Ее величество
Шрифт:
И только мой старый друг в семьдесят пять лет – в его-то годы! – женился под тем «соусом», что хотел продолжать жить полноценной жизнью. Уже через неделю после похорон накупил себе модной одежды и вырядился как жених. Конечно, жена каждую копеечку сберегала внукам. Они в Москве учатся. Там и за квартиру платить приходится, и одеться девочкам прилично хочется. Родителям двух студенток было не потянуть. А теперь деда никто не ограничивает, он все деньги только на себя и на свои удовольствия тратит. Без няньки и месяца не прокуковал, хотя дочки обещали заботиться о нем. Это же верх неприличия!
– Может,
– Да уж, наслышана, как он с ней утешался, когда его жена еще жива была. Одна из его давних «привязанностей». Может, тем в гроб и загнал свою благоверную.
– А жена твоего друга терпела или тоже в отместку? – спросила Инна.
У Ани глаза на лоб полезли от раздражения. Она стала похожа на взъерошенного, общипанного в драке воробушка.
– Небось те «идеальные» вдовцы с утра к бутылке прикладываются? Зачем им жены? – предположила Жанна.
– Не были замечены. Одни общественной работой занялись, другие перебивают тоску и уныние садом, внуками и рыбалкой. И все трезвые как стеклышки. Я намеренно следила.
– Зашлась криком. А сама-то ты плохого любила. Обаянием притягивал или… зов крови? За обаяние много чего можно простить?
– Я самодостаточна, мне важно было самой любить. Умственную любовь я ставлю выше любой другой.
– Отгородилась от него хорошо выполненной «почтительной» решеткой обожания? А ему нужно было, чтобы его по всякому любили. Беда с тобой, – шутливо покачала головой Инна и опять перевела разговор на Эмминого мужа:
– Теперь уж Федька как «пень трухлявый, пень корявый». Помните «гарики» Губермана: «на девушку в трамвае посмотрел, она мне молча место уступила»?
– А лет этак через десять Федор будет утверждать, что не блудил, что мы поклеп на него возводили. Будет юлить, пытаться уйти от ответа, чтобы обелиться, – забухтела Аня.
– Сомневаться не приходится: история его ясная, незамысловатая и гадкая, – сказала Жанна.
– …Я что-то не замечала на лице Федьки печати гения, – с хитро-скорбным лицом, ожидая возражений, сказала Инна.
– Ты и об этом берешься судить? Я на стену от тебя лезу. – Жанна выразительно закатила глаза.
– От злости? Напрасно, землю копытами не рой. Тайну жизни все равно не отроешь. Ее мужчины глубоко закопали. Тебе не кажется, что моя мысль получила неожиданный поворот?
– Зубоскалишь? Хватит ломать комедию. Голова от тебя кругом идет. Я не даю никаких оценок жизни Эммы и Федора. Мне просто обидно за нее. Ведь умная.
– Умная, да не прозорливая, – беспечно отреагировала Инна.
– …Уж позвольте! Эмма не сидела сложа руки, когда надо было воевать.
– Не теми средствами.
– Опять навязываешь свои «технологии»! Это уже переходит все границы.
– …Что у каждого останется под конец их совместной жизни? Эмме, кроме обид, нечего будет вспомнить. Тоска. Какой противный финал! Это же трагедия! – Инна «задирала» подруг.
Аня буквально подпрыгнула на своем временном ложе:
– У Эммы богатая, насыщенная, наполненная разнообразными событиями жизнь. Это Федька будет жить только памятью отдельных «ярких происшествий» и гордиться ими,
как солдат великими победами в военных сражениях. Но чего стоили эти его «завоевания»? Я не видела рядом с ним ни одной приличной женщины, на самом деле его полюбившей. Они его только использовали и обирали.– Любить – значит отдавать себя полностью, не ожидая награды, – подтвердила Жанна.
– Ожидая! Я, значит, ему всё, а он мне фигу?! – горячо возразила Инна. – …Ну, если только любовь безответная, платоническая.
– Сочиняем себе кумира и сами же потом с ним мучаемся. «Если я тебя не встречу, я тебя придумаю». Вот все мы такие! А мужчины бывают такие же чувствительные, как женщины? – спросила Аня.
– Подвержены тому же, что и мы, – убежденно сказала Жанна.
– Но в меньшей степени и реже, – уточнила Инна.
– Не хватило у Эммы мужества уйти от мужа, вот и стонет под пятой своих обид и сомнений. В каком аду пребывает! Это вам не хухры-мухры. Это жизнь с привкусом яда, – вздохнула Инна. – А может, Эмма научилась абстрагироваться от мужа? Вроде бы и нет его. Я слышала, как в больнице одна немолодая женщина каждый вечер перед сном вместо молитвы шептала: «Меня ничто не волнует. Я хочу одного: жить, жить, жить!» Видно, уговаривала себя.
«Инна не познала безграничной безраздельной привязанности, болезненно-фанатичной всепоглощающей любви к детям, а берется судить об Эмме», – мелькнула у Жанны в голове зловредная мысль и улетела, не задерживаясь. (Ночное бдение кого хочешь утомит.)
Пытаясь остановить вновь разворачивающийся поток женского «плача», Лена поведала:
– Один мой хороший знакомый как-то сказал: «Тридцать пять лет мы с Галочкой. Но ничто мне не надоело: ни семья, ни заботы. Я лучшей доли не хотел бы. Живем с женой просто, честно, легко. Благословляю все, что было в моей с нею жизни». Я с чувством радостного удивления смотрела на этого элегантного седовласого красавца и думала с грустью: «Как же иногда мучительно трудно и запутанно живут люди! И самое главное, никто, кроме них самих, в этом не виноват».
– «Счастлив тот, чей дом украшен скромной верностью жены»… и мужа, – сказала Жанна первое, что пришло в голову. После слов Лены ей хотелось сказать что-то хорошее. – Бальзак утверждал: «Поиски разнообразия в любви – признак бессилия».
– Что-то мне всегда подсказывало, что Федор ненадежный человек, но из-за собственной неуверенности я никогда в чужую жизнь не влезала, – испортила Аня начинающуюся было вырисовываться позитивную картину разговора. – Удивительно, но Федор ничем, кроме женщин, не интересовался. Ни политикой, ни футболом, как другие мужчины. Еще, правда, собой.
Лена вздохнула и отметила про себя: «Попытка перестроить девчонок не удалась».
– Откуда ты знаешь подробности Эмминых перипетий? Случайно рояль в кустах обнаружила? – ревниво спросила Инна.
– Забыла? Я ездила к Эмме в гости. Она звала. Я же вольная птица.
– Попутно обстряпывала свои делишки?
– Одна из моих детдомовских подруг там живет.
– Ты исколесила всю страну?
– Ну не то чтобы… но случалось в летние каникулы посещать подруг. На юга я не горазда ездить. Жару плохо переношу.