Джек-Соломинка

— «Король объявляет всем своим верноподданным, что они, под страхом конфискации всего, что король может у них конфисковать, обязаны вооруженной рукой и всеми имеющимися в их распоряжении средствами оказывать сопротивление восставшим. Это злое дело больше не повторится, потому что главные виновники мятежа уже осуждены и преданы казни в Лондоне 18 июня.

По распоряжению чрезвычайной судебной комиссии, заседавшей во дворе Гильдголла 17 июня, эти люди…»

Саймон Бёрли снова глянул на леди Джоанну и опустил глаза.

Стиснув руки, вся наклонясь вперед, Джоанна слушала, не пропуская ни одного слова.

— «…эти люди — Аллан Тредер из Эссекса, Джон Кэркби из Кента, Джон Снэйп, прозванный Малюткой, из Кента, Джек Строу из Кента и Джон Стерлинг из Эссекса — преданы страшной и позорной смерти, а головы их выставлены на Лондонском мосту». [99]

Королевский гонец уже давно отъехал, а в толпе все еще переговаривались и делились впечатлениями. О Джоанне как будто забыли.

99

Подлинные приказы, разосланные 30 июня и 2 июля 1382 года.

Люди разговаривали, повернувшись спиной к помосту, А некоторые женщины выводили за руки из рядов своих малышей.

Гуг Гавесдемский решил поскорее кончить свое дело.

Увидев вдруг в двух шагах от себя бледное и гневное лицо рыцаря на черном коне, он невольно поднес руку к голове, забывая, что при исполнении своих обязанностей палач обходится без шапки.

Уже без прежней уверенности он снова обратился к Джоанне:

— Какой рукой, женщина, ты открывала дверь королевскому преступнику?

И вдруг он в изумлении отступил назад. Ему приходилось присутствовать в застенке, когда людей вздергивают на дыбу, или дробят им кости, или ломают пальцы на руках и ногах. От муки иные несчастные седеют, а у иных лица вытягиваются, челюсть отвисает, точно у мертвецов, а у иных подле рта появляются старческие морщины, несмотря на то что они едва-едва вышли из юношеского возраста.

Но к этой женщине он еще ведь не прикоснулся и пальцем, и, однако, он мог бы поклясться, что за эти несколько минут она точно состарилась на несколько лет.

В глазах ее было столько отчаяния и ненависти, что палач с трудом удержался от восклицания. Хвала господу, что она смотрит не на него, а на рыцаря в граненых доспехах, сидящего на черном коне!

— Какой рукой я открыла дверь королевскому преступнику? — переспросила Джоанна. — Я любила его так же сильно, — произнесла она громко и отчетливо, — как сильно ненавидела своего мужа, сэра Саймона Бёрли! Я распахнула перед ним дверь обеими руками!

Гуг Гавесдемский с досадой подумал о том, что совсем ему не следовало вступать в разговоры с преступницей. Палачу платят деньги за то, что он приводит в исполнение решение судей, и только.

Однако в этот день Гугу Гавесдемскому так и не удалось привести в исполнение решение королевского суда.

Когда он подошел к женщине, повернул ее за плечи и сам, без помощи подручного, расстегнул ее рукав, помост весь закачался от тяжести перепрыгнувшего через веревку рыцаря в граненых доспехах.

— Оставь эту даму, мужик! — крикнул рыцарь грубо. И, повернувшись к женщине, добавил: — Вы свободны. Отныне вы можете жить в любом из четырех ваших замков. Только сообщите, какой из них вы выбираете, для того чтобы нам с вами больше не пришлось встречаться. Возьмите это письмо. Мужика, которому оно написано, уже нет в живых…

Шестнадцать человек свиты рыцаря, все в полном вооружении, с угрожающим видом обступили помост. Оба стражника исчезли в толпе. Староста делал вид, что он ничего не видит и не слышит, и палачу не осталось ничего другого, как посторониться и дать женщине дорогу.

Глава V

Уже давно перестали рассылать руки и ноги четвертованных по всем графствам и на Лондонском мосту перестали выставлять головы казненных. Их было слишком много — даже на большом мосту в городе Бервике для этого не хватило бы места. Последней, по распоряжению мэра Уолворса, была выставлена голова Джека Строу — самого закоренелого из кентских мятежников.

Попался он в руки правосудия совершенно случайно, потому что, не опознай его жена одного из арестованных олдерменов, ему, быть может, под покровом ночи и удалось бы ускользнуть из Лондона. Он расхаживал в богатом купеческом платье; никому и невдомек было, что под ним скрывается мятежный мужик.

Однако, когда Джона Горна вели на казнь, жена олдермена, разглядев в толпе знакомое лицо, закричала во весь голос:

— Вот моего мужа ведут на муки и смерть за то, что он послушался мужиков, а их главный зачинщик смотрит на это и смеется. Хватайте его — это Джек Строу из Кента!

Женщине, может быть, и не поверили бы, потому что мужик, назвавшийся Джеком Строу, уже со вчерашнего дня был приведен в Гильдголл и дожидался смерти. Но после того как еще несколько человек подтвердили слова женщины, кентского вожака схватили, связали и повели рядом с Джоном Горном.

Переговариваясь, они шагали с олдерменом точно добрые друзья и точно жена одного из них минуту назад не предала другого.

Это, по мнению господ, лишний раз свидетельствовало о том, что мужики совершенно лишены понятия о чести и доблести.

Парнишке, назвавшемуся Джеком Строу, каким-то образом удалось бежать, но мэр Уолворс не придал этому значения, так как в руках его был подлинный Джек Строу.

Самым закоренелым из мятежников кентец был назван потому, что его предсмертная исповедь заставила содрогнуться даже наиболее отважных и мужественных людей дворянского звания.

Многие подумали при этом, что, пожалуй, недаром мэру Уолворсу было пожаловано рыцарство.

Если до этого некоторые находили, что рыцарское звание, сто фунтов серебром, земли и почести [100] — слишком высокая награда за кровь простого эссекского мужика, то теперь эти люди прикусили языки.

100

За убийство Уота Тайлера король Ричард пожаловал мэру Уолворсу рыцарское звание, а для того, чтобы тот смог его достойно поддерживать, землю и сто фунтов серебром.

Только после исповеди Джека Строу дворяне поняли, что грозило им и их королевству.

Джон Бол сказал: «Человек не волен ни в своей жизни, ни в своей смерти. Но жить и умереть он должен так, чтобы это пошло на пользу его ближним».

Для Джека Строу не было ничего легче, как по дороге к Гильдголлу кинуться с Лондонского моста в Темзу. Со связанными руками он, как ключ, пошел бы ко дну.

Можно было вступить в драку со стражниками и погибнуть так, как погиб Заячья Губа, упавший с раскроенным черепом на целую груду им же положенных тел.