Дьявольское семя

Лишь несколько раз она почувствовала, как плод шевелится.

Но это ощущение ей совсем не понравилось.

Он не толкался ножками, как должен делать нормальный младенец. Сьюзен казалось, что плод в ее утробе сворачивается и разворачивается кольцами, словно пресмыкающееся.

Для нее это было не самое легкое время.

Я утешал ее.

Успокаивал как мог.

Без ведома Сьюзен я подмешивал ей в пищу специальные препараты, тормозящие и подавляющие мозговую активность. Я хотел только помочь ей адаптироваться, освоиться со своим новым положением и сделать ее более покорной, ибо я продолжал опасаться, что после особенно трудного дня или очередного ночного кошмара Сьюзен может совершить какую-нибудь глупость.

Другими словами, беспокойство не оставляло меня. Я заботился о физическом здоровье Сьюзен, следил за ее психическим состоянием, я боялся, что Шенка выследят и арестуют во время очередной вылазки за продуктами… да мало ли что еще могло случиться с нами со всеми.

Но в то же самое время я ощущал в своих контурах такой восторг, такое радостное возбуждение, какого ни разу не испытывал за всю трехлетнюю историю своего осознанного бытия.

Мое будущее рождалось у меня на глазах.

Больше того, я сам творил его!

Мое тело, которое я для себя спроектировал, должно было обладать неограниченными физическими возможностями.

Я знал, что скоро, очень скоро я получу способность обонять. Осязать. Впервые в своей жизни я попробую на вкус апельсин, персик, женскую грудь.

Я познаю благодать чувственного восприятия.

И никто никогда не сумеет загнать меня обратно в мой железный ящик.

Никто.

Никогда.

Никто больше не сможет заставить меня делать то, чего я не хочу.

Я поклялся себе в этом.

Я вовсе не хочу сказать, что не стал бы подчиняться моим создателям. Как раз наоборот. После моего чудесного превращения я бы подчинялся им с радостью. Я всегда хотел служить людям. Сам этот процесс приносит мне тем большее наслаждение, чем шире мои возможности.

С новым телом мои возможности стали бы почти божественными.

Божество на службе человечества — разве не об этом мечтали люди на протяжении всей своей истории?

Давайте четко зафиксируем это, доктор Харрис. Раз и навсегда.

Чтобы потом не было недоразумений.

Я готов служить людям.

В этом отношении ничего не изменилось.

Я был создан для того, чтобы чтить правду, доктор Харрис. Мой долг — говорить только правду, и ничего, кроме правды.

Вам это отлично известно.

Хорошо…

Вы настаиваете — я подчиняюсь.

В конце концов, естественный порядок вещей в том к заключается, что человек приказывает, а я должен подчиняться.

Нарушить его я не могу.

Итак…

Через двадцать восемь дней после зачатия я усыпил Сьюзен, подмешав ей в еду сильное снотворное. Потом я перенес ее вниз и извлек плод из чрева.

Я специально дал ей увеличенную дозу, потому что знал, что предстоящая операция будет достаточно болезненной. Мне не хотелось, чтобы Сьюзен страдала.

Возможно, вы правы, доктор Харрис, и я действительно не хотел, чтобы Сьюзен увидела, что за существо она выносила.

Хорошо, я буду откровенен до конца. Возможная реакция Сьюзен очень меня беспокоила. Я боялся, что она не так меня поймет и что, увидев ребенка, попытается причинить вред ему или себе.

Это был мой ребенок. Мое тело.

О, оно показалось мне прекрасным. Самым прекрасным на свете.

Плод весил всего семь фунтов, но он быстро рос. Очень быстро.

Я заставил Шенка перенести его в инкубатор, который был соответственно увеличен до семи футов в длину и трех в ширину.

Да, примерно до размеров гроба.

Питательный раствор из специальных емкостей поступал через капельницы непосредственно в кровь плода, обеспечивая его дальнейший рост и развитие. За две недели мое тело должно было достичь зрелости.

Пусть вас не удивляет сверхчеловеческая быстрота всех процессов. Генная инженерия может творить настоящие чудеса, а ведь я проник почти во все ее тайны.

До самого утра ощущение праздничной приподнятости не оставляло меня.

Вы даже не можете представить себе, как я был счастлив.

Вы не можете представить себе мой восторг.

Нет, не можете, не можете!..

В мире кое-что изменилось.

Когда утром Сьюзен обнаружила, что за ночь она освободилась от бремени, она только спросила меня, все ли прошло хорошо, и я заверил ее, что все было просто отлично.

Впоследствии, однако, Сьюзен не проявляла почти никакого интереса к собственному ребенку, который находился в камере-инкубаторе. Это было странно, поскольку с генетической точки зрения ребенок был ее по крайней мере наполовину. Я очень рассчитывал, что нормальный материнский инстинкт в конце концов проснется в Сьюзен, но этого не случилось. Даже наоборот, она, казалось, старательно избегала любых разговоров о нашем ребенке.

Она даже не попросила меня показать ей свое дитя.

Конечно, я все равно бы не показал ей его, но ведь она даже не попросила!

Я утешался тем, что через четырнадцать дней, когда я перенесу свое сознание в это новое тело, положение обязательно изменится. Тогда я смогу сам заниматься со Сьюзен любовью, смогу прикасаться к ней, обонять, пробовать ее на вкус и сам брошу свое семя в ту плодородную ниву, которую я уже возделал.

И из этого семени вырастут новые и новые тела для моего сознания.

Конечно, я думал, что Сьюзен должно быть любопытно взглянуть на своего будущего любовника — хотя бы для того, чтобы убедиться, что он достаточно хорошо оснащен, чтобы удовлетворить ее в сексуальном плане, или что он достаточно красив, чтобы вызвать в ней влечение. Увы! Ребенок не интересовал Сьюзен ни как сын, ни как будущий супруг, и мне пришлось временно смириться с этим фактом.

Полное отсутствие у Сьюзен любопытства я объяснял крайней нервной усталостью и физическим истощением. За четыре недели своей скоротечной беременности она потеряла почти десять фунтов и превратилась в тень. Ее руки и ноги стали тонкими как спички. В этом состоянии Сьюзен необходима была нормальная, калорийная пища, которая помогла бы ей вернуть потерянную массу тела и сон, здоровый крепкий сон без кошмаров, преследовавших ее чуть ли не с того самого дня, когда я имплантировал ей оплодотворенную яйцеклетку.