Джоконда и паяц
Шрифт:
Он повернул налево, а Глория вновь углубилась в живопись.
– Что это у нас?
Боровиковский, портрет Марии Лопухиной. Дочь мистика и магистра масонской ложи… рано умерла от чахотки.
– Красивая…
По слухам, жертвами портрета становились дворянские девицы на выданье. Ежели которая на портрет долго засмотрится, то покойная Лопухина забирает ее душу.
Крамской, «Незнакомка» – портрет дамы, едущей по проспекту в открытой коляске, «высасывает силы» из живых людей… обладает преследующим взглядом. Куда бы ни отошел
– Хм! Репин-то Илья Ефимович, оказывается, по этой части тоже не промах, – прошептала Глория.
Молодая жена Репина… безвременно скончалась.
Портрет композитора Мусоргского… вскоре умирает.
Портрет хирурга Пирогова… почти сразу отошел в мир иной.
Портрет премьер-министра Столыпина… окончен как раз перед покушением на сановника, который получил смертельное ранение в Киеве.
Портрет писателя Писемского… умер.
Портрет итальянского актера д’Аржанто… скончался.
Едва Репин взялся за портрет Федора Тютчева, тот заболел и умер.
Литератор Всеволод Гаршин, с которого Репин писал царевича для известной картины «Иван Грозный убивает своего сына»… сошел с ума и бросился в лестничный пролет.
Художник Мясоедов, послуживший прототипом для Грозного (то же полотно), в приступе ярости чуть не прикончил своего маленького сына.
Иконописец Балашов в 1913 году исполосовал холст ножом, после чего умер в лечебнице для душевнобольных.
– Ну и ну! – воскликнула Глория. – Илья Ефимович был неимоверно талантлив. А что «Бурлаки на Волге»?
Поразительно, но и эти позировавшие Репину мужики плохо кончили.
Однажды в зале, где висят «Бурлаки», произошел неприятный инцидент. Иностранная туристка внезапно закричала и упала на пол, отбиваясь от невидимого противника. После она твердила, что какой-то потный, грязный мужчина навалился на нее и пытался изнасиловать… Она, мол, до сих пор чувствует ужасный запах, исходящий от него…
– Это уж слишком!
Машина остановилась, и Санта подал хозяйке руку, помогая выйти. Глория все еще была под впечатлением от просмотренных комментариев. Все вышеперечисленные живописные полотна она видела в галерее Паяца! Там они существуют как бы параллельно с теми, которые находятся в музеях и частных коллекциях.
– У меня что-то голова кружится, – пожаловалась она. – Пройдемся немного…
Москва
Лавров опешил и растерялся. Его замешательство рассмешило Глорию.
– Ты не рад меня видеть?
– Что ты… рад.
Натянутая улыбка и бегающий взгляд начальника охраны подсказали ей, что она не ошиблась. У Ромы – другая женщина. И он ужасно боится выдать себя.
– Зайдем к тебе в кабинет, – предложила она. – Чаем угостишь?
– Да, конечно.
Пока закипал электрочайник, Глория размышляла, почему отношения между людьми так запутанны и лживы. Зачем скрывать правду?
Глядя на Лаврова, она «видела» те же постельные сцены, которые невольно всплывали в его памяти.
Он гнал от себя компрометирующие картинки, но те упирались и не желали уходить с «экрана». Образы, которые он пытался изгнать из своего сознания, наоборот, становились ярче и объемнее. Это было невыносимо.– Ты зря переживаешь, – обронила Глория. – Я не в претензии.
– Не понял?
– Все ты понял, – усмехнулась она.
Не было смысла отпираться, оправдываться. То, чего Лавров боялся, произошло. От Глории ничего не скроешь. Они слишком близки, чтобы он мог утаить что-то от нее. Она чувствует его флюиды, улавливает мысли.
– Я перед тобой как на ладони, – вздохнул он. – А ты для меня за семью замками.
– Тебе же спокойнее.
Он промолчал, разливая по чашкам кипяток.
– Чай в пакетиках, – сообщил он, зная, что Глория любит только листовой. – Будешь?
– Давай.
Она заговорила о Павле Майданове. Лавров машинально отвечал.
– Ты знаешь его сестру?
– Случайно познакомился, – соврал он. – Буквально день тому.
Глория приподняла брови, но не выразила сомнения в его словах, не стала выяснять обстоятельства знакомства. Просто спросила:
– Кто она?
– Алина Кольцова. Поэтесса. Замужем за хоккеистом Кольцовым.
– Я не увлекаюсь спортом и спортсменами.
Он пожал плечами, пробуя чай. Горячий и горький. Глория даже не притронулась к чашке. Чай был предлогом, чтобы поговорить наедине. О Павле, о его сестре.
«Чужие люди ей дороже, чем я, – накручивал себя Лавров. – Она печется о них, а на меня ей плевать!»
– Ты несправедлив ко мне, – сказала она.
Начальник охраны спохватился. Черт! Он вился ужом на раскаленной сковороде. И с какой стати, спрашивается? Их с Глорией связывает работа и… взаимная симпатия. А от симпатии до любви – пропасть.
– Ты прав, – кивнула она. – Почувствовал разницу?
– Послушай, – не выдержал он. – Я перед тобой ни в чем не виноват.
– А кто тебя винит?
Лавров хлебнул чаю, обжегся и побагровел.
– Алина может погибнуть, – как ни в чем не бывало заявила Глория. – Она водит машину?
– Водит.
– Ты предупредил ее об опасности?
Лавров все-таки вышел из себя. Она его допекла.
– Как я должен это сделать? Подойти и сказать: «Милая барышня, вам лучше не садиться за руль! Потому что вы разобьетесь!»
– Примерно так.
– Она решит, что я чокнутый, только и всего.
Глория задумалась. Галерея Паяца не шла у нее из головы. К чему бы это?
– Алина позирует какому-то художнику? – догадалась она. – Кто-то пишет ее портрет?
Лавров чуть со стула не свалился.
– Откуда ты знаешь? Павел выболтал? – и тут же осекся. Вряд ли Алина поделилась с братом, что ходит на сеансы к Артынову. Она скрытная, вся в себе. Улитка, которая забилась в раковину и даже рожек не высовывает.
Глория ждала ответа, глядя на него из-под пушистых ресниц. По сравнению с Эми она почти не красится. И гораздо стройнее, и…
– Я краснею, – засмеялась она.