Эффект тентаклей
Шрифт:
Она выключает спидометр. Летит теперь в кромешной тьме. Низвергается к восхитительно гладкому бетону на дне ручья, точно черный ангел, которому Всевышний только что перерезал лямки небесного парашюта. И когда «смартколеса» наконец приземляются на бетон, удар едва не загоняет ей колени под нижнюю челюсть. Из переделки с гравитацией она выходит на незначительной высоте и с малоприятным запасом скорости.
Зарубка на память: в следующий раз лучше просто спрыгнуть с моста. Так тебе по крайней мере невидимый кактус по носу не заедет.
И.В. стремительно поворачивает за угол, кренясь так, что
Стоит оказаться в самом лагере, люди уже не обращают внимания на то, кто ты и что ты, — им наплевать. Пара человек смотрят, как она скользит мимо, но и не думают поднимать шум. Наверное, тут бывает множество курьеров. Уйма спятивших, доверчивых, пьющих «Кул эйд» курьеров. А у этих чуваков не хватает ума отличить И.В. от этого планктона. Но это ничего, она им пока такое спустит — пока им не придет в голову проверить новые примочки на ее новой доске.
От лагерных костров исходит достаточно обычного света, чтобы показать весь этот жалкий балаган: кучки слабоумных бойскаутов, гулянка без раздачи призов за заслуги в области гигиены. Инфракрасное накладывается на обычное зрение, и она различает среди теней спектральные лица. Не будь на ней гоглов, она увидела бы там только темноту. Новое «Рыцарское забрало» обошлось ей в добрую треть заработанных на «Лавине» денег. Именно это и имела в виду мама, когда настаивала, чтобы И.В. нашла себе работу на пару часов в день.
Кое-кто из тех, кто был тут в прошлый раз, исчез, но есть десяток новых, которых она не узнает. Пара-тройка действительно в смирительных рубашках на липучках. Эта мода предусмотрена для тех, кто совсем себя не контролирует — катается в конвульсиях по бетону. Есть еще несколько психанутых, но у них, очевидно, не такая продвинутая стадия: просто обычные психи, как старые бомжи, каких полно во «Вздремни и Кати».
— Эй, смотрите! — говорит кто-то. — Это наш друг-курьер! Добро пожаловать, друг!
И.В. отворачивает крышку «жидкого кастета», встряхивает баллончик, чтобы он был наготове еще до того, как придется пустить его в ход. На запястьях у нее модные высоковольтные манжеты — на случай, если кто-нибудь попытается схватить ее за руку. А в рукаве шокер. Сейчас только ископаемые носят пушки — пока еще долетит пуля, а потом приходится ждать, чтобы жертва истекла кровью, — но, как это ни парадоксально, убивают пушки часто. А вот если врезать человеку шокером, он от тебя отстанет. Так, во всяком случае, твердит реклама.
Не в том дело, что И.В. чувствует себя уязвимой. Но все же хотелось бы самой выбирать мишень. Поэтому она сохраняет нужную для бегства скорость, пока не находит женщину, которая выглядела бы дружелюбно, — ту бритую наголо цыпку в драном костюме от Шанель.
— Давай отойдем в лесок,
подруга, — говорит И.В. — Хочу поговорить с тобой о том, что осталось у тебя от мозгов.Женщина улыбается и с добродушной неуклюжестью дауна в добром расположении поднимается на ноги.
— И мне хочется об этом поговорить, — говорит она. — Ведь я в это верю.
И.В. не останавливается для разговора, просто хватает женщину за руку и ведет ее за собой по склону холма в рощицу низкорослых деревьев, подальше от дороги. В инфракрасном свете она не видит никаких притаившихся личностей, поэтому, наверное, там безопасно. А вот за ней пристроилась парочка: бредут себе, не глядя в ее сторону, будто только что решили, что сейчас самое время прогуляться в лесочек. Один из них верховный жрец.
Женщине, вероятно, лет двадцать пять, высокая и жилистая, симпатичная, но не красавица, была, наверное, напористым форвардом в школьной баскетбольной команде, хотя и звезд с неба особо не хватала. И.В. усаживает ее на камень.
— Ты хоть представляешь себе, где ты? — спрашивает она.
— В парке, — отвечает женщина. — Среди друзей. Мы помогаем распространять Слово.
— Как ты сюда попала?
— С «Интерпрайза». Мы туда ездим, чтобы много всего узнавать.
— То есть на Плот? На Плот «Интерпрайза»? Вот откуда вы все взялись!
— Не знаю, откуда мы взялись, — отвечает женщина. — Иногда так трудно бывает вспомнить. Но это неважно.
— А где ты была до того? Ты же не выросла на Плоту, правда?
— Я была системным программистом в «Троичных Системах» в Маунтин-вью, Калифорния. — Женщина внезапно переходит на совершенно правильный, обычный английский.
— Тогда как ты оказалась на Плоту?
— Не знаю. Моя старая жизнь остановилась. Моя новая жизнь началась. А теперь я здесь, — снова лепечет она как дитя.
— А что случилось перед тем, как остановилась твоя старая жизнь? Помнишь?
— Я заработалась допоздна. У меня были проблемы с компьютером.
— И все? Это последнее нормальное, что с тобой случилось?
— У меня рухнула система, — говорит она. — Я увидела статику. А потом я сильно заболела. Меня отвезли в больницу. А там я встретила человека, который мне все объяснил. Он объяснил, что я была омыта кровью. Что теперь я принадлежу Слову. И внезапно все стало на свои места. Тогда я решила поехать на Плот.
— Ты сама решила или кто-то за тебя решил?
— Мне просто захотелось. Вот куда мы ездим.
— Кто еще был с тобой на Плоту?
— Такие же, как я.
— В чем такие же?
— Сплошь программисты. Как я. Которые узрели Слово.
— Узрели в своих компьютерах?
— Да. Или иногда по телевизору.
— Что ты делала на Плоту?
Женщина оттягивает рукав драной толстовки, открывая дорогу по вене.
— Ты принимала наркотики?
— Нет. Мы сдавали кровь.
— Они высасывали из вас кровь?!!
— Да. Иногда мы писали какие-то программы. Но только немногие из нас.
— Ты долго там была?
— Не знаю. Нас привозят сюда, когда вены совсем уже слабые. Тогда мы просто помогаем распространять Слово: перетаскиваем вещи, строим баррикады. Но мы мало работаем. По большей части поем песни, молимся и рассказываем другим о Слове.