Двойные листочки

Он не хотел домой, на работу к отцу ему тоже сегодня не надо — отец знал, что у них концерт и классный час. Так что, не желая отвечать на вопросы одноклассников, Петя зашёл в кабинет музыки. Только сев за ударную установку, он понял, что кто-то, во-первых, перенёс её обратно — он совсем об этом забыл. А во-вторых, этот кто-то оставил кабинет открытым. Петя покачал головой, сокрушаясь бестолковым старостам младших классов. Но сегодня их беспечность сыграла ему на руку — без своего пропуска он бы сюда не зашёл.

Мысленно поблагодарив неизвестного забывчивого ученика, Петя достал палочки и занёс их над барабанами. Но не опустил. Он вдруг почувствовал, что ему тяжело дышать, поэтому рывком встал, скинул с себя пиджак, сорвал чёртов жёлтый галстук, кинул его на ближайший стул и закатал рукава рубашки, как Низовцев. Который, кстати, на классный час так и не пришёл. Интересно, почему. Впрочем, так даже лучше. Видеть, как он радуется победе своей подружки было бы совсем невыносимо.

Расстёгивая верхние пуговицы рубашки, Петя снова сел за установку. На сей раз ничто не помешало его суматошным истеричным ударам, которые сначала были абсолютно хаотичными, но постепенно перешли в осознанный ритм. Очень быстрый ритм. Петя всё бил и бил, выплёскивая напряжение последних недель, гнев на отца, переживания за Милю и мысли о том, что он больше не староста. Без пропуска было ощущение, что он внезапно лишился суперсилы, к которой привык. Наконец он остановился. Тяжело дыша, Петя вытер пот со лба и только тогда заметил, что в классе он не один. У входа, прислонившись к стене, стояла Вика с его рюкзаком у ног. Петя не знал, давно ли она здесь, он играл так громко, что и взрыва бы не услышал. Сейчас он молча смотрел, как она подошла и придвинула к Пете стул, на котором висел его галстук. Вольская взяла в руки жёлтую полоску ткани и села.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он устало. У него не было настроения слушать её издёвки.

— Пришла отдать тебе это, — ответила Вика и положила на барабан значок старосты и пропуск с Петиной фотографией.

Петя задержал на них взгляд, потом, прищурившись, посмотрел на Вику.

— Зачем? Я же сказал, мне твоя жалость не нужна…

— Да-да, я поняла, что Пётр Певцов очень гордый и держит слово, бла-бла-бла. Но вспомни, наш уговор был, что ты откажешься от должности, если вы выступите нормально. Так вот. — Вика поправила волосы и посмотрела на Петю, подняв подбородок. — Сыграли вы не очень, мне не понравилось.

Петя не смог сдержать улыбки:

— После концерта ты говорила иначе.

— Я врала, — пожала плечами Вика и взяла в руки Петин значок. — И раз выступили вы так себе, то и уговор наш не имеет силы. Когда ты ушёл, я сказала ребятам и Марише, что у тебя постстрессовое расстройство из-за концерта и что ты бредишь. А потом предложила оставить нас обоих старостами до конца года, напомнив, как ловко ты флиртуешь с учителями.

— Я не флиртую с учителями, — ответил Петя, сдерживая смех.

— Ты почти с ними флиртуешь, и все они тебя обожают, это полезно для класса. В общем, все, разумеется, согласились, и я забрала твой значок.

Вика прикрепила значок к жёлтому галстуку, а потом неожиданно набросила себе на шею. Петя отметил, что с Викиным фиолетовым пиджаком галстук смотрится потрясающе. Вика проследила за его взглядом и с улыбкой прищурилась.

— Скажи мне, неужели в твоей километровой гардеробной нашлось даже это? — Она приподняла край галстука, после чего начала медленно завязывать на себе узел. Неправильно завязывать.

Петя отвёл взгляд и ответил:

— Я польщён, что мою гардеробную нарекли километровой, но нет, таких экземпляров там не было. Я заказал этот галстук сразу после первой репетиции, в тот же день, когда увидел гитару Низовцева.

Вика уважительно хмыкнула, стрельнув глазами в Певцова, и снова вернулась к галстуку.

— Уверена, что Ванечке очень приятно, — сказала она, провернув жёлтую ткань в попытке сделать петлю. Потом она пристально посмотрела на Петю и серьёзно спросила: — Ты так любишь музыку. Что ты делаешь в этой школе?

Петя хохотнул:

— Ты месяц прикрывала меня и сейчас задаёшь этот вопрос?

— Почему ты не скажешь отцу, насколько это важно для тебя?

Петя покачал головой:

— Он не верит. Считает это ребячеством. Убедить его может только моё… — Петя замялся и поправил себя: — Только чудо.

От Вики его заминка не укрылась:

— И ты, кажется, знаешь, какое именно чудо тебе нужно?

Петя вздохнул:

— Мне нужен Низовцев. Есть продюсер, Константин Зиновьев, он…

— Да, я знаю, кто это. Слышала, что он собирает талантливых музыкантов и продвигает. Верно?

— Да, — Петя кивнул. — От него выходят звёздами. Если попасть к нему в академию, считай, что твоя музыкальная карьера состоялась. Я уже давно хочу туда поступить, пойти на пробы, если возьмут — отцу уже некуда будет деваться. Но…

— Но?

— Но у меня не было напарника. Зиновьев берёт только группы. Очень талантливые группы. А в этом году пришёл Ваня и…

— И оказался очень талантливым, — сказала Вика с такой нежной улыбкой, что Пете захотелось что-нибудь сломать.

— Да. Но он не станет со мной готовиться к прослушиванию.

— Ты у него спрашивал? — поинтересовалась Вика, не глядя на Петю и продолжая возню с галстуком.

— Нет, я и так уверен, что ему это не интересно.

— С чего ты взял? Судя по тому, как он играет, ему это явно тоже очень нравится и…

— Ради всего святого, Вольская, прекрати издеваться над тканью!

Петя не выдержал, тихонько хлопнул Вику по ладошкам и развернулся к ней. Он придвинул стул ближе, аккуратно развязал тот ужас, который она десять минут пыталась превратить в узел, и чёткими выученными до автоматизма движениями неторопливо стал завязывать свой галстук вокруг её шеи.

Он смотрел на ткань, на свои руки, но чувствовал, что Вика не сводит с него глаз. Они сидели лицом к лицу, очень близко, настолько, что стало слышно их прерывистое дыхание. Петю нельзя было назвать неопытным в отношениях с девушками, но сейчас, когда он даже не снимал, а, наоборот, добавлял Вике новую деталь одежды, когда он медленно вёл аккуратно завязанный узел к её шее… Этот момент был чуть ли не самым интимным в его жизни.

Вокруг стало очень тихо — только мягкое шуршание ткани, их дыхание и быстрый стук Петиного сердца, который, он был уверен, слышала даже Вика. Петя поднял взгляд и увидел, что она всё ещё пронзительно смотрит на него, что губы её приоткрыты. И он не стал долго размышлять. Он поддался этому моменту, этому секундному желанию — слегка потянул за край галстука, слегка наклонился к её губам и мог поклясться, что и она откликнулась на это почти незаметное натяжение ткани… Но тут у Пети зазвонил телефон, и они оба подскочили и отпрянули друг от друга.

Петя почувствовал жар, хлынувший к щекам, и с трудом удержал телефон в дрожащих руках. Он что, чуть не поцеловал Вольскую?

Звонил, конечно, отец. Петя вскочил со стула и запустил руку в волосы.

— Чёрт, чёрт, чёрт… Я должен быстро что-то придумать, почему я в школе в… — Петя бросил взгляд на часы. — В семь вечера?!

Вика тоже встала и протянула руку.

— Давай сюда телефон.

Петя, не долго думая, подчинился. Вика привычно натянула широкую чужую улыбку и затараторила высоким, но неожиданно чуть хрипловатым голосом: