Ее друг

— Как же я соскучился по тебе.., Машка… Всё время думал — увижу тебя и больше никогда не отпущу. Ты моя, Маша! Несмотря ни на что… Ты моя.

— Нет-нет-нет.., — без перерыва шепчу я и уворачиваюсь от горячих Мишиных губ.

Несмотря на холод, мне становится очень жарко. Сильные руки Решетникова, сжимающие моё тело в тиски, причиняют легкую боль.

— Нет! Миша! Отпусти меня или я буду кричать. Я сейчас стану очень громко звать на помощь.

— Кого звать то будешь? — по тихоньку разжимая объятия, бормочет парень, — половине людей пох..р на нас, а остальные будут очень рады представлению. Более того, они мне даже аплодировать будут. Они все, Маша, словно голодные звери, готовые при первой возможности содрать с жертвы кожу… Люди-звери, любимая, я теперь это знаю наверняка.

— Ты тоже зверь, — спешно говорю я и облизываю кончиком языка замёрзшие губы, — волк в овечьей шкуре. Это хуже, Миша. Зверь, спрятавшийся под маской добрых дел и слов, ранит намного сильнее. После таких ран живое существо может сломаться или погибнуть… Дикого зверя знаешь, от него хорошего не ждёшь, инстинктивно его опасаешься, а тут...

Миша не дает мне договорить. Он обхватывает мой подбородок ладонью и сипло выдавливает в самые губы.

— Ты ещё не знаешь настоящих зверей, Маша, и я сделаю всё, чтобы ты их не узнала… Чтобы тебе в этом городе жилось хорошо, любимая. Вот для них я буду зверем. Не для тебя…

Я поднимаю глаза, чтобы посмотреть в глаза Решетникову, но в такой темнноте и при такой близости, я ничего не могу рассмотреть.

— Пошли в машину, дрожишь вся.

Решетников снова хватает мой локоть и утягивает за собой.

Вначале я очень активно сопротивляюсь, несколько раз даже успеваю стукнуть парня по ноге, а потом… снег сливается с тёмной дорогой и сознание уплывает прочь от меня.

Сильные щлепки по лицу не сразу, но возвращают меня в действительность. Тревожно оглядевшись, я понимаю, что больше не нахожусь на улице. Теперь я сижу в тёплом кресле на переднем сидении Мишиной машины. Бывший друг сидит рядом и внимательно наблюдает за мной. Миша снял с головы капюшон и теперь при горящем в салоне свете, я более четко могу рассмотреть его израненное лицо.

— Кто тебя побил? — неожиданно, даже для себя, спрашиваю у парня.

В ответ Решетников криво усмехается.

— Ты считаешь, что меня — такого несчастного — побили плохие дикие звери-мальчики, которые никогда не притворяются хорошими? А я — зверь, скрывающийся под маской добряка, спокойно всё стерпел и к тому же успел причинить им добро во время очередной порции пинков? А потом, при максимально удобном случае, моя добрая шкура слетает и я становлюсь чуть ли не дьяволом. Прекрасный портрет, ничего не скажешь, Маша. Знаешь только, что не сходится? Как такой злобный притворщик как я, полжизни любил тебя и даже не попытался силой требовать от тебя ответной любви? Не знаешь? А я знаю. Потому что он не волк в овечьей шкуре, как ты выразилась. Он влюблённый лох, которому с…ка-ревность беспрерывно изъедает душу и сердце. А ещё, он самый настоящий глупец, потому что всегда думал, что слова любви, которые он дарил своей любимой, доходят до адресата, а не осаждаются в френд зоне. А ещё, бл...ть, он думал, что между ним и девочкой нет секретов. Ты принимала мою любовь и заботу, Маша, а сама все время мечтала о брате. Любой зверь сожрал бы вас обоих, и не подавился. Я не сожрал. Покусал, о чём сильно жалею, но не сожрал.

Глава 37

Отвернувшись к окну, я молча перевариваю словесные обороты Решетникова. В который раз я не знаю, что ответить на Мишин монолог. В прошлой жизни, я бы точно посочувствовала бывшому другу, который озвучил подобные вещи мне… И меня прежнюю ещё больше бы поглотило чувство вины и растерянности. Но сегодня, в этот миг, я даже внутренне не пошла по такому пути. Более того, в голове заскреблись совершенно иные мысли.

Я не обладала способностями к молниеносным умозаключениям, но сейчас мне в голову пришли сразу несколько значимых мыслей. Я подумала, что не виновата в том, что «не так как нужно любила Мишу». А ещё я не виновата в том, что Миша, когда оказывал мне помощь, рассчитывал на что-то большее, чем дружеская благодарность и любовь. Я совсем неивиновата, что не оправдала его ожиданий и надежд. Но главное, я точно не виновата в том, что Решетников мне не верит. Да, я наделала много глупостей, но я была честна с ним. Значит я не виновата!

Я устала, меня подташнивает, голова гудит, я хочу покоя и я не виновата!

Возможно Миша считает, что я ему должна? Я бы с удовольствием с ним рассчиталась, но нечем. Я пустая везде — физически, душевно и материально.

— Маша! Маш, — хрипло говорит парень и касается ладонью моей спины, — поехали ко мне… На хер всё и всех. Я тебя люблю и готов.., вернее я очень скоро буду готов забыть всё. Я не могу без тебя… Меня словно воздуха лишили, а тело погрузилось в дикую ломку… по тебе. Поехали?

Я не отрываю взгляда от созерцания темноты за окном и не поворачиваю голову, потому что не хочу чтобы Миша видел тоненькие струйки слёз, которые покатились по щекам. Я очень хочу ответить отказом на его предложение, но внутри разрастается уверенность, что парень опять воспримет это как очередную «неблагодарность».

Как же всё сложно! А сложнее всего осознавать, что я продолжаю испытывать к бывшему другу привязанность и любовь. Я скучала по Мише, часто думала о нём, вспоминала наши встречи, но… Но в тоже время я, словно садистка, воскрешала в памяти его обидные слова и обвинения.

Предположим поеду я к нему, а дальше что? Он явно рассчитывает на нечто большее, чем ночёвка по разным спальным местам. А об... этом страшно вспомнить. Снова будет больно! Физически, потом душевно. В который раз отщипну ломоть от израненного куска сердца и нещадно потреплю душу.

Миша обхватывает мои плечи и разворачивает к себе.

— Почему плачешь? — сощурившись, спрашивает парень.

Я поднимаю глаза на лицо бывшего друга и честно отвечаю.

— Я ехать не хочу. Совсем. Если я откажусь, ты посчитаешь меня неблагодарной и снова начнешь стыдить и обвинять… Я не хочу. Я покоя хочу, Миша.

Решетников откидывает голову на спинку кресла и закрывает лицо ладонями.

Он долго молчит, а потом сипло выговаривает.

— Я тебя понял. Не буду больше навязываться… Куда ехать? Отвезу тебя.

— Нет. Я сама, — торопливо бормочу я.

Миша поворачивает голову в мою сторону и пытается словить мой взгляд.

— Понял… Поцеловать то хоть можно? На прощание.

— Нет, — ещё быстрее отвечаю я и хватаюсь за ручку, чтобы открыть дверь.

Руки дрожат настолько сильно, что я впервые в жизни не могу самостоятельно открыть автомобильную дверь.

Миша наклоняется, чтобы мне помочь, и даже приоткрывает дверь, но тут же снова её захлопывает. Сжав мои плечи, он вдавливает меня в кресло и тихо говорит.

— Тридцать секунд украду у тебя, любимая. В последний раз коснусь твоих губ, потерпи…

Горячие губы помечают мой рот поверхностным поцелуями и спускаются к подбородку. Серия коротких поцелуев обжигают вначале щёки и висок, а потом он медленно спускаются к губам. Я приоткрываю рот, чтобы попросить Мишу остановиться, но не успеваю сказать даже слово. Решетников набрасывается на мои губы словно сумасшедший. Металлический привкус постепенно распространяется по рту и я не сразу могу определить его происхождение. Горячие и твердые губы не дают мне опомниться: темп глубокого и настырного поцелуя всё усиливается и нарастает.

И вдруг всё резко прекращается. Миша возвращается на место и хрипло говорит.

— Извини. По другому я просто не смог.

— Дурной, — дрожащим голосом выдавливаю я и инстинктивно облизываю губы.

Выскочив из машины, я оглядываюсь и попытаюсь вспомнить в какой стороне находится остановка. Надо скорее определить эту чертову сторону, чтобы перестать плавиться под пронзительным взглядом Решетникова. В том, что он смотрит, я была уверена. Чувствовала его...

Ну где же эта остановка?!