Двойной портрет

Потом я, окончательно расчувствовавшись и разжалобившись, развела спирт водой, налила в стаканчик и дала Дрюне выпить. Сама сделала то же самое. Дрюня благодарно смотрел на меня преданными глазами.

– Лелька… – прошептал он. – Ты самая классная… Спасибо тебе. Ты… Ты совсем не корова!

– Ладно тебе, – ласково и растроганно проговорила я, накрывая Дрюню покрывалом. – Знаю я, что ты подлец и подхалим. Но обаятельный, черт тебя побери!

Дрюня постанывал и дрожал. Я легла с ним рядом, обняла, как маленького ребенка… Дрюня доверчиво прижался ко мне, уткнувшись носом в мое плечо. Я гладила его по спине и плечу, дышала ему в макушку и думала, какие все мужики дети малые…

Уснули мы быстро. Даже не уснули, а вырубились, вымотанные за день.

Наутро меня разбудил солнечный зайчик, весело запрыгавший по моему лицу. Я открыла глаза и сразу же зажмурилась. Потом повернулась в сторону Дрюни. Он сладко спал, посапывая у меня на плече. Сон его был настолько безмятежен и светл, что я почувствовала прилив прямо-таки материнской нежности…

Решив дать поспать ему еще немного, я стала думать над тем, чем первым делом заняться в Москве. Вспомнила папу Андрея Витальевича, тележурналиста, мать его… Блин, чего это я так на отца? Это все Полинино вредное влияние вкупе с мурашовским. Так и матом начнешь ругаться.

Стоп! Папа же тележурналист! А Полина говорила, что этот Перехватов будто бы вел какую-то передачу на телевидении…

Есть! Вот кто мне поможет – Андрей Витальевич, родная душа!

Я даже прихлопнула кулаком по подушке, но попала по Дрюниной голове. Он сразу зашевелился и открыл глаза, ошалело захлопав ресницами. Потом изумленно уставился на меня.

– Ты чего? – хриплым спросонья голосом спросил Дрюня, протирая глаза.

– Ничего, – ласково ответила я ему. – Поспи еще.

– А сколько времени?

– Не знаю, – пожала я плечами.

– Надо вставать, – решил Дрюня и завозился.

Я вздохнула и вытащила руку из-под его головы.

– Выспался?

– Ага.

Дрюня выбрался на улицу и сладко потянулся. Одеялка, которой я обматывала его ноги, слетела, и теперь Дрюня стоял в одной куртке, совсем, очевидно, забыв, что у него нет трусов. Я честно старалась н смотреть в его сторону. Да и чего там смотреть – не на что, вчера убедилась.

– Леля, а где мои штанишки? – поинтересовался Дрюня.

– На дереве висят, – не поворачиваясь, ответила я.

– Где? – удивился Дрюня.

– Да вон же, – недовольно ответила, поворачиваясь и показывая на ветку.

Дрюня еще выше задрал голову, но штанов не увидел.

– Нету их там! – уже начиная злиться, заявил он.

Я подошла поближе и посмотрела наверх. Штанов не было!

– Где же они? – растерянно спросила я у Дрюни. – Ведь были же! Это что же, выходит, украли?

На лице Мурашова ясно читалось, что он обо мне думает. Лицо его пошло красными пятнами. Похоже, до него дошло, в каком положении он оказался…

– Кто тебя просил вешать их на улице? – зловещим шепотом спросил он и двинулся на меня.

Я отошла на шаг, инстинктивно поднимая руки.

– Дрюня! – жалобно вскрикнула я. – Не расстраивайся! Мы что-нибудь придумаем, непременно!

– Да что ты придумаешь? – взвыл Дрюня. – Ни штанов, ни трусов! Как я в Москву поеду?

– Дрюнечка, ты только не волнуйся… – ласково проговорила я. – Ну хочешь, я тебе свои трусы дам?

– Издеваешься, да? – взревел Дрюня. – И буду я в бабских трусах и в куртке по Москве рассекать!

– Дрюня… – голос мой задрожал от обиды. – Не надо так со мной… Я же не нарочно. Я с тобой провозилась вчера, хотела, как лучше…

Дрюня смягчился. Он даже подошел и неловко обнял меня.

– Ну ладно, – примиряющимся тоном проговорил он. – На самом деле придумаем чего-нибудь. В Москве купим сразу, деньги, слава богу, есть. Хорошо еще, что только штаны украли, а могли и нас прибить!

– Да это бомжи какие-нибудь, – радостно от того, что Дрюня больше не сердится, проговорила я. – Кому еще твои штаны нужны?

– Никому, кроме меня, – буркнул Дрюня и пошел к машине.

Я за ним. Дрюня открыл багажник, порылся в нем и извлек какие-то летние шортики. Шортики были явно женские и не спортивные: с кружевными оборочками.

Дрюня зашел за машину и кряхтя натянул их на себя.

– Ну как? – с тревогой спросил он, пытаясь рассмотреть себя в боковое зеркало.

– Откуда они у тебя? – только и вымолвила я.

– Да… Оставила какая-то лярва, мать ее! – выругался Дрюня и еще раз спросил:

– Ну как?

Я старалась не покатиться от смеха. Дрюня был уморителен в этих шортиках с оборочками, обтянувших его зад. К тому же из-под них торчали его худые волосатые ноги.

– Нормально, – ответила я глухо, боясь, как бы Мурашова не хватил инфаркт.

Дрюня обессиленно посмотрел на меня.

– Поехали! – обреченно скомандовал он и махнул рукой.

Я села на переднее сиденье, и поездка наша продолжалась.

Благодарение богу, больше по пути никаких происшествий не случилось. А то я бы точно не перенесла.

Подъезжая к Москве, Дрюня мрачнел все больше. Когда по пути нас еще раз остановили гаишники, Дрюня молча протягивал им документы и на вопросы отвечал вежливо и корректно. При этом он старательно прятал ноги под одеялкой.

Наконец, мы приехали. Дрюня вышел из машины и пошел регистрироваться, как это всегда и делается, если въезжаешь в столицу на своем автомобиле. Идя, он ловил восторженные от обалдения взгляды москвичей. При этом он отчаянно старался выглядеть невозмутимым, делая вид, что так оно и было задумано.

Я сидела с каменным лицом, во всем поддерживая своего спутника.

Дрюня зарегистрировался и с непроницаемым лицом вернулся в машину. Кроме мурашек, высыпавших по его ногам, ничто не выдавало его состояния.

– Дрюня, я горжусь тобой! – волнуясь, проговорила я. – Ты просто молодец!

– Ладно тебе, – хрипло откликнулся Дрюня и отвернулся.

Я порывисто обняла его за шею и поцеловала. Дрюня совсем смутился.

– Ты это… Лелька… – отстраняясь, проговорил он в сторону, не глядя мне в глаза. – Ты только не говор никому… про это самое… Ладно?