Джоконда и паяц

– Что ты несешь?

Упоминание Савонаролы заставило Артынова задуматься. Одержимый идеей всеобщего покаяния и скорого конца света, этот монах устраивал «очистительные» костры, в которых сжигались предметы искусства и роскоши. Его проповеди посеяли смятение в сердцах жителей Флоренции. Город веселья и вечного праздника заполыхал религиозными пожарищами.

Боттичелли действительно уничтожил свои работы, где изобразил обнаженных женщин. Но Артынов не собирался в этом брать с него пример.

– Уж не вообразил ли ты себя Савонаролой, клоун? – склонился он над Рафиком. – Тогда вспомни, чем тот закончил. Его спалили живьем его же сторонники! На площади перед Синьорией.

– Подумай лучше о себе, – осмелел клоун. – Кем ты себя вообразил? Новым Боттичелли? Думаешь, он добавлял в краски алхимическую субстанцию, оживляющую созданные им образы? А потом испугался собственных творений и бросил картины в костер?

– Он поступил глупо.

– У тебя мания величия, Сема. Спустись с небес на землю. У Боттичелли был брат-недотепа, по имени Симоне. Не потому ли ты вместо Семена стал Симоном?

Артынов только вздохнул и провел руками по лицу, словно снимая незримую пелену.

– Ты был и остался придурком, Рафик. Ты мне завидуешь, этим все сказано. Смотри, как бы ты в самом деле не сбрендил. У тебя явные признаки помешательства. Я их вижу. Верни мне «Джоконду», и мы квиты, обещаю. Что с тебя возьмешь?

– Я хотел бы уничтожить ее, Сема. Но у меня, видать, руки коротки. Кто-то оказался ловчее. Кому-то ты сильнее досадил.

Артынов обошел сидящего на полу художника, опустился на корточки и пристально вперился в него.

– Значит, это не ты?

– Не я! Не я! Чем хочешь поклянусь!

– Чем же ты поклянешься, клоун? – криво усмехнулся Артынов. – В Бога ты не веруешь. Черта боишься. Никого не любишь. Нет у тебя ничего святого.

– Твоя правда. Была у меня Алина. Я ее обожал, а она бегала к тебе на сеансы. Ты ее убил, Сема. А она, чувствую, все равно твоя. Даже в смерти.

– Ты бредишь, – разозлился Артынов. – У тебя мозги не в порядке.

– По крайней мере, я…

Он чуть не сболтнул про черного петуха, но вовремя прикусил язык. Артынова этим не проймешь, а себя он выдаст с головой. Где он мог видеть мертвую птицу, если не заходил в соседнюю мастерскую?

– Что ты? Ну, что ты?

– Я… не стал бы взламывать общую дверь, – нашелся Рафик. – У меня ключи есть.

– Ты хитрая бестия, – не поверил Артынов. – Нарочно так сделал, чтобы отвести от себя подозрения. Дать бы тебе между глаз, чтобы в другой раз неповадно было!..

Он замахнулся, и Рафик испуганно закрылся руками. Но удара не последовало.

– Ладно, живи пока, тварь, – грозно проворчал художник. – Не пойман, не вор.

Он смерил клоуна презрительным взглядом, развернулся на каблуках и вышел вон. Рафик не сразу отдышался, распрямился и поднялся с грязного пола. У него сто лет никто не убирал. Самому лень, а больше некому. Творческий беспорядок – это, конечно, удобно, но до известных пределов.

Он отряхнулся, сложил кисти и краски, горестно вздохнул, приоткрыл дверь в «холл» и прислушался. В мастерской Артынова гремел голос хозяина, который с кем-то разговаривал: клял на чем свет стоит неизвестного грабителя, похитившего «Джоконду».

– Надеюсь, он говорит по телефону, – боязливо прошептал Рафик и поежился. – А не сам с собой. Или, боже упаси, не со своим покровителем…

Глава 27

Из поселка Ягодки в Москву Глория и Лавров ехали два часа. Начальник охраны вел машину, пассажирка пыталась уснуть. Напрасно.

– Уже поздно, – обернулся он к ней. – Переночуешь у меня?

– Спасибо, нет.

– Везти тебя на Шаболовку? В твою квартиру?

– Куда же еще?

Лавров не спросил, сможет ли он остаться у нее. Даже если она позволит, то исключительно как охраннику.

«Туарег» петлял по ночным улицам. Такими же темными были мысли водителя. Ложникову он не любит, а Глория теперь его не простит. Он с самого начала знал это и все равно повелся, клюнул на жажду секса в глазах чужой жены.

– Подняться к тебе? – все же предложил он, когда провожал Глорию до парадного.

– Есть повод?

– Надо поговорить.

– Что ж ты в дороге не говорил?

– Не люблю отвлекаться за рулем. Пример Алины меня не вдохновляет.

– Это другое. Алине стало дурно от препарата, который добавили ей в кофе.

– Ну да, – рассеянно кивнул Лавров. – Почему ты не сказала Кольцову правду про смерть его жены?

– Чтобы дров не наломал. По-моему, он и так не в себе.

Лавров подумал о Светлане. Хоккеист может решиться на самосуд и навлечет беду на свою голову.

– Что ты скажешь о «Венере»?

– Потрясающая вещь, – искренне восхитилась Глория. – Артынов – гений. Она поведала мне все.

– Кто? Венера?

– Ольга Слободянская. Ее толкнули в спину, она вывалилась из окна и разбилась.

Тук-тук-тук… стучали каблучки Глории по гулкому парадному. Им вторили мягкие мужские шаги.

Консьержка, зевая, смотрела вслед жиличке, которая повела к себе любовника. С кем еще в эту пору можно проводить время? Для гостя поздновато. А молодых родственников у госпожи Голицыной нет. Только родители.

Уже в квартире Лавров уточнил, каким образом здоровая сильная барышня позволила выбросить себя из окна.

– Она сама открыла настежь створку и перегнулась вниз.

– Зачем?

– Вероятно, разглядывала что-то под окном. Убийца сделал вид, будто нечаянно уронил какой-то предмет, принадлежащий хозяйке квартиры.

– Что это было? Украшение? Кошелек?

– Ты можешь составить мне конкуренцию, – улыбнулась Глория, включая чайник.

– Чтобы барышня свесилась из окна, внизу должно быть что-то весьма ценное. К примеру, сумочка, кошелек или золотое украшение. И человек, который находится рядом, должен быть Ольге знаком. Она его не опасалась, не ожидала от него подвоха. Тем более толчка в спину. Все сходится. Слободянская знала Светлану Артынову. Я выяснил.

– Холодильник пустой, никакой еды в квартире нет, – невпопад заявила Глория. – Но чаю выпить не помешает.

В шкафчике, которым давно никто не пользовался, нашлась коробка с чаем в пакетиках. Лавров сполоснул чашки и бросил в каждую по пакетику.

– Декораторша – дама ушлая, скользкая, как угорь. Не ухватишь, – вздохнул он. – Как ее остановить?

– Взять с поличным, разумеется.

– Легко сказать! Я фактически был свидетелем преступления, которое она совершила и осталась безнаказанной. Каким образом ее уличить?