Джокертаунская комбинация

– Они не Кулаки, они с тобой никак не связаны.

Они, казалось, ожидали вспышки ярости, но Кьен просто кивнул.

– Я учитывал такую возможность, – сказал он. – Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, – размышлял он вслух, – сделай это сам.

Он встал, сцепил руки за спиной и начал расхаживать по комнате.

– Тахион не проблема, – бормотал он. – Я могу разделаться с этим мелким придурком в любой момент. А вот Бренана мне нужно отследить как можно скорее. – Он пригвоздил Рика и Мика взглядом. – Куда бы он отправился после нападения?

Рик и Мик посмотрели друг на друга, потом снова на Кьена и пожали плечами.

– Он будет беспокоиться о своей сучке. Да. Его сентиментальность – лучшее, что в нем есть, и он бросился бы прямо к ней, чтоб убедиться, что она в порядке. – Он остановился, разглядывая трехъярусную стеклянную подставку, хранившую часть его сказочной коллекции древней и редкой китайской керамики. – Он сказал, что оставил ее в клинике, но он не стал бы размещать ее в открытой палате. Она должна быть где-то, где он считал бы, что она в безопасности. – Кьен прошел обратно к столу. – Где бы это могло быть? – Кто-то позади него чихнул.

– Будь здоров, – сказал Кьен автоматически.

– Я не чихал, босс, – сказал Рик.

– И я не чихал, – добавил Мик.

Кьен обернулся.

– Тогда кто это?

– Кажется, звук шел оттуда, – сказал Рик, указывая на вазу на среднем уровне стеклянной подставки.

Это была ваза периода Юн Чэн, покрытая зеленой глазурью по черному фону. Очень старая и невероятно редкая и по цвету, и по форме, она была одним из угловых камней коллекции Кьена. Он нахмурился, постоял немного, а потом двинулся обратно к стеклянной стойке. И заглянул в вазу.

Внутри сидел карлик, сморщенный, кожистый гомункул, кожа которого, казалось, была на пять размеров больше своего владельца. Обе его руки зажимали рот и нос в попытке подавить еще один чих. Он вырвался наружу с насморочным призвуком. Карлик вытер нос рукой и уставился на огромное лицо, глядящее на него сверху вниз.

– Вот дерьмо, – сказал он.

5

Город горел, хотя пламени и не было видно.

Бренан никогда не чувствовал такого накала. Воздух искрился им. Он волнами поднимался от мостовой, лизал лицо, словно зловонный язык огромной задыхающейся твари. Он полз по телу, и ручейки пота бежали по спине и ногам. Если б он верил в Бога, он решил бы, что это ад. Он вспомнил девиз, вышивку, часто встречавшуюся на куртках, которые так нравились ветеранам Вьетнама: «Когда я умру, я отправлюсь в рай. Свой срок в аду я уже отбыл».

Может быть, это был и не ад, но это был город из худших кошмаров Бренана. Он двигался вдоль по аллее, переступая через пузырьки асфальта, вскипавшие на мостовой. Здания, окружавшие его, разрушались, улицы были переполнены разбросанным мусором. Это был город-призрак. На его запруженных мусором улицах не было никого, кроме Бренана.

Он вышел из переулка и посмотрел вверх, на ржавый погнутый знак, свисавший с фонаря над головой. Генри-стрит, Хрустальный дворец. В таком случае, должно быть…

Бренан посмотрел вниз по улице и увидел его. Дворец все еще стоял на своем месте. А если дворец все еще стоял… Бренан обнаружил, что его несет по улице, словно беспомощного моряка – на кишащие сиренами скалы.

Дверь дворца не была заперта. Внутри было темно и прохладно. Бренан почувствовал дрожь, пробежавшую по телу, когда пот, покрывавший его, внезапно испарился, оставив холодный и липкий след.

Может быть, прохладный воздух дворца вызвал эту дрожь. Может быть, это была она сама, сидящая за своим обычным столом в своем обычном кресле с высокой спинкой, едва видимая в темноте, со своим обычным бокалом «Амаретто» под рукой.

– Хризалис, – прошептал Бренан.

Она посмотрела на него. Выражение ее бесплотного лица было непроницаемым, как и всегда. Хризалис была женщиной из плоти и крови, но ее кожа и плоть были невидимы, мышцы едва угадывались. Некоторые находили это отвратительным, но Бренан восхищался ею.

– Это действительно ты? – спросил он.

– Кто еще мог бы сидеть здесь в этом теле и пить «Амаретто» из хрустального бокала? – спросил призрак.

Бренан покачал головой. Она не ответила на вопрос. Возможно, правила, царящие в этом искаженном измерении, не позволяли ей сделать это. Или ей нельзя было отвечать четко согласно правилам, которые установило его собственное подсознание.

– Ты знала обо всем, что происходит в Джокертауне, – сказал Бренан. – А как насчет этого места?

– Я знаю тебя, – ответила она. – Я знаю кое-что о том, что происходит в твоей голове.

– Ты можешь помочь мне? – спросил он. – Можешь помочь мне найти Дженифер?

Если призрака и расстроило упоминание соперницы, она этого не показала.

– Посмотри в суть вещей, – сказала она ему. – Ты увидишь: то, что тебе особенно дорого, – в руках твоего злейшего врага. Но будь осторожен. Ты не один в этом мире.

– Это место, – спросил он ее, – реально?

– Мне оно кажется достаточно реальным, – ответила она.

– Мне тоже, – сказал Бренан тихо. Он помедлил. Хотел прикоснуться к ней, но откуда-то знал, что это не очень хорошая идея. Он боялся, что она растает как дым. Хуже того, он боялся, что почувствует живое тепло настоящей плоти. – Мне надо идти, – сказал он наконец.

Хризалис кивнула.

– Еще один квест, – сказала она, когда Бренан развернулся, чтобы уйти. – Будь осторожен, мой стрелок. Будь очень, очень осторожен.

Бренану показалось, что она погрустнела, но не было ничего, чем он мог бы утешить ее грусть. Он просто забрал ее с собой, покидая дворец в последний раз.

Солнце снаружи светило так ярко, что он сморгнул под его взглядом. Не стало ничуть прохладнее, и он вспотел за то короткое время, что стоял у дворца, обдумывая следующий шаг.

Если следовать совету Хризалис, он должен найти «суть вещей». Это, к сожалению, было довольно туманное описание. Он смотрел на улицу, думая об этом, и вдруг увидел, что другая часть пророчества Хризалис – правда.

Он был не один.

На улице были люди. Большинство было одето в синие сатиновые куртки Безупречных или носили маски Оборотней. Он стояли по одному или в маленьких группах перед ним, за ним, вокруг него.

Бренан потянулся за браунингом, спрятанным в кобуре за спиной, но не нашел его. Его пистолет, казалось, не прошел в этот мир вместе с ним. Затем он вдруг понял, что это не важно, есть ли у него пистолет.

Все люди, окружавшие его, были уже мертвы.

Все они истекали кровью. У всех были открытые раны. Большинство было пронзено стрелами в грудь, горло, спину, глаз. Их лица, Бренан наблюдал за ними по мере приближения, все казались знакомыми, и он понял, что это были те люди, которых он убил, вернувшись в город.