Дьявольская секта (Сборник)

— Вы под прицелом, Гатт, — невозмутимо сказал я, — одно неверное движение — и вы труп.

— Я не идиот, — улыбнулся он уголками губ. — На вас тоже наведены винтовки.

— Если я уроню этот коробок, — сказал я, продолжая подбрасывать его, — вы получите пулю. Так что если ваши люди подойдут еще на десять шагов я его роняю.

В глазах Гатта мелькнула неуверенность. Он сказал:

— Вы блефуете, вы тоже станете покойником.

— Не забывайте, — сказал я, — что мы с вами в разном положении: мне нечего терять, вам же наверняка не безразлично, живы вы будете или умрете. Вы убили моего брата, Гатт, и я рассчитаюсь с вами за это. — Я подбросил в воздух коробок, и Гатт вздрогнул, когда я едва не уронил его. Я снова повторил свой трюк. — Итак, если ваши люди приблизятся еще на три ярда, нас с вами уже не будут волновать никакие сокровища.

Гатт сломался.

— Ладно, ничья, — хрипло сказал он и помахал в воздухе руками. Цепочка людей в белом направилась к лесу. Провожая их взглядом, я снова подбросил в воздух коробок, и Гатт раздраженно воскликнул: — Да прекратите же ваши фокусы наконец!

Я ухмыльнулся и поймал коробок, но продолжал держать его в руке. Лоб Гатта покрылся испариной, хотя еще и не было жарко. Он тяжело вздохнул, пристально посмотрел на меня и сказал:

— Я бы не сел играть с вами в покер!

— А я никогда и не играл в него.

— Послушайте, Уил, — с раздражением вздохнул Гатт. — Вы же не знаете, в какую впутались игру. Я с самого начала не спускал глаз с Фаллона. Вы решили, что одурачили меня тогда, на взлетной полосе, строя из себя святую невинность. Я чуть не помер со смеху, наблюдая за вашими неуклюжими попытками провести меня. Да я знал каждый ваш шаг и каждую вашу мысль наперед. И за этим идиотом Харрисом я установил в Мехико слежку. Все сводится к одной простой вещи: я здесь, и я победил. И что вы на это скажете?

— То, что вам кто-то помогал.

— А вы до сих пор не знаете? — удивился он и рассмеялся. — Боже мой! Да этот же болван Холстед! Он пришел ко мне еще в Мехико, и мы с ним заключили сделку. Он крайне нетерпелив, этот Холстед, ему не хотелось, видите ли, делить Уаксуанок с Фаллоном, вот мы с ним и договорились: я забираю золото и убираю Фаллона, а он получает лавры научного гения. — Гатт презрительно усмехнулся: — Он был слишком желторот, чтобы убить Фаллона.

Так, значит, это Холстед, как и подозревал Пэт Харрис, информировал Гатта. Ничего удивительного, что. ему был известен каждый наш шаг. Напрасно Харрис пытался обеспечить безопасность экспедиции, у нас был предатель. Вот до чего могут довести человека амбиции! Самое интересное, что, заключая сделку с Гаттом, Холстед обманывал его, уверенный, что никакого золота в Уаксуаноке нет и быть не может.

— А где теперь Холстед? — глухо спросил я.

— Парень мертв, — невозмутимо сказал Гатт, — Он схлопотал пулю от моих чиклерос — ребятки подстрелили его для забавы. Я избавил вас от лишних хлопот, не так ли, Уил? — ухмыльнулся он.

Я пропустил эту реплику мимо ушей.

— Вы напрасно теряете здесь время, — сказал я. — Можете прийти и забрать добычу, но вам для этого придется понырять.

— Не мне, — возразил Гатт. — Вам! Я знаю, что вы сделали с золотом, Холстед перед смертью успел рассказать мне об этом. Правда, мне пришлось над ним немного потрудиться, чтобы развязать ему язык. Это заняло некоторое время, иначе я уже давно бы был здесь, до того, как вы утопили товар. Но это не имеет значения, смею вас заверить. Вы же достанете его для меня, Уил, — спокойно и уверенно сказал он. — Вы же ныряльщик, как и эта сучка Холстеда. Вы опуститесь с ней на дно и все поднимется наверх — для меня.

— Я вижу, вы не очень-то разбираетесь в подводном погружении, Гатт, — сказал я. — Это не пятиминутная работенка.

— Но вы ведь, справитесь с ней? — махнул он небрежно рукой.

— Интересно, как вы заставите меня это сделать.

— Увидите, в свое время, — мерзко улыбнулся он. — Я поработаю немножко с Фаллоном на ваших глазах, и будьте уверены, вы нырнете. — Он бросил окурок сигары на землю и похлопал меня по груди: — Между нами есть разница, Уил, в этом вы были совершенно правы. Я твердый человек, а вам лишь кажется, что вы твердый. Вам удалось меня провести однажды, но сейчас вы выдали себя: вы такой же мягкотелый, как и все. Когда я начну по кусочкам разделывать Фаллона или девчонку, или этого быка Рудецки, вы непременно нырнете. Вы поняли меня?

Я понял. Понял, что главным .инструментом этого злодея была жестокость. В нем не осталось ничего человеческого, но он умел игратына чувствах других. Теперь я пожалел, что не договорился с Фоулером об условном сигнале на самом деле. Мне так хотелось в этот момент уронить спичечный коробок! Пусть бы убили и меня самого, зато этот изверг был бы уничтожен. И еще я мысленно проклинал себя за то, что не взял с собой пистолет.

Я перевел дух и постарался говорить как можно спокойнее.

— В таком случае, вам следует беречь меня. Вам ведь известна сказка о курочке, несущей золотые яички.

— Вы еще пожалеете, что я не убил вас, — оскалился он. — Еще как пожалеете, Уил, обещаю вам! — С этими словами он обернулся и пошел к лесу, а я быстрым шагом устремился назад к домику.

— Застрели этого ублюдка! — с порога крикнул я Фоулеру, трясясь от слепой ярости.

— Не выйдет, — откликнулся Фоулер, стоящий возле окна. — Он уже в лесу.

— Он совсем обезумел, — воскликнул я, перехватив вопросительный взгляд Рудецки. — Он готов пролить ради своей добычи море крови. — Мне вспомнился тот безумец, который кричал в свое время: «Мировое господство или гибель!». Подобно Гитлеру, Гатт совсем сошел с ума и был готов уничтожить в припадке ярости и нас, и себя. Никакие разумные доводы на него уже не действовали, на мир он смотрел сквозь кровавую пелену.

Рудецки с Фоулером молча посмотрели на меня, потом Рудецки сказал, глубоко вздохнув:

— Это не имеет значения, насколько я понимаю. Мы знали, что он убьет нас в любом случае.

— Он может начать атаку в любую минуту, — сказал я. — Пусть все вернутся в домик у синота.

Рудецки вложил мне в руку револьвер:

— Нужно только спустить курок.

Мы помчались к домику у синота что было духу, но уже на полпути к нему на нас обрушился град пуль, поднимая пыль у нас под ногами.

— Рассредоточиться! — скомандовал Рудецки и нырнул за домик. Стрельба не стихала, и это настораживало.

— Где же они, черт подери? — спросил я.

— Где-то там, впереди, — тяжело дыша, ответил Рудецки.

Выстрелы гремели со всех сторон: видимо, люди Гатта пошли в атаку, как только он .оказался в безопасности, согласно заранее намеченному плану. Все напоминало фильм из жизни дикого запада. Фоулер, укрывшийся за ящиками на другом конце вырубки, внезапно вскочил и побежал, бросаясь из стороны в сторону, как опытный солдат. Пули взрыхляли землю у-него под ногами, но ему удалось благополучно скрыться за стеной дома.

— Нужно уносить отсюда ноги, — сказал Рудецки. — К домику у синота. На открытом пространстве нас всех перестреляют.

— Нам лучше разделиться, Джо, — сказал я. — Две мишени поразить сложнее, чем одну.

— Иди первым, — отрывисто сказал он. — Я тебя прикрою.

Времени на споры не было, и я побежал по направлению к ближайшему к нам домику. Внезапно из-за угла выскочил чиклерос и буквально наткнулся пупком на ствол моего револьвера. Удивиться он не успел, потому что я выстрелил. Словно схваченный за воротник какой-то невидимой рукой, чиклерос отлетел назад и упал навзничь, раскинув руки. Придя в себя, я рывком открыл дверь и нырнул в домик, где прижался спиной к стене и некоторое время дышал широко раскрытым ртом, ощущая жуткую слабость в ногах. Затем я осторожно выглянул из окна: Рудецки куда-то исчез. У меня в револьвере оставалось пять патронов. Откуда взялись здесь чиклерос, подумал я. Неужели со стороны синота? Мне такой поворот событий не нравился.