Его банан
Шрифт:
Большинство дней, она ничего не говорила. Она просто ждала с подарками и смотрела на меня своими большими невинными глазами. С каждым днем сопротивляться становилось все труднее. Я заставлял себя молчать, потому что знал: если заговорю, то рискну сказать то, что у меня на сердце, а не то, что разумно.
Она сделала для меня так много организационных приспособлений ручной работы, украшений и инструментов, что я начал задаваться вопросом, что она могла еще придумать. Спустя несколько недель моя квартира была забита вещами, которые она сделала для меня, большинство из которых
Я человек привычек, и довольно скоро, она стала моей любимой неотъемлемой частью моей жизни. Я стал весь день ждать не банана, который съедал перед обедом, я ждал, что увижу ее утром.
Лучшим подарком, который она мне принесла, была Кейтлин. Прошло несколько недель с тех пор, как она начала ждать меня снаружи, но в этот раз она держала Кейтлин за руку, когда я вышел.
Увидев меня, Кейтлин взвизгнула и бросилась обнимать мои ноги. Наташа наблюдала, хотя и старалась сделать вид, что изучает землю.
— Как тебе это удалось? — спросил я. Наверное, это было самое большее, что я сказал ей с тех пор, как все началось, и Наташа удивилась, услышав, что я с ней разговариваю.
Кейтлин ответила за нее:
— Я хожу на курсы журналистики. Наташа написала мне в интернете и сказала, что она твоя подруга, что если я уговорю маму нанять ее в качестве репетитора, она привезет меня к тебе и мы сможем потусоваться!
— Я почти уверен, что это незаконно, — сказал я, но все равно крепко обнял Кейтлин.
— Ну, — сказала Наташа. — Если это и так, то, вероятно, только немного противозаконно. Но оно того стоит, верно?
Я снова встретился с Кейтлин в следующую среду, и Наташа сказала, что мы сможем встретиться также в пятницу, но когда наступило утро пятницы, Наташи нигде не было видно. Я прождал снаружи полчаса, прежде чем забеспокоился. Наташа так и не избавилась от привычки опаздывать по любому поводу, и я подумал, что она опоздала на поезд или проспала, но, в конце концов, решил ей позвонить.
Это было похоже на капитуляцию… протянуть к ней руку после всего того времени, что она прождала за дверью, но я знал, что она заслуживала по крайней мере этого, если не большего. Она предала мое доверие, но выходила за рамки того, что я думал о женщинах, заглаживающих свою вину.
Она не ответила.
Потом я позвонил ее брату, но он тоже не взял трубку.
Я позвонил своей секретарше и проверил, нет ли срочного контакта в деле Наташи, задаваясь вопросом, смогу ли я как-нибудь связаться с ее родителями, но безуспешно.
У меня не оставалось выбора, кроме как слишком остро отреагировать, и я попросил водителя отвезти меня в ближайшую больницу.
— Брюс? — сказала Наташа.
Она ждала в вестибюле с красными, опухшими глазами. Она бросилась ко мне и крепко обняла.
— Это Брэйден. Его выгнали мои родители, когда бронь в отеле закончились и он снова пытался спать в парке. Он подрался, было так много
крови, но врачи говорят, что это всего только несколько ран на голове.— Хорошо. Твой брат засранец, но я рад, что он жив.
Наташа засмеялась.
— Я обязательно передам ему твои слова слово в слово.
Я ухмыльнулся, и это было странно, как будто после недель нашего странного, почти безмолвного танца, мы вступили в момент времени, где ничего не происходило.
— Знаешь, — сказал я через мгновение. — Если бы кто-то действительно хотел, чтобы я его простил, этот кто-то должен был помнить, как мне понравилось, когда он в последний раз покупал мне банановый сплит.
В ее глазах вспыхнуло возбуждение.
— Может быть, этот кто-то не думал, что сможет сделать один и тот же ход дважды.
— Значит, кто-то недооценил, как сильно я люблю банановые сплиты.
— Хочешь сказать, что я могла бы с самого начала избавить тебя от театральности и заставить простить меня банановым сплитом?
— Нет. Я говорю, что ты восхитительно настойчива, и я уже не хочу злиться на тебя, ты с самого начала сделала достаточно, и теперь я просто хочу десерта, прежде чем прощу тебя.
— И ты говоришь мне это сейчас, когда я застряла в больнице, беспокоясь о брате?
— Твой брат сидел полуголый на всех мыслимых поверхностях моей квартиры, передвигал мои вещи и оставил зловоние, которое я не смог полностью выветрить. Но если ты хочешь убедиться, что он жив, прежде чем мы приступим к десерту, я могу это уважать.
Она наклонилась ко мне, прижалась лбом к моей груди и глубоко, прерывисто вздохнула.
— Ты серьезно?
— Да. Я не знаю, как твои родители воспитали его, но он абсолютно невоспитан. Это было неописуемо.
— Нет, ты большой идиот, — сказала она с легким смешком. — Ты действительно простишь меня после того, что я сделала?
— Я буду рад пользоваться этим предлогом, чтобы снова быть с тобой жестким. Тебе придется смириться с этим.
Она кивнула.
— С удовольствием.
***
Я сидел напротив Наташи в модном маленьком кафе в нескольких кварталах от больницы. Банановый сплит был между нами, и я копался в нем, как будто не ел неделями.
— Ты забыл, где взять ланч без своего верного стажера или как? — спросила она.
Я попытался немного замедлиться, посмеиваясь над собой.
— Ну, можно сказать, я немного отвлекся.
— На кого?
— Помнишь ту часть, где я сказал, что буду рад снова стать жестким?
— Да…
— Это значит, что здесь не тебе задавать вопросы. Репортер.
Она съежилась, как будто не была готова простить себя за все, что случилось, даже если я был готов.
— Брюс, я…
Я поднял ладонь.
— Не надо ничего объяснять. У меня квартира полная дерьма, которое ты сделала для меня своими руками. У меня есть недели доказательств, что ты готова сделать все, чтобы доказать, что ненавидишь то, как все обернулось. Можешь называть меня простофилей, но с меня хватит. Есть только одна вещь, которую я хочу.