Двойной без сахара

— Ты поспать решила?

Я действительно закрыла глаза. Узкие ирландские дороги, где только миллиметровщики могли разъехаться с тракторами, не располагали к приятным сновидениям, а ранний подъем давал о себе знать, потому я поспешила осмотреть оборонительную крепость — на этот раз деревянную, очень напоминающую русские кремли. Здесь мы и встретили первых посетителей. Вернее первыми назвать их можно было с натяжкой — они пришли сюда со спальниками и едой в мини-холодильниках. Целой семьей. Видно, решили показать детям настоящую жизнь предков. Их присутствие, возможно, спасло меня от прочих нравоучений.

Лиззи шла молча и даже не заметила, что я отошла к стоящим кругом высоким камням — ирландцы в шутку называют их ведьминскими кругами, хотя это древние капища, ведь до прихода англичан ведьм в Ирландии не было, а потом ими стали все женщины католической веры, если мне память не изменяет. Я встала между каменными глыбами и затаила дыхание — пусть это всего лишь реплика, но сделана она из все тех же древних камней, и главное поверить в их силу, принять в себе энергию и выдержать свалившийся мне на голову негатив.

— Ты действительно что-то чувствуешь? — спросила Лиззи, когда я ее догнала.

Она все же остановилась на тропинке, хотя моя медитация не заняла больше минуты.

— Голод. Я чувствую голод, — не соврала я, вспоминая скупой спешный завтрак.

— Здесь есть не будем. Я хочу успеть показать тебе сельскохозяйственный музей. Там и поедим.

— Сено? — попыталась сострить я, но явно неудачно.

— Было бы неплохо.

Музей располагался в старом сером замке в Вексфорде по соседству с департаментом по сельскому хозяйству, и мне подумалось, что русские аграрии избрали бы замок резиденцией для себя любимых, а музею отдали бы современный ангар. А то и правда — самое место для плугов, тракторов, косилок и прочей техники, которая занимала весь первый этаж. Так что музей легко было поделить на этаж для мальчиков и этаж для девочек, потому что внизу меня привлек только фургон для местных хиппи — цыганская кибитка с ажурными кружевами на двери, а в ней кровать и печурка.

— Они до сих пор по дорогам ездят, — буркнула Лиззи. — Я еще раздумывала, снять кибитку или «Вольво», — почти пошутила она, а потом рассказала, как в свой студенческий визит их с подружкой подобрал такой вот фургон, когда они напрасно два часа прождали автобус. Хозяев было трое: муж с женой и двухлетний ребенок. Глава семьи подрабатывал тем, что занимался мелким ремонтом в деревушках, которые они проезжали. После этой информации я все ждала фразу о Шоне, но в этот раз Лиззи решила оставить мистера Мура в покое, хотя я с трудом представляла его правящим лошадьми.

Наконец первый этаж закончился, и из него я вынесла лишь две вещи: почему дороги такие узкие — прокладывали их в поле трактором с прикрепленным спереди бревном, и то, что я могу спокойно выжить на одной картошке, если буду есть ее по пять килограмм в день. Собственно мужчине нужно всего на полтора килограмма больше. Именно так ирландцы и питались после того, как овощ из Нового света прижился на их каменной земле. Ее только и выращивали — витаминов в картошке, оказывается, достаточно, чтобы человеку нормально развиваться, и хранится она хорошо. Потому бедолаги и перемерли с голоду, когда их картошка начала гнить в земле с осени тысяча восемьсот сорок пятого года. Ну, англичане, им, конечно, немного помогли в этом — не оказывали никакой помощи, да еще и все зерно вывезли с острова для производства виски. Только сердобольные дамы первый год собирали пожертвования, но когда неурожай пошел за неурожаем, и женам лордов надоело спасать того, кого уже не спасти.

Кажется, ради зала, посвященного голодомору, и был организован весь музей, чтобы наглядно объяснить туристам причину своей ненависти к англичанам и заодно любви к американцам, которые в обход британских запретов присылали на остров корабли с продовольствием и забирали всех желающих в Америку, а англичане между тем забирали у ирландцев последнюю землю в обмен на медную миску с похлебкой и место в работном доме. Только местные ирландские князьки, у которых еще остались замки, раскрывали для крестьян двери своих житниц и кормили тех, кого могли прокормить.

Меня бы тоже не мешало покормить, но в буфет можно было попасть только обойдя весь музей — тут ирландцы тоже хорошо все продумали. Не то, что Петр Великий с водкой на входе в Кунсткамеру. Надо было наливать на выходе, Минхерц!

Второй этаж мог подарить наслаждение все же только специфическим девочкам — дойные аппараты и приспособления для взбивания масла меня не заинтересовали, а на деревянную резную мебель из цельного дуба я насмотрелась в коттедже Мойры — там не хватало лишь люлек, и я крепко задумалась про детей Мойры — что за тайну скрывает старуха, и состоится ли откровенный разговор при вручении картины? И мне тут же захотелось обратно на озеро, к мольберту, в обход Бреннона О’Диа с его проклятой ярмаркой. Однако стенд с техникой прошлых веков заставил меня позабыть про голод: я обнаружила за стеклом бабушкин полотер, миксер, которым мама пользовалась до сих пор, и кипятильник с советской вилкой. Точно! Такого разъема в Ирландии и Европе не могло быть! Только сообщать об этом Лиззи не стала, особенно о том, что у нас дома музейные экспонаты до сих пор прекрасно функционируют. Сегодняшние комментарии мисс Брукнэлл могли оказаться не шибко приятными.

Наконец мы спустились вниз, где звенели столовыми приборами, и я с радостью приняла от буфетчицы — да, розовощекая тетка была в кружевном колпачке, как в советских фильмах — белую тарелку с овощным супом и куском темного ирландского хлеба, от которого исходил убийственный аромат. Хотя нынче я не отказалась бы и от вареной картошки из старой миски.

— В парке готовят выставку цветов. Посмотрим?

Впервые за сегодня в голосе Лиззи прозвучала заинтересованность. Не допив чай, я побежала на полянку, усеянную высоченными мухоморами, предназначение которых я не могла понять, но здесь, в отличие от музея, хотя бы были люди — они рассматривали скульптуры, а дети даже пытались залезать на них, а совсем малыши — прятаться под шляпками. Столики с цветами выставили вдоль озера, скрытого от нас высоченными кустами лопухов, которые привлекли мое внимание куда больше одиноких астр в бутылках, украшенных много лучше самих цветов — половина из них была обвязана крючком. Лишь один столик заставил Лиззи достать фотоаппарат. На нем стоял поднос с шампанским и бокалами, а на ветке дерева над ним колыхался вязаный зонтик — цветами же был увит стоящий поодаль стул, деревянная спинка которого зацвела, как в сказке.

Только сказке предстояло быстро кончиться. Лиззи заторопилась к машине. Солнце клонилось к закату, а она сняла дом в Вотерфорде, где будет завтрашняя выставка. Мы ехали почти по пустой дороге, и все равно, когда въехали на паром, чтобы пересечь реку, начало смеркаться. Дом, который Лиззи сняла, оказался на окраине — современные двухэтажные домики из красного кирпича жались друг к другу, и единственной отличительной чертой для нас стал убогий деревянный забор, за которым, правда, росли прекрасные цветы, которые куда больше подходили для выставки, чем те, какими украсили парк.

Нас встретил собачий лай, и хозяин едва сумел удержать своего французского бульдожика от лобызаний. Я с трудом скрыла удивление, поняв, что Лиззи сняла лишь комнату. Я посторонилась, пропуская ее вперед и чуть не скинула спиной увешанную куртками вешалку. Их количество заставило мозг бешено заработать в подсчете возможных жильцов. Ужас!

— What’s up? — спросила Лиззи, когда мы почти вернулись к машине, чтобы поехать поужинать.

Я пыталась, как могла, скрыть растерянность, но, видно, не получилось.

— Ты уверена, что мы там одни?

Лиззи посмотрела на меня почти презрительно.

— Там в доме всего две комнаты. Наверху только кухня и столовая. Я смотрела фотографии. Наша комната самая большая, будь в этом уверена.

— Почему ты сняла комнату?

— Потому что это большой по местным меркам город. Здесь никто не сдает и не снимает целые дома.

— Можно же было снять номер в гостинице.

— Я не снимаю гостиницы без надобности, — окончательно разозлилась Лиззи. — Ты прекрасно знаешь, что я не поддерживаю бизнесы. Я поддерживаю людей. В Ирландии мне и цента не хочется давать правительству, доведшему народ до такой нищеты. Этот Джон нормальный дядька. Поверь, не от большого достатка открываешь свой дом для посторонних. Ты на стены смотрела? Там семейные фотографии.