Эдгар По. Сумрачный гений

Известно, что тогда же По направил письма сходного содержания Ирвингу, Лонгфелло и другим поименованным писателям [231] . Старт новому журналу писатель предполагал дать 1 января 1842 года.

Судя по всему, По не терял надежды на выход журнала и позднее — в сентябре, когда писал своему другу Дж. Снодграссу:

«Нет ничего невозможного в том, чтобы Грэм соединился со мной для издания „Пенна“. У него есть деньги. Между прочим, а возможно ли начать издание высококлассного журнала в Балтиморе? Нет ли там издателя или некоего джентльмена с приличным капиталом, который смог бы составить мне компанию в проекте и начать издавать журнал в Городе монументов? (Балтиморе. — А. Т.)».

231

См.: Quinn A. H. Edgar Allan Poe. A Critical Biography. Baltimore; L., 1998. P. 320.

По, как мы видим, уже испытывал серьезные сомнения, раз спрашивал своего друга о возможности осуществления проекта в Балтиморе.

Не стоит, однако, спешить осуждать Грэма. Наверняка, когда в начале года он заключал устный контракт со своим редактором, то верил, что такой проект в принципе возможен. И связано это было, скорее всего, с опасениями, что его собственный «Журнал Грэма» окажется не слишком успешным. Вот тогда и может понадобиться «переформатирование». А может быть (не очень прилично подозревать его в этом, но — все же!), талантливый бизнесмен таким образом стимулировал своего сотрудника на энергичную работу — ведь жалованье, как мы помним, он положил ему небольшое. Но в том-то и дело, что реальность превзошла все мыслимые ожидания и тираж издания в 1842 году составил уже 40 тысяч экземпляров. Не беремся судить, насколько велика заслуга в этом непосредственно Эдгара По и насколько — самого Грэма и его агентов, а также других сотрудников журнала [232] . Но в любом случае: зачем «душить курицу, несущую золотые яйца»? Естественно, что такого желания у Грэма не возникало.

232

Кроме Э. По в состав редакции входил «младший редактор» Джозеф Петерсон, а с декабря 1841 года добавились две «леди-редактора»: некто миссис Энн Стефенс и миссис Э. С. Эмбери.

Герви Аллен, который не скрывал возмущения вероломством мистера Грэма, с присущим ему блеском описал в своей книге процесс «выемки» пресловутых «золотых яиц»:

«По утрам мистер Грэм и его супруга, жившие теперь на широкую ногу, подкатывали в собственном экипаже к дому, где находилась редакция, преодолевали три лестничных марша и, оказавшись в своих владениях, принимались разбирать только что доставленную почту, грудой сваленную на столе. Они извлекали из конвертов банкноты и казначейские билеты, предоставляя отвечать на письма По и его помощникам. Затем с кипами денег в руках оба поспешно отбывали, чтобы как можно скорее обратить их в звонкую монету по самому высокому курсу в лавках менял на соседней улице. Эти набеги, без сомнения, до глубины души возмущали молодого редактора, на чьих плечах лежало основное бремя работы. В течение двух лет утренняя жатва ни разу не разочаровала Грэмов. К июлю 1841 года число подписчиков выросло до двадцати тысяч, что к концу года принесло владельцу журнала 15 тысяч долларов чистого дохода. Впрочем, доля По в этом урожае была крайне мала» [233] .

233

Аллен Г. Эдгар По. М., 1984. С. 202.

Трудно сказать, откуда Аллен черпал эту информацию. Скорее всего, это результат творческой реконструкции. Едва ли, конечно, эти «набеги» бывали ежеутренними и даже еженедельными, но, скорее всего, регулярными и действительно «ни разу не разочаровали Грэмов». Вполне вероятно, они могли раздражать По, тем более что преуспеяние хозяев никак не отражалось на доходах редактора. Но наверняка сильнее раздражал тот факт, что ему как автору платили куда меньше, нежели «звездам» национальной литературы, публиковавшимся в журнале. Обычно он получал два-четыре доллара за страницу рассказа, пять, максимум десять долларов за стихотворение, в то время как Лонгфелло могли заплатить 50 и даже 100 долларов за поэтический текст. Огромные гонорары имели Ф. Купер, В. Ирвинг, Дж. Полдинг, другие известные и популярные в то время авторы. Изрядные деньги получали и иллюстраторы.

Славился Грэм и своим хлебосольством: обильные пиршества в особняке на углу улицы Франклина и Баттонвуд-стрит с неизменным приглашением сотрудников и авторов он устраивал регулярно. В бытность свою редактором журнала, По участвовал в них постоянно. Кстати, опасаясь, что зять потянется к бутылке, в такие дни его обычно сопровождала миссис Клемм, которая дожидалась своего «Эдди» на кухне. Возвращались они вместе, к тому же матушка неизменно брала с собой корзину, которую наполняла тем, что не сгодилось за «барским» столом. Корзину приходилось нести домой поэту. Пиры, конечно, не могли заменить звонкую монету, но самолюбия По не задевали. Джордж Грэм, повторим, был редкий человек и, видимо, умел так пригласить гостя, что тот не чувствовал себя ущемленным.

Тем не менее с точки зрения бизнеса подход Грэма был совершенно оправдан. В размышлениях по поводу собственного журнала, явленных в многочисленных письмах, Э. По собирался действовать точно таким же образом: печатать на лучшем оборудовании и бумаге самого высокого качества, хорошо платить авторам, художникам и граверам. Однако очевидно: чем лучше шли дела у Грэма, тем туманнее становились перспективы рождения «Пенна».

Похоже, По отдавал себе в этом отчет. Отсюда — и мысли о возможности издания журнала в Балтиморе. Отсюда же и поиски альтернативной работы — не связанной с журналом и редакторской деятельностью.

Последними он занялся примерно с конца июня 1841 года — усилия в этом направлении фиксируют его письма. Прежде всего, послания Фредерику У. Томасу (1806–1866), с которым он познакомился за год до этого и тогда же — на всю оставшуюся жизнь — подружился. Поскольку тот сыграл определенную роль в жизни и судьбе писателя — они встречались, общались, активно обменивались мнениями, переписывались (сохранилось более пятидесяти их писем друг к другу), — о нем необходимо сказать несколько слов.

Эдгар По заочно давно знал Томаса — приятеля своего старшего брата Генри Леонарда. Людьми они были разными — по социальному статусу, опыту, пристрастиям, но их сближал общий интерес к литературе. Однако, если старший По успел совсем немного, так и не выйдя за пределы вполне дилетантских очерков и рассказов, Томас к своим писаниям относился серьезнее — много работал, постоянно сотрудничал в газетах, писал стихи, песни, малую и большую прозу. В 1835 году в «Мессенджере» Эдгар По довольно нелестно отозвался о первом крупном сочинении Томаса — романе «Клинтон Бредшоу». Но это не помешало им найти общий язык в мае 1840 года, когда они впервые встретились лично в офисе «Ли энд Бланшар», куда последний представил для публикации рукопись своего следующего романа [234] .

234

См.: Thomas D., Jackson D. К. The Poe Log. 1809–1849. Boston, 1987. P. 295.

Хотя Томас и был увлечен словесностью, но, как и большинство современников и соотечественников По, прекрасно понимал, насколько тяжела и переменчива судьба профессионального литератора, и потому предпочитал, чтобы кормило его нечто иное, пусть менее возвышенное, но зато куда более предсказуемое. Так что на протяжении значительной части своей жизни подвизался на чиновных должностях — небольших, невидных, но обеспечивавших средства к существованию. В связи с этим или по некой внутренней склонности занимался он и политикой — был мелким партийным функционером-демократом. Последнее обстоятельство и привело его весной 1841 года в Вашингтон, где он занял небольшую должность в министерстве финансов. В письмах По он весьма подробно описывал тамошнее житье-бытье, в частности, жаловался на безделье, на то, что приходит в офис поздно, занимается чем угодно, а уходит в два пополудни и за это получает тысячу долларов годового содержания. Нашего героя явно впечатлила эта картина и тем более ремарка Томаса, что и он без труда сможет добыть себе в Вашингтоне какую-нибудь должность. И вот в конце июня Э. По пишет своему приятелю:

«Что касается меня, то, несмотря на безграничную любезность Грэма и неизменную его доброту, моя собственная ситуация вызывает у меня все большее и большее отвращение. Ты правда считаешь, что я смогу сделать то же самое, что и ты? Ты серьезно думаешь, что, если я обращусь к Тайлеру, это будет иметь положительные последствия? Мои преимущества, сказать по правде, совсем невелики. Я — виргинец. Во всяком случае, сам себя я таковым считаю, поскольку всю свою жизнь — за исключением последних лет — я прожил в Ричмонде. Мои политические принципы всегда были — насколько вообще возможно о них говорить — близки существующей администрации, и я всегда выступал за Гаррисона, когда предоставлялась такая возможность. С мистером Тайлером я немного знаком лично — по поводу одного дела, о котором он, скорее всего, забыл. Во всем же остальном я — человек литературы, и место в администрации мне необходимо только для того, чтобы иметь возможность сочинять. Есть ли у меня для этого хоть малейший шанс? Буду очень признателен тебе, если ты ответишь как можно скорее…»

Нашим соотечественникам, вероятно, не очень понятны отсылки поэта к собственному происхождению, упоминание имен Тайлера и Гаррисона. Поэтому необходимы пояснения. Гаррисон — это Уильям Генри Гаррисон (1773–1841), 9-й президент США, а Тайлер — Джон Тайлер (1790–1862), 10-й президент страны. Гаррисон в 1840 году был избран президентом от демократической партии, Тайлер являлся представителем партии вигов (существовала такая партия в Америке первой половины XIX века) и стал вице-президентом. Поскольку Гаррисон президентствовал всего месяц (он простудился во время иннаугурационной речи и умер от воспаления легких), его преемником стал мистер Тайлер. Однако, против ожидания одно-партийцев, он продолжил политику, провозглашенную предшественником. Поэтому ремарка По важна. Немаловажна и отсылка к виргинскому происхождению. И Гаррисон, и Тайлер тоже были виргинцами, расположены к землякам и с недоверием относились к неюжанам. Непонятно, о каком «деле» говорил По, упоминая о личном знакомстве с президентом. Скорее всего, просто решил покрасоваться перед приятелем.

Как бы там ни было, уже 4 июля он вновь пишет Томасу (тот, наведя справки, ответил «как можно скорее» — уже 1 июля), что был бы согласен на «любую должность» и меньшее жалованье:

«Я был бы счастлив получить какое угодно — почти любое назначение, — даже если мне станут платить всего 500 долларов в год — только бы иметь средства к существованию, независимые от словесности. По моему разумению, конвертировать мозги в звонкую монету, говорю как человек искушенный, самая сложно решаемая задача на свете».