Единородная дочь

— Отсутствуют? Что значит отсутствуют ? У всех есть яичники.

— У вас нет. Впечатление такое, — глаза Левковича устремились на Джули, как прожекторы локомотива, — будто их просто вырвали.

И тут Джули вспомнила: голубь! Светящийся голубь, вырванный у нее из груди, ей тогда показалось, что в клювике у него оливковая веточка. Но когда Вайверн лишал ее божественности, ее сознание было затуманено невыносимой болью.

Никакая это была не оливковая веточка. Ничего подобного! Это было нечто другое. Два влажных мясистых клубочка на черенках — фаллопиевых трубах единственной дочери Бога. Вайверн… Сатана… Зло во плоти… Как жестоко он ее обманул!

— Вы меня вылечите! — взмолилась Джули. У Левковича на столе стояла фотография в золотистой рамочке. Сам доктор, полнотелая, пышущая здоровьем жена и трое сияющих детишек: мальчик, девочка и совсем еще крошечный младенец на руках у матери. Джули ненавидела их всех, детей особенно. Больше всех самого маленького — такого самодовольного, наглого… — Можно ведь сделать трансплантацию?..

— Простите, ничем не могу помочь.

— Мы же с вами в будущем. На дворе 2012 год. Я требую сделать мне трансплантацию.

Левкович глубокомысленно улыбнулся:

— Не на все вопросы наука располагает ответами.

«Ты хотел сказать, что не располагаешь всей наукой, осел», — подумала Джули.

Всю дорогу домой город измывался над ней. Тени беременных женщин преследовали ее, как агенты КГБ. Автобус тридцать первого маршрута плевал ей в лицо объявлениями об услугах детских садов и яслей, более того, он нагло провез ее мимо одного такого садика. В песочницах возились жестокие, смеющиеся над ней карлики — дети. В небе, на деревьях оглушительно щебетали птицы, миллионы живых мини-фабрик по производству помета. Вот и Баринг-авеню, 3411. Джули втащила свое стерильное стареющее тело по ступенькам и ввалилась в гостиную. У тебя будет полноценная жизнь, пообещал ей этот падший ангел. Мерзавец, получивший в свое время патент на ложь.

И тут дом содрогнулся от дикого вопля, подобного визгу скрипичной струны, терзаемой обезумевшим маньяком.

Вопль Фебы: тип первый, отчаяние.

Джули побежала. «О боже, нет!» Сегодня тот день, когда я узнала, что бесплодна, а вовсе не тот, когда Феба должна слететь с катушек.

Увы. Окно было распахнуто, но в комнате стоял такой запах, будто стены только что вымыли пивом. Плюшевый мишка сидел на полу в окружении пяти пустых бутылок из-под «Будвайзера». Феба полулежала в кресле, сжимая в руках шестую. Как всегда в последнее время, она была аккуратно одета: чистая белая блуза, юбка, завязанная на боку, как у повелтонских цыганок. На коленях — раскрытая коробка спичек.

Снова предательство, как в тот день, когда Бикс выставил ее из ее собственной помойки.

— Феба, как ты могла, как ты могла!

Феба утешила себя глотком пива.

— Умерла, — глухо прохрипела она, глядя на Джули тусклыми заплывшими глазами.

— Как ты могла?

— Она погибла, ведь так? — Феба зажгла спичку, одновременно смеясь и всхлипывая. — Думаешь, в Плайвуде нет эмигрантов из Джерси, думаешь, они не знают, что случилось с бедной лесбиянкой, хозяйкой магазинчика розыгрышей?

Джули пересчитала проклятые бутылки. Одна, вторая, третья, четвертая, пятая.

— Это еще не все. Твой отец тоже умер.

— Отец? Умер?

— Я видела его в аду.

— Умер? Ах ты, стерва! Этим ты водила меня за нос? Этим? «Эй, Феба, знаешь что? Ты ведь теперь круглая сиротка!»

Лицо Джули исказила гримаса боли. Что заставило ее сделать это? Какое-то садистское побуждение, злое желание довести страдания подруги до предела? Нет, в конечном счете эта новость пойдет Фебе на пользу. Если ее немного приукрасить.

— Отец хочет, чтобы ты отомстила. «Скажи Фебе, пусть она уничтожит этого ублюдка». Это он сказал мне на прощание.

— Отомстить? Как? Какого ублюдка? — Феба задула спичку.

— Отец погиб, когда Билли Милк взорвал Институт Сохранения.

Феба зажгла другую спичку.

— Милк? Милк. Как же я могу убить Милка? Он же шишка, первосвященник. — Спичка догорела, обжигая пальцы. Феба задрала юбку.

— Нет, ты должна убить Милка.

— Я даже себя не могу убить. Хотя, может, на этот раз получится. — Феба зажгла третью спичку и опустила ее между ног.

— Что ты делаешь? Обожжешься.

В ответ раздалось шипение кобры, но не из горла Фебы — оттуда, снизу, куда она ответила спичку. Джули подалась вперед.

И тут она увидела. Господи Иисусе! Братик миленький! Феба сжимала в скрюченных пальцах тот самый ужасный стержень. Джули вдруг вспомнились все ее советы из «Помоги вам Бог», когда она подсказывала тем, кто не видит другого выхода, обратиться за помощью в общество Хэмлок и все сделать правильно. Феба наверняка все это читала. Определенные лекарства, которые можно запросто купить в аптеке, могли бы сделать смерть быстрой и безболезненной. Другой способ — надеть на голову полиэтиленовый пакет. Но такое? Господи, только не это!

Бикс подоспел вовремя, чтобы увидеть, как Джули выхватила из влагалища подруги стержень динамита. Кому, как не Фебе, расширять кругозор ее мужа? Даже подзаборницы Плайвуда не сподобились бы на такое.

— Нет! — заорал он.

Она должна загасить этот фитиль. Надо только плотно зажать его в ладони. Боль — ничтожная плата…

— Боже!

Фитиля уже не осталось.

Джули подбежала к раскрытому окну. Быстрый взмах, как в молодости на баскетбольной площадке, и…

Слепящая вспышка молнией пронзила вытянутую руку. Окно осыпалось дождем осколков. Джули посмотрела на Фебу. На Бикса. На медвежонка. На пустые бутылки. А затем, еще до приступа тошноты, еще до потока крови, до неизъяснимой боли, она вдруг увидела с неумолимой ясностью стробоскопической вспышки, что правой кисти больше нет.

Глава 15

Спроектированный по-настоящему набожным архитектором новый больничный комплекс Св. Ангела Милосердного с высоты птичьего полета и впрямь очертаниями напоминал ангела. Круглая смотровая площадка, словно висящая в воздухе над административным зданием, символизировала нимб. В основном здании находилось родильное отделение. Два других корпуса отходили в стороны от основного и, круто заворачивая, образовывали крылья ангела, одновременно окружая тихий пышный парк.

Джули Кац и Феба Спаркс оказались в разных ангельских крыльях: в травматологии и клинике для алкоголиков соответственно. Они общались, посылая друг другу открытки из больничного магазина сувениров.

«Дорогая Шейла, мне так жаль, — нацарапала Феба на открытке с «Успением Пресвятой Богородицы» Корреджо. — Мне так чертовски жаль».

«Еще бы тебе не было жаль», — написала в ответ Джули под «Извлечением истинного креста» Пьетро де ла Франчески. Писать приходилось левой рукой, и почерк был по-детски корявым.