Джоконда и паяц

Глава 28

Вторник выдался холодный, дождливый. Лавров ждал Эми в машине. Выходить в промозглую сырость не хотелось. Он смотрел, как шагают под зонтиками прохожие, как в воздухе пролетают мокрые снежинки. На душе кошки скребли.

Бывшая модель даже в такую погоду оделась подчеркнуто элегантно. Приталенное пальто горчичного цвета, желтая сумочка, сапоги на каблуке.

– Не выспалась, – заявила она вместо приветствия. – Настроение ужасное. Ты тоже не в духе?

– Было много работы, – соврал Роман, глядя, как она усаживается рядом. – А ночью ты сон перебила. До утра думал о тебе.

Его тошнило от своей лжи, но ради дела на что только не пойдешь. Ради того, чтобы разоблачить убийцу, можно и притвориться. Влюбленным. Тоскующим. Очарованным.

– Соскучился? – повелась она. – Бедный.

– Что ты решила с Артыновым?

– Вот так сразу берем быка за рога, да? – Эми потянулась к нему розовыми губами, блестящими от помады с мокрым эффектом. – А поцеловать?

Он чмокнул ее в щеку. От нее пахло дождем и духами с привкусом жасмина.

– Как мне быть, Рома? – пригорюнилась она. – Может, убьешь этого монстра? Вступишься за честь дамы? Я тебе денег дам.

– Я не киллер.

– Артынов выполнит свою угрозу, перешлет снимки мужу, чтобы отомстить мне. Он жутко злопамятный.

– Ты уверена, что он не блефует?

– Я слишком хорошо его знаю.

– Эта проблема возникла не по моей вине.

– Думаешь, я не понимаю? – захлопала ресницами Ложникова. – Грехи молодости, за которые надо расплачиваться. Я забыла про неотвратимость наказания. Не ожидала, что Артынов снова проявит ко мне интерес.

– А он проявил.

– Видимо, это карма, – вздохнула она. – Придется соглашаться на его условие, да?

Лавров кивнул и, смягчая ситуацию, обнял Эмилию. Она доверчиво положила голову ему на плечо, и он смутился. По сути, он подталкивает ее к опасности.

– Но где гарантия, что после того, как я… когда картина будет готова… Вдруг он не отдаст мне фото? Я же не знаю, сколько у него копий? Он столько лет хранил эти чертовы снимки… Я сама вырыла себе яму, да, Рома?

– Молодость легкомысленна. Неужели твой муж не поймет?

– Я не хочу рисковать своим браком. Поймет… не поймет… в любом случае наши отношения дадут трещину. Я шаг за шагом шла к счастью не для того, чтобы какой-то ублюдок разрушил его.

«Счастливая жена не ищет приключений на стороне, – подумал Лавров. – Впрочем, не мне судить».

– Тогда соглашайся позировать, а там поглядим.

– Ты мне поможешь? – оживилась Эмилия.

– Убивать Артынова я точно не стану, но поговорить с ним по-мужски могу. В общем, как-нибудь уладим твою проблему.

– Почему не сейчас? – вскинулась она. – Обязательно мне унижаться перед ним? Неизвестно, как он поведет себя с натурщицей… то есть со мной. Я не хочу раздеваться перед ним, терпеть все его гнусности.

Ее бросило в жар. Она расстегнула пальто. Тонкий джемпер плотно облегал ее грудь. Запах жасмина кружил Лаврову голову.

Он ненавидел себя в этот момент, однако произнес:

– Ты же сама сказала – карма.

Эмилия сморщилась, сжала губы и всхлипнула.

– Тебе меня совсем не жалко? А вдруг я… умру? Как Ольга и Алина? Ты об этом подумал?

– Я буду рядом, – пообещал он. – Доверься мне. Мы выведем Артынова на чистую воду, прижмем… и заставим вернуть фотографии. Все, в том числе и носитель, с которого они сделаны.

– Ах так? – вспыхнула она. – Хочешь сделать меня подсадной уткой, а потом написать убойную статью? Кто ты, Рома? Журналист-авантюрист? Или сыщик, который под псевдонимом кропает сенсационные статейки?

Лицо Эмилии пылало от негодования, переходящего в возбуждение. Ей всегда нравились такие мужчины – красивые, сильные, с авантюрными наклонностями. Этого катастрофически не хватало Валере, ее мужу.

Лавров постепенно заводился. Он убеждал себя, что дама нуждается в поощрении. Поручая ей опасное задание, он обязан удовлетворить ее каприз.

– Едем к тебе, – прошептала она, подставляя ему губы для поцелуя.

У него язык не повернулся отказать ей…

* * *

Артынов мерил шагами мастерскую. Он представлял себя на месте Боттичелли, который сжег свои лучшие картины. Обнаженная натура – вот что попало в «очистительный огонь». Навеки погибли образы, оживленные добавленным в краски тайным составом. Они приводили любителей живописи в священный трепет. А теперь их нет.

Симоне, брат художника, деливший с ним кров, был убежденным «пьяньони» – «плаксой». Так называли приверженцев одержимого монаха Савонаролы.

– Сандро, Сандро, – канючил незадачливый братец. – Ты попадешь в пекло из-за своих картин. Они греховны, как сама женская плоть и богомерзкие любовные утехи. Отрекись, Сандро, и ты спасешься!

– Отречься? Ну уж нет! – возражал Артынов. – Я только-только вошел во вкус. У меня стало получаться. Отречься! Как бы не так.

Он воображал себя то мятущимся Сандро, то «плачущим» Симоне… то самим мэтром Леонардо да Винчи. Его одолевала гордыня, распирало собственное величие. Похищение написанной им на свой страх и риск «Джоконды» – это повторение судьбы подлинной Моны Лизы. Ее ведь тоже похитили из Лувра в 1911 году. Это сделал итальянец Винченцо Перуджа, сотрудник музея. Картину искали два года, и за это время она превратилась в объект поклонения.

– Значит, и моей «Джоконде» уготована мировая известность. Полотно найдется. А за это время я создам новый шедевр, Джоконду-десять-лет-спустя. Чистый креатив!

Он не сразу пришел к этому выводу. Сначала он бесновался, обнаружив пропажу, потом звонил всем, кто мог иметь на него зуб, обвинял в краже и требовал немедленно вернуть картину. Спустя сутки он вспомнил о похищении из Лувра, и его посетило озарение. История повторяется. Жаль, конечно, что не удастся продать «Обнаженную Джоконду» прямо сейчас, зато ее цена возрастет в разы.

– Я напишу образ Лизы, которая достигла зрелости, – бормотал он, вышагивая по скрипучему полу. – Которая познала любовь и страсть, но не пресытилась. Которая еще жаждет мужских объятий, сулит наслаждение и несет гибель. Ее улыбка – это улыбка змеи-искусительницы…

Артынова лихорадило. Он трясся в ознобе и смахивал с чела холодный пот. Только бы вдохновение не покинуло его в самый ответственный момент. Только бы Муза не отвернулась.

– Кто бы мог подумать, что ты мне снова понадобишься, Эми? – шептал он дрожащими губами. – Кто бы мог предположить? Я считал страницу нашего безумства перевернутой навсегда, оконченной, изжитой и забытой. Я ошибался. Не вздумай подвести меня, Эмилия! Ты же знаешь, со мной нельзя шутить. Мне нельзя отказывать. И ты не откажешь. Не откажешь…