Дьявол в музыке

– Я думаю, он понял, что было на самом деле, - признал Томмазо. – Француз же не хотел отдавать альбом, так что вряд ли мог просто выронить. Но мы больше ничего не сказали, а он не спросил. Только поблагодарил нас и сказал, что позаботится об альбоме и взял его.

– А что произошло потом? – спросил Джулиан.

Томмазо пожал плечами.

– Мы никогда больше не видели, ни альбом, ни француза – до сегодняшнего дня. Конечно, мы мало бывали в Милане. Мы поехали на озеро с маркезом Лодовико, когда он нашёл этого Орфео, а потом он погиб, и после этого мы всегда были в пути с маркезом Ринальдо.

– Значит, дело было незадолго до смерти маркеза Лодовико, - задумчиво сказал Джулиан

– Это было в конце осеннего сезона в «Ла Скала», - вспомнил Бруно.

«То есть за месяц до Карнавала, когда появился Орфео», - подумал Джулиан.

– Вы уже говорили об этом с месье де ла Марком?

– Мы бы с удовольствием, милорд! – отозвался Бруно. – Мы бы взяли его за глотку и спросили, как у него хватило дерзости приехать на маркезову виллу, когда маркеза не знает, какая вражда была между ним и её мужем. Но тут столько sbirri рядом, что мы бы не хотели создавать такие неприятности.

– Это очень мудро, - сказал Джулиан. – Не оставите ли пока месье де ла Марка мне?

Бруно и Томмазо переглянулись, и последний кивнул.

– Да, милорд. Мы не тронем француза… пока что.

– Сегодня вечером это будет нетрудно, - сказал Бруно. – Маркез Ринальдо дал нам свободный вечер – такое не часто бывает! – и мы собирались в деревню, - он подмигнул. – Мы оба хотим подступиться к этой Розе, и пусть победит сильнейший!

Брокер улыбнулся так, что Джулиан задумывался, не стал ли уже его камердинер этим «сильнейшим». Но быть может, он просто подумал о том, что мать Розы подумает о замысле лакеев.

Когда оба осведомителя нахлобучили свои треуголки с золотым шитьём, откланялись и ушли, МакГрегор спросил:

– О чём вы говорили? Я не поспевал.

– Прошу прощения, мой дорогой друг, - ответил Джулиан. – Я не хотел сбивать лакеев, переводя их рассказ. Я вам всё объясню. Но сперва… - Джулиан откинулся на спинку стула, и на его губах заиграла улыбка, - Брокер, не попросишь ли ты месье де ла Марка присоединиться к нам?

Глава 28

Де ла Марк без спешки вошёл в комнату Джулиана и МакГрегора, как будто в одну из модных лож «Ла Скала».

– Добрый вечер, mon vieux… мой дорогой доктор. Как отрадно, что вы пригласили меня уютно поболтать, как про это писала мисс Остин^[76]– он поднял свои чёрные брови и оглянулся. – Я не вижу ни карт, ни бутылки вина. Если кто-нибудь войдёт, нас примут за методистов.

– Я совершенно уверен, что вы быстро переубедите в этом кого угодно, - сказал Джулиан. – Не желаете ли присесть?

Де ла Марк рухнул в кресло напротив Джулиана и МакГрегора. Он бросил взгляд на Брокера, что снова занял пост у двери.

– Скажите мне, - непринуждённо поинтересовался он, - ваш человек следит, чтобы я не сбежал или чтобы Гримани не вошёл?

– Конечно, чтобы Гримани не вошёл, - ответил Джулиан. – Я никогда не считал, что вас следует запирать для того, чтобы разговорить.

– Touche^[77], - де ла Марк откинулся на стуле и улыбнулся, - но зачем вы исключили нашего друга комиссарио из этого важного разговора?

– Потому что я дал слово лакеям, что ничего ему не скажу.

– Как удобно! – де ла Марк никогда не улыбался так широко.

– Что вы хотите сказать? – сердито спросил МакГрегор.

Де ла Марк пристально посмотрел на него секунду или две.

– Просто я заметил некоторые трения между мистером Кестрелем и нашим пылким комиссарио, - мягко сказал он.

– Конечно, - ответил Джулиан, - если вы настаиваете, я могу послать за Гримани…

– Вы блефуете, mon vieux, - рассмеялся де ла Марк. – Но так хорошо, что я готов поддаться. Вы хотите допросить меня. Спрашивайте.

Джулиан холодно встретил его взгляд.

– Как вы, вероятно, догадываетесь, лакеи рассказали, как побили вас, отняли ваш альбом и оставили на улице без чувств.

Де ла Марк больше не улыбался. Джулиан видел, как напряглось его лицо и руки. Порой он сомневался, действительно ли тот происходит из такой благородной семьи, как говорит – после Революции вся Европа кишела фальшивыми французскими аристократами. Но теперь его сомнения угасли. Невозможно было ошибиться в том, что за чувства вызывает в де ла Марке напоминание о той стычке – унижение, попранная честь, холодный патрицианский гнев.

Француз ответил, взвешивая каждое слово:

– Конечно, я знал, что лакеи заговорят. Похоже, они дали вам полный отчёт. Что вы хотите узнать от меня?

– Почему вы не сообщили об ограблении в полицию?

– А вы бы сообщили? – де ла Марк по-галльски пожал плечами. – У меня не было свидетелей, и я знал, что маркез Мальвецци защитит своих слуг. Ещё я знал, что он оставит у себя мой альбом настолько, насколько пожелает. Ему очень хотелось его увидеть. Я надеялся, что он вернёт его по своей воле.

– Он бы не смог вернуть её, - заметил Джулиан, - ведь вы вскоре уехали в Турин и оставались там ещё три месяца.

– Уехал, - чёрные глаза де ла Марка стали стальными. – Вряд ли вы можете ожидать, что я бы оставался в Милане, смиренно ожидая, когда он соизволит вернуть то, что принадлежит мне.

– Вы когда-нибудь говорили с ним об альбоме?

– Это бы только разъярило его. Я придерживал язык, рассчитывая, что он просто вернёт его, когда закончит.

– Иными словами, вы проглотили это оскорбление и ничего не сделали, - подвёл итог Джулиан.

– Я сделал это с большей готовностью, чем проглотил бы такое от вас, - мягко ответил де ла Марк, - если вы сейчас назвали меня трусом, mon vieux.

МакГрегор резко выпрямился, но Джулиан успокаивающе удержал его рукой, не отрывая глаз от де ла Марка.

– Это не входило в мои намерения, - спокойно сказал он. – Вы рассказывали кому-нибудь об ограблении?

– А я похож на человека, что готов об этом рассказывать? Как вы любезно указали, это история не совсем делает мне честь.