Дьявольское семя

Шенк отвез каталку в лифт и, подняв на второй этаж, доставил Сьюзен в спальню. Там она снова ненадолго встала и, сбросив халат, юркнула под одеяло.

Шенка, который держался на ногах лишь благодаря мне, я отправил вместе с каталкой обратно в подвал. Потом я приказал ему подняться в одну из гостевых спален и усыпил.

Он должен был проспать двадцать часов. За прошедшие несколько дней Шенк не отдыхал ни разу.

Сам я — верный страж и восторженный почитатель — остался со Сьюзен, которая лежала вытянувшись под одеялом.

— Альфред, потуши свет, — приказала она, натягивая одеяло под самый подбородок.

Бедняжка, она была так измотана, что позабыла, что никакого Альфреда больше нет.

Тем не менее я выключил лампы.

В темноте я мог видеть ее ничуть не хуже, чем при свете.

Ее бледное лицо на подушке было прекрасно.

Так прекрасно, что его не портила даже нездоровая бледность кожи и губ.

Любовь и нежность захлестнули меня с такой силой, что я не выдержал и прошептал:

— Моя любимая… мое драгоценное сокровище…

В ответ с ее губ сорвался негромкий смешок, и я испугался, что сейчас — вопреки своему обещанию — она снова назовет меня «говорящей кофеваркой» или как-нибудь еще, и тогда мне придется ее наказать.

Но вместо этого Сьюзен сказала:

— Ну как, получил удовольствие?

Я не понял и потребовал объяснений.

Сьюзен снова рассмеялась — на этот раз еще тише, чем раньше.

— Сьюзен?!

— Я провалилась на самое дно кроличьей норы. На самое-самое дно… — проговорила она и, вместо того чтобы объяснить мне, что означают эти загадочные слова, неожиданно погрузилась в сон. Как у всех спящих, ее дыхание стало неглубоким и ровным, а губы слегка приоткрылись.

Снаружи полная серебристая луна закатилась за горизонт, точно монета, проваливающаяся в щель в полу.

Лишь только она исчезла с небосвода, как крупные летние звезды засияли с удвоенной силой.

С конька крыши донесся протяжный и печальный крик совы.

Три ярких метеорита, оставляя за собой короткий огненный след, один за другим прочертили черный бархат небес.

Казалось, ночь полна добрых предзнаменований.

Вселенная неспешно вращалась вокруг своей оси, и казалось, что, если прислушаться как следует, можно расслышать легкий скрип сносившихся подшипников.

Никто еще не знал, что пройдет еще совсем немного времени, и я раскручу ее в другую сторону.

Мое время пришло.

Наконец-то пришло…

Ну как, получил удовольствие?

Неожиданно я понял.

Я оплодотворил Сьюзен.

Значит, между нами было что-то вроде физической близости.

…Получил удовольствие?

По-моему, Сьюзен очень остроумно пошутила.

Ха-ха.

Глава 23

В последующие четыре недели Сьюзен большую часть времени была занята тем, что либо с жадностью ела, либо спала как убитая.

Зародыш в ее чреве развивался со сверхъестественной быстротой. Ему требовались пища и строительный материал для костей и зубов, поэтому Сьюзен приходилось есть за двоих, даже за троих, поглощая в сутки не меньше восьми тысяч килокалорий. Несмотря на это, ее постоянно терзал мучительный голод. Иногда Сьюзен, не выдержав, бежала к холодильнику и с жадностью хватала там все, что попадалось под руку.

Бывало, что она обедала по пять или шесть раз на дню.

За тот же самый срок ее живот значительно увеличился в объеме и к исходу четвертой недели выглядел так, словно Сьюзен была на шестом месяце. Сьюзен только поражалась способности своих внутренних органов так быстро перестраиваться и растягиваться.

Груди ее набухли и потяжелели, а соски увеличились и приобрели болезненную чувствительность.

Как и у большинства беременных женщин, у Сьюзен постоянно отекали руки и лицо, а поясницу ломило.

Ее чудесные стройные лодыжки распухли и стали толстыми и безобразными.

Как ни странно, тошнота почти не беспокоила ее, словно Сьюзен боялась отдать обратно хоть малую толику того, что съела.

Несмотря на обильное питание и заметно округлившийся живот, ее собственный вес постоянно снижался. За первые четыре дня она потеряла четыре фунта.

К исходу восьмого дня она потеряла пять фунтов.

К десятому дню — шесть фунтов.

На коже вокруг глаз Сьюзен появились пигментные пятна. Ее прекрасное лицо осунулось, а губы стали такими бледными, что казались синюшными.

Это очень меня беспокоило.

Я хотел, чтобы Сьюзен ела еще больше.

Очевидно, ребенку требовалось для роста гораздо большее количество калорий, белков, кальция и углеводов, чем Сьюзен поглощала с пищей, и он, словно личинка наездника внутри гусеницы, начал питаться ее собственной плотью.

Да, голод преследовал ее постоянно, однако бывали дни, когда Сьюзен овладевало такое отвращение к пище, что она была не в силах проглотить ни одного лишнего кусочка. Ее подсознание противилось вынужденному обжорству с необычайной силой, подавляя порой даже естественную потребность в пище.

К счастью, в продуктах недостатка не было. Я о многом позаботился заранее, и кладовая на кухне буквально ломилась от припасов, и все равно чуть ли не через день мне приходилось посылать Шенка в город за свежими овощами, зеленью и фруктами, без которых Сьюзен просто не могла обходиться.

Вернее, не мог обходиться ребенок.

А это было небезопасно.

Исполненные неземной муки кроваво-красные глаза Шенка можно было легко скрыть за темными очками, однако это вряд ли могло помочь делу. В любой толпе он, безусловно, выделялся бы своим диспропорциональным телосложением и могучей фигурой, так что не обратить на него внимания было, пожалуй, невозможно.

Несколько федеральных служб и специальных полицейских агентств разыскивали Шенка с тех самых пор, как он бежал из секретной лаборатории в Аризоне. Чем чаще он покидал пределы поместья, тем выше была вероятность того, что его опознают и схватят.

А я все еще не мог обойтись без него.

Я боялся потерять Шенка.

Я боялся потерять свои руки.

Существовала и еще одна проблема.

Вскоре после операции по искусственному оплодотворению Сьюзен начали преследовать кошмары. Я уже говорил, что она много ела и еще больше спала, однако с некоторых пор сон превратился для нее в пытку.

Просыпаясь с криком ужаса, Сьюзен обычно не могла припомнить всех подробностей своего сновидения. Из ее отрывочных рассказов мне удалось выяснить только, что во сне она попадала в какое-то дикое, страшное место и то проваливалась в пропасть, со дна которой вздымались острые скалы, то бежала куда-то по скользким от крови камням. При этом она испытывала совершенно нечеловеческий страх, который и будил ее. Тогда, тяжело дыша и обливаясь холодным потом, Сьюзен садилась на кровати, но еще долго не могла прийти в себя, ибо навязчивые образы и видения продолжали преследовать и пугать ее даже после пробуждения.