещал вам великий Бисмарк. Забвение его заветов будет очень дорого стоить нашей Германии.

– Есть ли у вас мечта? Расскажите о ней.

– Нет, мечты пока нет. Может быть, она появится потом, когда уляжется потрясение. Но у меня есть одно желание – чтобы эта никчемная, бессмысленная война поскорее закончилась…

– Спасибо, Паулина, за ваши честные ответы на мои вопросы. Присоединяюсь к вашему желанию …»

2 сентября 1941 года, 14:45. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего

В этот прозрачный сентябрьский день настроение у Вождя советского народа было прекрасным и солнечным с самого утра. С момента вступления в войну потомков в положении на фронтах наметился перелом. В Заполярье и на карельском перешейке бои идут на тех же рубежах, что и в истории потомков, но эти направления второстепенные и на общий исход войны не влияют. В Прибалтике, из-за того что немецкое командование перебросило свои основные резервы в район южного фаса Смоленского выступа, удалось избежать окружение Таллина и тем более блокады Ленинграда. Путем встречных ударов наспех сформированными дивизиями народного ополчения прорвавшегося противника отбросили за Лужский рубеж и фронт снова стабилизировался по реке Луге.

Южнее озера Ильмень стрелковые дивизии Северо-западного фронта продолжают встречное сражение с частями шестнадцатой армии гитлеровцев, и в этой мешанине лесов, болот, рек, ударов и контрударов, при условии, что большая часть гитлеровской авиации опять же переброшена к Смоленску и Бобруйску, становится вообще непонятно, кто кого обошел, и кто кого окружил. Сражение в лесах и болотах продолжается, что не дает немецкому командованию снять с этого направления больше ни одной дивизии и так, то что осталось, начинает проигрывать аналогично вооруженным, но имеющим большую численность частям РККА. Как выяснилось, без поддержки танков и авиации немецкий солдат теперь не так уж и крут, как его малевали ранее.

Еще южнее, от Невеля до Гомеля, простирается так называемая Смоленская дуга. За ее восточный (со стороны немцев) фас ответственность несет Западный фронт под командованием генерала Конева, который недавно объединили с Резервным фронтом. Это простое в принципе действие позволило резко увеличить управляемость войск и перегруппировать их в соответствии со стратегической необходимостью, а не как похощет левая нога товарища Тимошенко. Кстати, сам Тимошенко, переведенный в солнечный Ташкент, находится под неусыпным наблюдением «органов», но пока сидит тихо как мышь под веником.

На юге, в полосе ответственности Юго-западного фронта, за исключением плацдармов – советских вокруг Киева, Днепропетровска и Запорожья и нескольких мелких немецких в окрестностях Кременчуга и в других местах – линия фронта в основном стабилизировалась по Днепру. Советские войска, измотанные непрерывными двухмесячными боями и не получавшие подкреплений, потому что все резервы и пополнения шли на Московское направление, теперь, пользуясь передышкой, отдыхали и приводили себя в порядок. Активных операций в полосе от Николаева до Гомеля сейчас не проводила ни советская, ни немецкая сторона. Красная армия подтягивала на это направление резервы и готовила операцию по ликвидации вражеских плацдармов, а вермахт, в свою очередь, укреплялся на захваченных ранее позициях, потому что с уходом подвижных соединений и резервов оставшейся немецкой пехоте на линии стало кисловато.

Кстати, эти самые подвижные соединения первой танковой группы немецкому командованию приходится перебрасывать под Смоленск аж через Польшу, ибо авиация и ракетные войска потомков напрочь вывели из строя Коростеньский и Сарнский железнодорожный узлы. Но если по Украине немецкие эшелоны идут более-менее беспрепятственно, то и провести их от Бреста до того же самого Могилева становится все более проблематично. Везде, где месяц или два назад шли бои и остались рассеянные группы советских окруженцев, вдруг, как грибы после теплого летнего дождя, начинают возникать хорошо оснащенные и вооруженные партизанские отряды. Секрет тут прост. Еще в самом начале командование российских экспедиционных сил начало заброс в немецкий тыл разведывательно-диверсионных групп, которым была поставлена задача всячески нарушать немецкие перевозки как по рокадам, так и из их глубокого тыла к фронту. Уже сейчас на магистрали Брест-Минск-Могилев под откос летел каждый четвертый эшелон, и дальнейшее развитие событий не обещало немцам ничего хорошего. Вождь догадывался, что в ближайшем времени в Белоруссии будет явлен весь набор арийской изобретательности, вроде баб и ребятишек, посаженных на платформу следующую перед паровозом, или регулярных расстрелов заложников по факту каждого крушения.