Джули

– Прости, что так быстро, – Пробормотал я, целуя её в щёку.

– Всё было отлично, – Прошептала она, – Я принесу полотенце.

Вскоре, почистив следы нашего «преступления», мы легли – я положил голову прямо меж её округлых грудей, обняв Джули двумя руками. Она обхватила меня за голову, зарывшись рукой в мои волосы. Вскоре дыхание девушки стало глубже; чуть позже я и сам провалился в сон.

Глава четвёртая: Решение императора

Именно той ночью она и пришла впервые.

Женщина.

Лет двадцати пяти, худая, кареглазая, с крупными чёрными кудрями и прямым греческим носом. Она смотрела на меня с какой-то строгостью и даже жёстко. Она была красива, но я не испытывал похоти.

– Простите, – Обратился я. Язык не поворачивался назвать её на «ты», – Вы не подскажете, как пройти к королевскому дворцу?

Мы находились в трущобах; я не знал дороги. Она молчала и продолжала смотреть. Мне становилось не по себе.

– Как Вас зовут?

Она развернулась, её длинная синяя юбка развевалась, позволяя увидеть довольно старые, стоптанные туфли.

– Мне нужна Ваша помощь! – Вдруг вскричал я.

Она не обернулась; я остался посреди покосившихся домов и пыльной дороги совершенно один.

Я проснулся в холодном поту. Восстанавливая дыхание, я понял, что ночевал с Джули и проснулся с ней же; девушка гладила меня по волосам и уже не спала.

– Завтракать будешь, Лавр?

– А?

Спросонья я не совсем понял, чьё это имя.

– Завтракать будешь? – Повторила она.

Я чуть привстал и погладил рукой рыжие волосы:

– Да, – Прохрипел я.

Джули оделась, ушла и вскоре вернулась с подносом: там были две тарелки с овсяной кашей и чай.

– Сахара нету, и каша на воде… словом… не лучшие времена…

– Почему тебя назвали в честь таверны?

Джули горько усмехнулась:

– Я дочь хозяев. Мою маму звали Джули. И бабушку звали Джули.

– Маму «звали»?

– Она рожала моего брата… Четыре года назад. Оба не выжили.

– Моя мама тоже умерла при родах, – Ответил я.

– А отец?

– Отец… Я любил его. Искренне любил. И, мне казалось, он меня тоже… но, как только он отошёл от дел, а мне исполнился двадцать один год, он решил уйти в монастырь, не сказал, в какой, и запретил его искать.

– Вот как? А мой при любой провинности грозится продать меня в бордель.

Я молча принял из рук девушки поднос и принялся есть горячую кашу. Она села за стол и принялась за свою овсянку. Мы молчали.

– Поэтому ты… словом…

– Не девственница? – Без всякого стыда сказала она, – Да. Я отдавалась мужчинам с четырнадцати лет, но ни разу за деньги. Просто… если рано или поздно меня продадут, зачем бояться? Не проще ли получать удовольствие от того, что должно приносить удовольствие?

– Хочешь, я поговорю с ним? – Неожиданно для самого себя предложил я.

– Зачем? – Удивилась она, – Не стоит. Он же… словом, пока не продал.

Я поедал кашу.

– Как ты вообще живёшь? – Вдруг спросил я.

– А вот так, – Она с вызовом улыбнулась, – Строю из себя недотрогу вечером, а потом провожу чудесную ночь.

– Что мешает тебе выйти замуж?

– Разве у меня есть приданое? Ну, кроме той вышивки, которую ты украл вчера.

– Украл? – Усмехнулся я, отпивая глоток слабенького чая, – Ты мне её подарила.

– Ты прав. Подарила.

Мы снова молчали.

– Ты… – Она впервые, как я понял, не строила из себя пай-девочку, а испытывала истинную неловкость, – Словом, ты придёшь ещё? Или ты выйдешь из этой комнаты и забудешь, как меня зовут?

Я никогда не возвращался к женщинам. Женитьба произойдёт исключительно в политических целях, а привязывать к себе кого-то, приходя ещё и ещё – жестоко. Но меня никогда не спрашивали прямо. Молча уйти легче, чем сказать в лицо: «Я не вернусь». Тем более, мне казалось, что Джули не из тех, кто способен искренне привязаться, так почему бы и не рискнуть?

– Если ты собираешься соврать, то лучше промолчи, – Оборвала мои мысли она, – Мне многие обещали, но никто не возвращался. Если ты скажешь: «Нет», я переживу это. Всегда переживала.

Я не мог разгадать эту девочку. Ни следа той детской наивности, которая была вчера. Ни следа той нежности и покорности, что я видел во время секса. Сейчас казалось, что я для неё ничего не значил – я видел в ней только стержень и не видел сердца.

– Я не вернусь.

Эти слова разрезали воздух. Я пожалел о них, как только они вырвались.

Девушка пожала плечами.

– Всего хорошего, Лавр.

Не говоря ни слова, я отставил тарелку с кашей, оделся, вышел и закрыл за собой дверь.

Всю дорогу мысли возвращались в комнату с полусгнившими стенами на втором этаже. Но, стоило вернуться во дворец, как я снова был Виктором – не Лавром. Точнее, императором Виктором IV.

– С возвращением! – Встретил меня у ворот Северин. Я тут же слез с коня, – Где ты ночевал?

Я с подозрением смотрел ему в лицо. Он слишком хитёр, чтобы показать, что его задела наша стычка? Слишком ценит меня, как друга, и уже простил? Или просто был слишком пьян и ни черта не помнит? Он и словом не упомянул о Джули.

– Как я и говорил, я нализался эля и заснул в таверне, – Беспечно соврал я.

– Признаться, я вообще не помню, что было после того, как ушли рыбаки. Как я оказался дома?

– Это всё твой ангел-хранитель, – Усмехнулся я.

– Твоя коронация завтра, – Сменил тему друг.

Я сглотнул.

– Отец уже…

– Уехал, освободив комнату.

Я расправил плечи:

– Я знаю, что сделаю первым делом после коронации.

– Сгораю от нетерпения.

– Пойду войной на Роуфстон.

Глава пятая: Победа

– Ваше Величество, – Лебезил советник, – Государство Роуфстон было нашим союзником долгих тридцать лет… Они поставляют нам ткань, и, словом… неразумно…

– Они бесполезны, – Отрезал я, – Их армия слабее нашей в несколько раз. Им не победить.

Мы в составе палаты лордов сидели за прямоугольным столом. По левую руку сидел Северин, мой десница. Остальные лорды были старше, но боялись меня больше, чем он.

– Если они бесполезны, может, не стоит тратить на войну с ними ресурсы? – Осторожно вставил другой лорд, – Победа весьма вероятна, но что она даст Суолишш?