Джоконда и паяц

При упоминании о Венере ревность застлала ту бодрствующую часть рассудка Алины, которая связывала ее с внешним миром и позволяла более-менее адекватно реагировать на слова Лаврова. Она опять погрузилась в гипнотический сон, где не было места реальности и где существовали и действовали иные правила и законы.

– Замолчите, – прошептала она, кусая губы. – Вы все помешались на этой Венере! Все, все! Журналисты, критики, публика, даже мой муж. Что вы в ней находите? Вульгарная голая баба с похотливым взглядом и плоскими сиськами! Она готова запрыгнуть на первого попавшегося мужика, и если бы не рама и холст, то так бы и случилось.

– Али-и-ина, – изумленно протянул Роман. – Вы ли это? Насколько мне известно, вы слагаете стихи…

Но Кольцова его не слышала. Она поносила Венеру на чем свет стоит, забыв о приличиях и культуре речи. Жаргонные словечки и пошлые ругательства обильно сыпались из ее прелестных уст. Она ничего не замечала – ни удивленного лица «журналиста», ни застывшего в тени неподалеку Рафика, который не узнавал свою даму сердца.

Лавров же в очередной раз удостоверился, что мнение о людях, внушенное ему Глорией, верно отражает их многоликую суть. В одном человеке поразительным образом сочетаются, казалось бы, взаимоисключающие качества. В каждом сидит пара-тройка чертей, которые до поры до времени не высовываются. Но стоит потревожить их, и бесы тут как тут. Резвятся и щекочут вам нервы, опрокидывают ваши представления о ближних и развенчивают ваших кумиров.

Лавров понял, что в данный момент ему до Алины не достучаться. Это только кажется, будто она стоит рядом. На самом деле барышня блуждает где-то далеко – возможно, она все еще позирует Артынову или сражается с Венерой и ревнует мужа к мертвой сопернице. Небось подозревает, что он неспроста купил полотно. Ишь, как разошлась!

Роман решил поддать жару и сказал:

– «Венеру» приобрел ваш супруг, если я не ошибаюсь. Выложил за картину кругленькую сумму.

– У Миши нет вкуса. Он не понимает… он… не посоветовался со мной…

По ее лицу потекли слезы. Алина, не смущаясь, плакала перед посторонним человеком. Она не владела собой.

– Садясь за руль, вы подвергаете себя опасности, – вернулся к своему «журналист».

– Что же мне, по воздуху летать?

Она полезла в сумочку за бумажным платком. Лавров молча наблюдал, как у нее дрожат пальцы.

«Ты занимаешься чепухой, братец, – заметил внутренний голос. – Донимаешь беременную женщину. От чего ты можешь ее уберечь? От самой себя?»

– Бог с вами, Алина, – сдался он. – Делайте что хотите. Но хотя бы будьте осторожнее.

– Я всегда осторожна, – буркнула она.

– Подвезти вас?

– Не надо. Я сама.

– Давайте лучше я поведу, – покачал он головой, провожая ее к припаркованному в углу двора «пежо». – Вы в порядке?

– Не совсем… нервы разыгрались. Пустяки.

– Значит, отказываетесь от моей помощи?

– Не отказываюсь. Просто у меня еще есть одно дело сегодня.

– Какое? – проявил неуместное любопытство Роман.

Она вздохнула, раздраженная его назойливостью. Но все же ответила:

– Я должна кое с кем встретиться.

Вопрос «С кем?» замер на губах «журналиста». Это был бы явный перебор.

Лавров стоял истуканом и смотрел, как она садится в малолитражку. Что он мог поделать? Не исключено, что Алина отправляется навстречу гибели, а он бессилен ей помешать. Собственная беспомощность бесила его. С другой стороны – имеет ли он право вмешиваться в чужую жизнь или в чужую смерть?

Он предупредил Алину, та его не услышала. Его совесть чиста.

Когда красные огни «пежо» исчезли за поворотом, Лавров подозвал Рафика:

– Эй, старик, выходи!

Художник не появился. Видать, ему надоело топтаться в тени дома, он замерз и пошел к метро.

Лавров еще раз окликнул бывшего одноклассника, хмыкнул, пожал плечами и зашагал к машине. Мысль проследить за Алиной пришла поздно.

– Еще не все потеряно, – пробормотал он, сворачивая в ту же сторону, что и «пежо». – Если мне повезет, я тебя догоню, Джоконда…

* * *

Потерпев поражение в разговоре с Алиной, Лавров взял реванш на шоссе. Он легко настиг «пежо» и пристроился сзади, пропустив вперед желтое такси. Спустя двадцать минут малолитражка притормозила у ярко освещенного кафе «Пион».

Лавров бывал в этом заведении, которое славилось вкусной выпечкой и натуральным бельгийским шоколадом. Отличительной особенностью «Пиона» было обилие живых цветущих растений в больших и маленьких горшках.

Он вошел в зал чуть позже Алины, занял столик у двери и огляделся по сторонам. Посетители, увлеченные едой и беседой, не обращали на него внимания. Под потолком горели лампы с розовыми абажурами. Пахло фисташковым мороженым и кофе.

Алина Кольцова сидела одна, уткнувшись в меню.

Мысль о Рафике заставила школьного товарища пересесть и спрятаться за кустом с блестящими резными листьями. Теперь вошедший, если это окажется Грачев, вряд ли его увидит. Зато он сможет рассмотреть человека, которого поджидает Алина.

И все же Роман оплошал. Расслабился и пропустил ответственный момент. Пока официантка принимала у него заказ, кое-кто прошмыгнул мимо. Начальник охраны краем глаза успел заметить, как «объект» уселся за столик рядом с Алиной, причем – нарочно или случайно – укрылся за пышным рододендроном.

– Раззява, блин…

– Что? – обиделась официантка.

– Это я не вам, – не очень вежливо бросил Лавров, отсылая ее движением руки.

Оскорбленная девушка удалилась, а он уставился на таинственного визави Алины. Впрочем, ни рододендрон, ни приглушенный розовый свет не помешали ему узнать в «объекте»… Светлану Артынову.

Она сидела спиной к соглядатаю, ее наполовину скрывал куст, но зеленый балахон художницы, малиновые лосины и высоко взбитый рыжий хохол на макушке ни с чем нельзя было спутать. Алина вымученно улыбалась, Светлана слегка наклонилась вперед. Дамы вели неторопливый разговор.

Как Лавров ни напрягал слух, до него доносился лишь общий звуковой фон – шум голосов перекрывала негромкая музыка.

Он знал, что Алина и Светлана знакомы. Ведь именно декораторша пригласила Кольцову на поэтический вечер, где Рафик впервые ее увидел. Кстати, покойная Слободянская тоже была знакома с художницей. Она не опасалась Светланы и могла впустить ее в квартиру. У бывшей жены Артынова есть мотив для убийства – ревность, обида. Что, если она мстит за разбитую семью, несбывшиеся надежды, за то, что муж не писал ее, в конце концов? Других пишет, а ее – нет. Женская душа темна, как ночь.