Дыхание жизни

С первого взгляда небольшая улица отказалась узнаваться. Ожидать другого и не следовало – сверху донизу все дома были затянуты строительными лесами. С другой стороны, во всем читался намек, что Элиза оказалась где-то в пределах Бульварного кольца. Оставалось понять, как добраться до Тихвинского переулка, где ее, как она надеялась, дожидалась единственная в своем роде книга, уже давно ставшая причиной ее приключения.

То же самое издание манило и Петра Красилова. Он очень расстраивался от одной только мысли об Элизе и ее возможности опередить его в поисках. Но девушка не умела читать чужие мысли, а если бы и могла то не стала бы обращать на такие переживания никакого внимания. Напротив, она лишь прибавила скорости. Сейчас ее заботило, как максимально быстро добраться до нужного места. Мысли в голове сновали по тщательно систематизированному складскому комплексу с информацией, являющимся по совместительству головным мозгом, и подбирали подходящие варианты действий. Под влиянием советов своего внутреннего голоса, с самого утра звучащего, словно ее отец, девушка перешла сначала на быстрый шаг, а спустя считанные секунды уже неслась во весь опор. Казалось, ветер словно несет ее легкую фигурку по воздуху. А может быть, так оно и было.

Элиза быстро оглянулась и вышла из переулка на улицу, чтобы сориентироваться, где она оказалась. Флюгер был готов помочь указать ей место нового старта, но для точного определения местонахождения не годился. Если честно, то и начиная путешествие, было совершенно неясно, где тебя решит оставить Ветер. Флюгер мог привести только к точке входа, но где будет выход, и сам он не знал. Впрочем, он был всего лишь флюгером. Сейчас Элизе гораздо больше пригодился бы смартфон с какими-нибудь картами или подсказками. Но даже если бы она смогла быстро пополнить баланс своего счета, заблокированного уже несколько недель, ситуация изменилась бы слабо: еще утром аппарат был разбит во время неудачной встречи с Красиловым. Впрочем, Элиза была разумной барышней и прекрасно понимала – удачных встреч с ним быть не может. И расколотый стилетом телефон – не самая высокая цена за спасение.

Слуга Цитадели расправил плащ, подошел к краю тротуара и поднял руку в международном жесте, означающем просьбу подвезти. В ту же секунду рядом с ним с визгом покрышек остановился автомобиль. Водитель, судя по всему, угнал его со съемочной площадки героического боевика. Стекло в пассажирской двери опустилось. Красилов удивленно уставился на длинноволосого парня, смотрящего на него с водительского кресла. Удивление гостя столицы вызвал не звук, звучащий из недр моторного отсека, и не картина, открывающаяся в салоне. Больше всего на Красилова произвело впечатление, настоящее стекло, установленное в машине. Судя по всему, донором для него послужил сервант, по возрасту годившийся водителю в дедушки.

– Куда едем?

– Едем? На Новослободскую, – осторожно ответил потенциальный пассажир.

– Тысяча! – широко улыбаясь, ответил парень.

– Это с Динамо-то? Жадность – плохое чувство. И ведет к бедности, в лучшем случае. К тому же я предпочитаю более безопасный транспорт.

Улыбка сошла с лица водителя, уступив место суровому и насупленному выражению. Красилову даже показалось, что тот хочет ему ответить. Но вместо этого он увидел лишь поднятый средний палец, давно ставший международным жестом отказа в поездке. Стекло в двери звякнуло, а визг покрышек сменился грохотом рассыпающейся подвески рыдвана. Спустя минуту следопыт сел в автомобиль с персональным водителем, только направляющийся за своим постоянным пассажиром. Таксист попросил лишь триста рублей. И еще не курить в салоне.

Не успев даже как следует разогреться, Элиза обнаружила себя за щербатой спиной бывшего кинотеатра «Пушкинский». Переименование заведения в «Россию» волшебным образом сделало его очень похожим на одноименную страну: остатки роскоши были стянуты временными балками и покрыты десятками слоев штукатурки, словно лицо молодящейся старлетки. Впрочем, в отличие от пожилых звезд, тыл здания привлек минимум внимания косметологов-реставраторов. Поэтому он гордо светился россыпью прыщей, угрей и шелушащейся кожей, вполне натуралистично изображенными вывалившимися из кладки кирпичами вместе с вздувшейся и осыпающейся штукатуркой. Элиза чуть сбавила бег, чтобы постараться вспомнить, сколько раз она давала себе обещание заглянуть внутрь и развалиться в удобном кресле, вобравшем в себя тепло не одного поколения москвичей, но так и не смогла, сбившись на цифре тринадцать. Ветер легонько подтолкнул ее в спину, и она побежала. Спустя примерно пять минут она была на пересечении Малой Дмитровки и Садового Кольца.

Начало Долгоруковской улицы было очень близко. Элиза прекрасно видела его через забитые машинами полосы дороги. Но нужно еще было пересечь несколько полос полотна с плотно движущимися машинами. К радости девушки подземный переход нашелся достаточно быстро. Но как только она в него спустилась, легкое и светлое чувство исчезло также быстро, как остывает кофе из аппарата – за две-три секунды. На его место пришла гнетущая тяжесть близкой опасности.

На всем протяжении коридор был завешен ловцами снов, разноцветными лентами, свисающими с потолка, легонько звенящими колокольчиками, бамбуковыми палочками из старых советских «занавесок» и огромным числом всевозможных шумящих и шелестящих предметов. Очевидно, андеграундные художники не имели к этому никакого отношения. Насколько могла вспомнить Элиза, в Москве они уже давно мигрировали в пространства социальных сетей. Теперь оттуда вся продвинутая творческая интеллигенция вела свои странные игры по пропаганде политических идей, подбрасываемых ей вместе с грантами от зарубежных поклонников. Если честно, они мало волновали девушку. И куда меньше пугали. Единственная угроза от их акций и «активной творческой деятельности» распространялась на людей с хорошим здоровым чувством юмора: они могли запросто надорвать животы от смеха.

Леди Грант очень сильно волновало другое: она чувствовала присутствие Червей. По одиночке эти прислужники Оформителей и самой Цитадели не представляли никакой опасности. Проблема лежала в иной плоскости. Перед Элизой они почти всегда появлялись компаниями. И намерения по отношению к дочери магистра Призрачного Замка у них редко были благими. Точнее было бы сказать, таких намерений у них не было никогда.

– Элиза Грант! Вот эта встреча! – прошелестел у нее за спиной голос. – Давно не виделись. Но мы о тебе всегда помнили!

Элиза резко прокрутилась на пятках. И оказалась лицом к лицу со сгорбленным существом, закутанным в изъеденные молью и неизвестно кем еще тряпки, больше всего напоминающие саван. На лице у него была бумажная маска Человека-паука.

– Червь, – прошептала Элиза. – Откуда ты здесь?

– Откуда я здесь? Лучше спроси, откуда мы здесь! Колонизация вот-вот начнется. Мы к ней и готовимся.

– Когда? Кто еще здесь кроме тебя? – резко спросила девушка, осторожно обходя Червя, который очень медленно, но настойчиво к ней приближался.

– Скоро, – просто ответил червеобразный Человек-паук. – Нас здесь много. Сама понимаешь, один я бы не справился. Хотя лестно, что такая сильная девушка думает обо мне именно так.

Червь гаденько хихикнул и незаметным движением оказался перед Элизой. Со стороны казалось, словно он рассыпался в труху, но потом потоком пыли и кружащихся тряпок перенесся к девушке, где снова обрел свою довольно противную форму.

В ту же секунду туда, где у него должен был находиться живот, уперлось что-то длинное и узкое. Опустив глаза маски вниз, он увидел в руках у Элизы прибор, похожий на компактный пылесосик. Такими какие-нибудь компьютерные черви вычищают клавиатуру своих терминалов. Но устройство, чей стальной корпус светился изнутри и был покрыт рунами, внушил Червю гораздо больший страх, чем можно было бы ожидать от обыкновенного сборщика пыли.

Собеседник очень медленно и опасливо поднял руки.

– Элиза, ну что ты! Воспитанные барышни так себя не ведут. Ловец Ветра не самым лучшим образом способствует мирному и благородному ходу беседы. Я опасаюсь, что такая хрупкая девушка, как ты может ненароком запустить его, а мне не хотелось бы возвращаться в лоно Ветра так рано, – Червь поежился. – Даже твой отец, которого я весьма неплохо знал…

На этих словах хобот пылесоса вдавился в Червя. Будь тот поплотнее, скорее всего в нем появилось бы еще одно технологическое отверстие.

– Замолчи, тварь! – прошипела Элиза. – Еще хоть одно слово о моем отце – и твое дыхание навсегда покинет свое мерзкое тленное пристанище.

Червь театрально закрыл рот на замок, развел руки и виновато пожал плечами.

Элиза, попятившись, отошла на несколько метров. Со злостью сорвала с потолка ленту, чей конец упал ей на шею, и, развернувшись, бросилась прочь из перехода.

– Передавай привет господину Красилову! – донеслось ей вслед.

Мерзкий смех, прозвучавший вслед за этим, еще долго завывал в ее голове, словно холодный, пронзительный ветер в коридоре подземного перехода.