Джевдет-бей и сыновья
Шрифт:
— Да, у тебя талант! Талант! Это дар Аллаха, не забывай! Цени его!
Ахмету стало весело:
— Ценю, бабушка, ценю! Рисую!
— Всё время рисуешь? — с сомнением спросила Ниган-ханым.
— Да!
— А деньги? Ты жениться собираешься? Или будешь всю жизнь дома сиднем сидеть?
— Иногда я все-таки выхожу на улицу — улыбнулся Ахмет.
— Я вот тоже думаю выйти, посмотреть, что там с моим банковским счетом.
Ахмет покивал головой. В гостиную вошла сиделка. Йылмаз тоже был здесь, стоял, прислонившись к буфету, и смотрел на Ниган-ханым. Должно быть, все ждали какого-нибудь развлечения, о котором после можно было бы худо-бедно поговорить.
Глава 2
МНОГОКВАРТИРНЫЙ ДОМ В НИШАНТАШИ
Едва войдя в гостиную, Осман закричал:
— Здравствуйте, мама! Как поживаете? — Он тоже был глуховат.
— Где ты был? — спросила Ниган-ханым.
— На фабрике, — сказал Осман, понял, что мать его не расслышала, и повторил: — На фабрике, говорю! Сегодня ездили с Джемилем на фабрику!
Ниган-ханым поморщилась, потом подозрительно уставилась на подошедшую поближе Нермин.
— Это я, Ниган-ханым, я! — сказала Нермин. — Не узнали?
— Кто это? — спросила Ниган-ханым, повернувшись к Ахмету.
— Тетя Нермин, бабушка, тетя Нермин!
— Опять она меня не узнала!
В последние недели, когда бабушке стало хуже, она перестала узнавать некоторых людей, и Нермин, похоже, была обижена, что оказалась среди них.
— Перихан, что ли? — пробормотала Ниган-ханым.
— Перихан за другого вышла! Ваша невестка — я! Не узнали? — сказала Нермин и раздраженно повернулась к мужу: — Это она специально, точно говорю!
— Нет, дорогая, ну почему же специально? Просто не узнает. Больной человек, что поделаешь!
Нермин что-то проворчала себе под нос и уселась в кресло. Ахмет испугался, как бы между дядей и тетей не началась ссора. Осман закурил.
— Опять дымишь! — сказала Нермин.
Осман пробурчал что-то неразборчивое, и все замолчали.
— Что вы делали на фабрике? — неожиданно спросила Ниган-ханым.
— А что там можно делать? Смотрели, как идут дела! — нервно сказал Осман. — Всё в порядке, всё хорошо. Работают. Замечательно работают!
— А что делают?
— Да лампочки же, мама, лампочки!
— Ох, разве я думала, что мы до такого доживем! — сокрушенно вздохнула бабушка. Должно быть, она имела в виду забастовку двухлетней давности. С тех пор мысли о фабрике неизменно наполняли душу Ниган-ханым ужасом. Поверив, что между забастовкой и «плохим положением дел», о котором писали газеты, есть некая связь, она стала воспринимать любую плохую новость, не обязательно политического характера, как предвестие катастрофы для своей семьи.
— Всё в порядке, не беспокойтесь! — сказал Осман.
— Как же не беспокоиться? — забормотала Ниган-ханым. — До чего мы дожили! Мог ли Джевдет-бей себе такое представить? Никто друг друга знать не желает. Ты бы слышал, что сказал вчера Зийя!
— И что же он сказал?
— Невоспитанный, наглый, дерзкий…
Осман повернулся к Эмине-ханым:
— Если он еще раз явится, не пускайте! Посылайте его к нам, вниз. Интересно, чего он хотел?
— Он разговаривал с Ахмет-беем.
— В самом деле? И о чем же?
Заметив, что Осман нервничает, Ахмет с удовольствием проговорил:
— Да так, ни о чем особенном. Всё в порядке!
«А может, сказать ему? Переворот будет! Левый переворот! [102]
Нишанташи разнесут…» Ему снова на мгновение захотелось, чтобы переворот произошел как можно скорее.— Что он тебе наплел на этот раз, какие небылицы? Человеку семьдесят пять лет, а он все еще не устал врать и угрожать! Что он сказал?
102
Такой переворот действительно планировался рядом высших чинов турецкой армии, был назначен на 9 марта 1971 года, однако не состоялся из-за разногласий между организаторами. Вскоре после этого участники заговора были отправлены в отставку, в стране было объявлено военное положение, и начались преследования общественных деятелей, придерживавшихся левых взглядов.
Ахмет не смог удержаться:
— Сказал, что военные затевают что-то вроде того, что было в 60 году! [103]
— Откуда ему знать о таких вещах? Да и нам-то что с того?
Ахмету стало еще веселее.
— Против импортеров будет переворот! Так он сказал. Левый переворот против Демиреля и импортеров!
Взглянув на помрачневшего Османа, Ахмет едва удержался от смеха.
Общественное мнение в последнее время было сильно настроено против предпринимателей, производивших товары из импортных деталей, — не меньше, чем против Демиреля. Разговоры на эту тему выводили Османа из себя. Он говорил, что у него на производстве лампочек доля импортных деталей ничтожна, и принимался доказывать это с цифрами в руках.
103
27 мая 1960 года в Турции произошел военный переворот, положивший конец пребыванию у власти правой Демократической партии. Президент Джеляль Баяр был отправлен в тюрьму, премьер-министр Аднан Мендерес — казнен.
— Что же ты ему не сказал, что мы никакие не импортеры! — воскликнул Осман. Потом, похоже, смутился своего волнения.
— Просто о лампочных фабриках речь не зашла, — сказал Ахмет и, улыбаясь, добавил: — К тому же я не помню последних цифр. Сколько там было процентов?
— Восемьдесят четыре!
— Ну, какой же вы тогда импортер!
Осман снова занервничал:
— А еще что он сказал? Что еще?
— Рассказывал о моем отце, о дедушке…
— Э, да что он знает о Рефике?
— По большей-то части он говорил о своем отце. Ну и я расспрашивал. Кажется, интересный был человек. Занимался политикой…
— Отец, по правде говоря, называл его пьяницей.
Разозлившись, Ахмет произнес слово, которое вертелось у него на языке:
— Похоже, он был революционером.
Осман рассмеялся:
— Да, отец тоже говорил, что дядя Нусрет был из мечтателей!
— Интересный был разговор… — пробормотал Ахмет. Он уже начал раскаиваться, что так много рассказал.
— Что он опять напридумывал?! — Заметив, что Ахмет довольно улыбается, Осман встал на ноги. Взгляд его говорил: «Ты тоже из этих! Что ты за человек такой?» Увидев повара, зашедшего, чтобы забрать у Ахмета пустой поднос, он вспомнил о чем-то другом и слегка улыбнулся: — Ахмет, милый, сегодня вечером приходи к нам ужинать! Да, Нермин?
— Конечно, конечно! Сегодня вечером все будут у нас.
Осман начал расхаживать по комнате.
— Стало быть, называет нас импортерами? А ты ему не ответил!