Двойной без сахара

— Что ты знаешь о Бренноне О'Диа?

Шон пожал плечами.

— Ничего, кроме его страсти к керамике. Уверен, что он показал вам публикации в журнале. Он показывает их каждому не по одному разу. У него в жизни ничего не осталось. Дети не приезжают к нему, а сам он, я не замечал, чтобы уезжал куда-то, кроме своих ярмарок. Наверное, мисс Брукнэлл его пожалела и согласилась посмотреть дурацкую выставку. Что тебя так удивляет?

— Я ушла в деревню, чтобы не мешать ей работать. И вообще не в ее правилах кого-то жалеть.

Шон улыбнулся и, кажется, придвинулся ко мне ближе, или просто под его весом спинка дивана прогнулась слишком сильно, заставив меня привалиться к нему.

— Существуют мужчины способные заставить женщину изменить своим принципам, — прошептал он мне почти в самое ухо.

— Но это не Бреннон О'Диа и не Шон Мур.

Я поднялась с дивана и пересела в кресло напротив. Шон прикрыл глаза и чуть не расплескал вино в накренившемся бокале.

— Выпей уже наконец. Быть может, существуют женщины, способные заставить мужчину изменить своим принципам.

— Уверен, что существуют. Но, — Шон открыл глаза. — Это не Лана Донал.

Он поднялся с дивана и отнес свой бокал на кухню. Теперь он точно обиделся и уйдет. Себе на благо. Лучше ему не встречаться с Лиззи, настроение которой явно будет штормовым. Я допила бокал и покрутила в руках бутылку, оценив оставшееся в ней вино. Как раз на один бокал, если наполнить до краев.

— Ты изменяешь своим принципам, — послышался голос Шона над моей головой, и бутылка исчезла из моей руки. — Я не хочу узнавать, что ты творишь после третьего бокала.

— Ничего интересного, — откинулась я на спинку кресла. — После третьего бокала я засыпаю. Вино действует на меня как снотворное, особенно во время недосыпа.

Лицо Шона в сумраке гостиной казалось совсем темным.

— Ты обиделся? Не обижайся, ты первый начал. Я могу по пальцам пересчитать своих мужчин, и никогда я не спала ни с одним из них только ради секса. Я дорожу отношениями. Особенно моими нынешними.

— Я не обиделся, поверь мне. Просто… Просто мне впервые отказала женщина.

Я улыбнулась и протянула бокал, но Шон спрятал бутылку за спину.

— У нас, мужиков, есть нюх. Мы за версту чуем текущую суку…

Я улыбнулась еще шире, вспомнив, что так и не была в туалете.

— Черт, — Шон опустил глаза, догадавшись, о чем я подумала. — Глупо вышло. Ты как себя чувствуешь?

— Нормально, я тебе уже сказала. Только ноги гудят. Давно не каталась. Так что же это за нюх, который тебя подвел?

Шон отнес бутылку на кухню и вернулся к дивану с гроздью винограда.

— Когда женщина оценивает возможного сексуального партнера, у нее особый взгляд. Мне показалось, ты смотришь на меня именно так… Показалось…

— Нет, не показалось… — я опустила несчастный бокал на столик. — Только рассматривала я тебя не в качестве сексуального партнера, а в качестве модели. Я так смотрю на всех людей, ничего не могу с собой поделать.

— И твой вердикт?

— Я не вынесла его еще. Если образ Падди очень быстро прорисовался в моей голове, он похож на золотого медвежонка, то твой…

— Лошадь, я же сказал тебе… Я похож на болотную лошадь.

— Там была еще борзая… Но если я решу написать борзую, то попрошу у тебя собаку.

— Она дворняга, больше на терьера похожа. Не думаю, что тебе захочется тратить на нее время. К тому же, если тебе настолько неинтересен ее хозяин.

— Я не сказала, что ты мне неинтересен. Я просто сказала, что не хочу с тобой спать.

— Я тоже в начале не хотел с тобой спать, — почти перебил меня Шон.

— Это как?

— Пересядь на диван в знак примирения.

Я подчинилась. Он протянул мне на ладони виноградины. Я демонстративно ссыпала их себе в ладонь.

— Когда я встретил вас, то действительно принял тебя за дочь мисс Брукнэлл, тинэйджера, потому даже не стал тебя рассматривать. А потом ты повела себя абсолютно, как американский подросток, решивший втихую от матери нажраться в Ирландии.

— Я сказала тебе свой возраст.

— Я бы не поверил в возраст, если бы не твой акцент. Я столько раз слышал подобное в пабах…

— А чем тебе не нравятся старшеклассницы? Мне кажется, у вас здесь не судят за совращение школьниц, как у нас, или я не права?

— Мне нравились школьницы, пока я сам был школьником. Сейчас мне нравятся взрослые женщины. Я честно не могу понять сорокалетнего мужика, женившегося на семнадцатилетней дуре. Это я про Мону, если что… Мне кажется к тридцати женщина только начинает вызревать.

— Значит, моя главная ошибка состояла в том, что я назвала свой биологический возраст.

Шон улыбнулся и осторожно убрал с моего лица выбившуюся из хвоста прядь.

— Нет, твой реальный возраст меня мало интересовал. Ты в пабе играла во взрослую женщину и очень, скажу тебе, неудачно. И лишь увидев тебя в пижаме…

— Почему ты замолчал?

— Я уже все сказал в церкви. Предложение остается в силе, и ты можешь принять его в любой момент.

— Сейчас я приму от тебя чашку горячего чая. Завари его, пока чайник окончательно не остыл, а мне нужно отлучиться на пять минут.

Это была отличная возможность вылезти из-под его руки, скользнувшей с уха мне на плечо. Я ополоснула лицо водой, но бодрости не прибавилось. Вино, усталость и месячные делали свое поганое дело, я засыпала на ходу. В гостиной продолжал гореть лишь камин, на кухне был включен свет только над раковиной. Наверное, надо было сесть на стул, но Шон уже направился к дивану с двумя кружками. Я с благодарностью отхлебнула теплого чаю и поспешила самостоятельно отлепить от губ прилипший лист мяты.

— Яне положил сахар.

— Я люблю именно таким.

— Хороший знак.

— Отчего?

— У нас говорят, что только предназначенный небом друг способен в первый же раз приготовить чай именно так, как ты любишь.

— Я люблю с вареньем.

— Будет тебе варенье, только скажи какое… — Его лицо вновь было слишком близко. — Хочешь из ревеня?

— Никогда не пробовала, — Я спрятала лицо в чашку и сделала еще глоток. Шон не отстранялся. — Бабушка варила лишь компот.

— Попробуешь.