Дьявольски рисковый

При том, что сон собственно был бы сейчас решением номер один. Сон и забвение. Но мой будильник уже прозвенел и если я в скором времени не прокрадусь по коридору в ванную, то мама почувствует необходимость, взять на себя обязанность разбудить меня.

Но как мне в таком состояние идти в школу? Занятия начинались сегодня с двойного урока физкультуры, чему я как правило радовалась. Не сегодня. Я не смогу взять в руки даже мяч.

Когда я проснулась от стонов Леандера - это должно было быть случилось под утро, вся моя правая сторона тела болела, потому что я задремала совершенно напряжённая, голова повёрнута к окну, чтобы ни в коем случае не пропустить, если в нём снова появится тень. Сеппо, который передумал и признается мне, что всё было только сумасшедшей идеей. Или Леандер, которого я буду ожесточённо упрекать, прежде чем допущу, чтобы он покаянно попросил у меня прощение.

Но ничего такого не случилось. Я ждала напрасно, пока все мои мускулы не затвердели. Если я не хотела, чтобы тоже самое случилось с моей левой стороной - я уже не чувствовала кончики моих пальцев, то должна была пошевелиться, даже если эта реакция подарит Леандеру то внимание, которое он требовал в своей преувеличенной страстной игре.

Когда я, как будто во сне, повернулась на другую сторону, начал пульсировать мой висок, тихая, тянущая боль. Теперь ещё это. Я прислушалась, что происходило снаружи, где мягкий, равномерный шум накладывался на шум дорожного движения просыпающегося города. Погода изменилась. Шёл проливной дождь. Бабье лето окончательно закончилось. Я почти не могла поверить в то, что только сегодня ночью, вместе с Сеппо, сидела на хафпайп в парке Мира. Что он хотел уехать, на всегда ...

– Люси! Ты проснулась!? Уже время! Вставай!
– Я так и думала. Сейчас она постучит в дверь, что у мамы было похоже на то, будто двухметровый мастер стучит по ней своей кувалдой. Она не звучала так, будто за ночь решила поверить мне и простить. Совсем наоборот: Она звучала так, будто готова ко всему и к тому же глубоко обиженно. Я осторожно открыла мой левый глаз на миллиметр и увидела, как ручка двери опустилась вниз. В какой-то момент ночью я ещё раз встала и заперла дверь. На тот случай, если Сеппо появится ещё раз. Но как я уже говорила - тщетные надежды.

– Ты что заперла дверь? Люси? Люси, поговори со мной! Ты там? О Боже, она снова сбежала ... Хериберт!

– Я здесь, мама!
– закричала я и тихо заскулила, потому что мою правую икру свело судорогой, когда я пошевелилась. Я схватила себя за пальцы ног и потянула их в сторону груди.
– Ты не могла бы написать мне извинение для двух первых уроков?

– Извинение?
– ахнула мама возмущённо.
– Люси, ты ...

– Пожалуйста, мама. У нас физкультура, а у меня начались месячные. Я действительно очень плохо себя чувствую. У меня так болит голова. И спазмы в животе.

Молчание за дверью. Она размышляла. Моё оправдание было лучшим, что у меня было в запасе, даже если оно было выдумано. Не считая головной боли и живота.

– Говоришь физкультура?
– переспросила мама немного мягче после нескольких тихих секунд.

– Да, - ответила я страдальчески.
– Вольные упражнения.

Я задержала воздух. Вольные упражнения было хорошим выбором. В настоящее время мы занимались баскетболом, но мне показалось, что вольные упражнения был более жалобный вариант для девушки с менструальными недомоганиями.

– К третьему уроку ты пойдёшь в школу, это ясно? А потом отдашь мне свой ключ от квартиры.

– Хорошо.
– Я с облегчением вздохнула и снова натянула одеяло на плечи. Я могла ещё немного полежать, в тёплой, мягкой постели. Ведь в моей комнате стало так холодно в утренние часы. У нас было «только» начало октября. Отопление не включалось, даже если снаружи бушевала бы метель. Сезон отопления для папы начинался только в середине октября и ни на день раньше.

– Тебе что-нибудь нужно?
– переспросила мама спустя какое-то время.
– Может мне, э ...

– У меня всё есть!

– сообщила я коротко.
– Я хочу только ещё немного полежать. Больше ничего.
– Да это прозвучало так, будто я действительно страдала. Когда маму мучила боль или даже приступ мигрени, она не хотела спать, а просто «полежать».

Покупать ей тоже ничего было для меня не нужно. Сейчас и вероятно никогда. У меня всё было, по меньшей мере для следующих пяти лет. Потому что Леандер сделал это своим личным заданием, заботится для меня о предметах гигиены, когда шёл в галантерейный магазин и что-то для себя «одалживал». Упаковка прокладок или тампонов всегда помещалось у него под жилетом. Теперь у меня в шкафу они лежали всех размеров и марок, которые можно было найти в торговле. Особенно очарован Леандер был прокладками с крыльями. Я же напротив, не могла терпеть, когда он вмешивался в женские дела. Но это его не заботило.

– Маленькая лгунья ..., - пробормотал он с упрёком, после того, как за дверью стало тихо, прежде чем разразиться новой арией стонов.
– Ай, ай, ай ... merde ... Знаешь, как говорят французы? Аи, не ай. Они говорят аи! Почему собственно? Ай подходит больше ... о ... или о ... о mon Dieu …

«Mon Dieu» прозвучало искренне страдальчески. Я решила одарить Леандера мимолётным взглядом. Он выглядел неряшливо и не выспавшимся. Волосы падали ему, спутавшимися прядями, на бледный лоб, а глаза были окружены голубоватыми тенями. Его кожа была такой бледной и серой, что он напоминал мне вампира. Больного вампира. Мой мимолётный взгляд стал пристальным. Леандер ответил на него устало. Никакого искры или снежного блеска в его голубом глазе. Он выглядел мутно, а зелёный напоминал гороховый суп, а не свежую траву.

– Ты опять пил?

– Я не пью, Люси, я ...

– Нет, пьёшь! И ты оставляешь везде лежать свои бутылки, так что мама может их найти и в следующее время сделает мою жизнь как в аду, потому что думает, что они мои! В будущем, убирай по возможности свои вещи! Они хотят установить решётку на моё окно. Решётку! Как в тюрьме!

– Тише, Люси, немного потише, пожалуйста ...
– Леандер парируя, поднял свои руки вверх. Его пальцы слегка дрожали.

– Я говорила шёпотом!
– Я действительно так и делала. Не было гарантии, что мама уже ушла от моей двери. В случае сомнений всегда говоришь шёпотом.

– Дааа, но ты шепталась агрессивно, с множеством шипящих звуков, а моей голове шипящие звуки не нравятся. Не сегодня утром. Я думаю, она сейчас взорвётся ... ай ...
– Леандер прижал смятую диванную подушку к своему виску.

– У тебя похмелье, - установила я безжалостно.
– Тебя это удивляет? Блин, Леандер, ты ведь уже на школьной поездке заметил, что не переносишь алкоголь!

– Bien s^ur. Но тогда я пил пиво и водку. А не Перно. И меня всё снова вырвало. Никакой головной боли следующем утром.
– Что же. Может, он просто её не заметил, потому что его главной проблемой было вывихнутое плечо, в то время как он лежал в полубессознательном состояние во дворе замка.
– Теперь ничего не вырвало ... хотя меня тошнит, так тошнит ...

Я надеялась, что при тошноте и останется. На всякий случай я вытащила моё комнатное растение из горшка и придвинула его рядом с Леандером, поставив перед диваном.

– Где ты вообще был всю ночь?
– От него воняло, как будто он вывалился в пепельнице. Но на дискотеках и в барах больше нельзя было курить. Он что, сам начал с этим делом?

– Я не могу тебе сказать. Тебя это не касается.

– Нет, касается!
– горячо возразила я. Леандер снова поднял свои руки вверх, чтобы я приглушила свои шипящие звуки.
– Кроме того, я хочу знать, почему ты пьёшь!