Его кексик
Шрифт:
— Я, конечно, ценю твою заботу, но ты ошибаешься. У меня все отлично. Серьезно. Все именно так, как я и говорил Уильяму. Я не ищу отношений. А вы, болваны, навязывая их, только все портите. Своими стараниями вы еще больше все запутываете.
Стив вздохнул.
— Ты пробовал слушать свой член?
Я нахмурился.
— Что?..
— Свой член. Знаешь, во всех этих дешевых мелодрамах призывают слушать свое сердце, но я всегда слушаю только член. И знаешь, куда он меня приводит? К женской любви, чувак. Он как толстенная, идеально вылепленная восьмидюймовая (прим. 20 см) стрела, вибрирующая от предвкушения, указывает мне путь к любви. Каждый раз.
— По-моему, ты
— Понятно, и все же член всегда в фаворе. Прислушайся к этой штуковине, и она укажет, где тебя ждут удовольствие и развлечение. Но даже если в конце ничего не выйдет, ты не останешься в накладе. А как еще, по-твоему, найти любовь?
Я раздраженно пожал плечами.
— Не знаю, старик. Но меня не впечатляет теория, где для проверки своих чувств к женщине я должен засунуть в нее свой член. Кто вообще сказал, что встретить свою любовь может каждый? Да и с каких это пор любовь стала главным жизненным приоритетом?
— А какие еще есть альтернативы? Лепить идеальные кексы и дрочить на фотографию рождественской елки?
Я в сердцах швырнул в него ботинок, но Стив с легкостью от него увернулся.
— Хватит, — возмутился я. — Я требую, чтобы вы оставили меня в покое и позволили самому решать, что мне нужно. Мне надоело, что вы с Уильямом пытаетесь вынудить меня встречаться с Эмили.
— Ее так зовут?
— Что? Да. Эмили Уайт. А что?
— Чувак… — Стив на мгновение замер с приоткрытым ртом, скосив глаза в сторону. Наконец он, звонко щелкнув пальцами, указал одним из них на меня. — Чувак!
— Что? Ты ее откуда-то знаешь или..?
— Да. Причем мы оба ее знаем. Мы же учились с ней в одной школе. Ты что, не помнишь? Она и тогда любила рисовать. А твоя подружка, помнится, размазала кекс по ее картине. По очень важной картине. Неужели ты все это забыл, серьезно?
Мне показалось, мой желудок сейчас вывернет наизнанку. Я-то как раз все прекрасно помнил. Каждую мелочь. Просто не связал между собой милую и забавную девчушку из моего класса по домоводству c милой и забавной девушкой из дома престарелых.
— Подожди, — бросил я ему на ходу и, подойдя к книжной полке, достал свой фотоальбом выпускного класса школы.
Пролистав его, я нашел ее фотографию. Эмили Уайт. Внизу было подписано.
«Ничего общего с «Классным мюзиклом»(прим. музыкальный молодежный телефильм, где ученики средней школы — звезда, капитан команды по баскетболу красавец Трой и тихая отличница, президент научного клуба Габриэлла — втайне от всех прошли отбор для школьного мюзикла, отчего вскоре все полетело кувырком: и их мир, и их школа).
Стив заглянул через мое плечо.
— Она, и правда, выглядит по-другому. Вроде бы.
— Не понимаю, как я мог ее не узнать…
Мой мозг продолжал играть в догонялки, не желая принимать очевидный факт. А я никак не мог определиться, станет ли это неожиданное открытие поворотным моментом в отношениях с Эмили, или же все останется, как было.
— Видимо, ты подсознательно подавил эту информацию. Ведь твоя подружка испортила ей выпускной проект по искусству. Это была чертова трагедия. По крайней мере, для Эмили. А вот мне тогда эта история казалась очень забавной.
Я сокрушенно покачал головой.
— Неудивительно, что она так упорно избегает отношений. И наверняка считает, что я притворяюсь, делая вид, что не помню ее.
— Тогда пойди и извинись. Иди к ней, чувак. Скажи, что ты тупица и до тебя только сейчас дошло, что вы учились в одной школе. Дождись, пока пойдет дождь. Обними ее и немного покружи. Потом еще раз извинись. Поцелуй. Приласкай. И трахни.
— По крайней мере в одном ты чертовски прав.
— И в чем же? — полюбопытствовал он, когда я, схватив свои вещи, решительно направился к двери. — А-а-а, в той части, где ты должен ее трахнуть?
* * *
Поджидая лифт в вестибюле «Галлеона», я невольно вспомнил все те нелепые события, что произошли здесь со мной почти две недели назад. Осознание того, что Эмили и есть та самая девчонка из выпускного класса, особо ничего не могло изменить. Ни оживить мою неспособность строить отношения с женским полом, ни исцелить те глубокие раны, что остались в душе после мучительной череды любовных неудач.
И все же я чувствовал, что что-то поменялось.
Я перебрал в памяти все наши с ней школьные разговоры. Тогда я был полным идиотом, так как, доверившись Стиву, стал придерживаться его критерия выбора подружки. Чем сексуальнее девушка, тем интереснее и крепче будут отношения, говорил он. И вот тогда самая обычная девчонка с факультатива по домоводству разбила в пух и прах мое шаблонное представление о женщинах. Мне на самом деле было очень интересно с ней общаться, и постепенно я перестал смотреть на нее как на невзрачную и заурядную.
Когда Хейсли узнала, что я провожу с Эмили довольно много времени, она начала меня ревновать. В тот злополучный день я угостил ее кексами, которые мы с Эмили испекли для домашнего задания, чем сильно разозлил ее, и она убежала, зажав кекс в руке. Когда же чуть позже я нашел ее, Хейсли успела измазать голубой глазурью выставленную перед кабинетом искусства картину Эмили.
Я уже говорил, что был тогда идиотом? Так вот, выбрав самый худший вариант из всех возможных… я взял на себя вину Хейсли, так как посчитал это благородным поступком. Как-никак я был ее парнем. Хейсли же, недолго думая, сделала вывод, что у меня есть чувства к Эмили. А Эмили в свою очередь решила, что ее картину на самом деле испортил я. Таким образом, я в один миг разрушил отношения с ними обеими.
Глубоко вздохнув, я вошел в конференц-зал, где Эмили расставила для меня все свои работы. Внутри все выглядело как кусочек хэллоуинского рая.
Рядом с гигантским монстром Франкенштейном расположился зловеще фосфоресцирующий призрак. А чуть дальше… мерзкий волосатый тарантул размером с немецкую овчарку. И целая стопка великолепно выполненных постеров. Кстати сказать, я их уже видел. Как только Эмили закончила их рисовать, то сразу же скинула мне их фотографии на электронную почту. Уильям разрешил мне развесить эти постеры по всему «Галлеону». А я подумал и решил вдобавок украсить ими свои пекарни.
Эмили встретила меня широкой искренней улыбкой. Но пока я с неподдельным интересом рассматривал ее творения, нервно терла пальцы и усиленно жевала губу.
— Просто потрясающе! — искренне восхитился я.
Она с облегчением выдохнула, и ее улыбка стала еще шире.
— Мне кажется, Франкенштейн должен быть чуточку повыше. Я немного просчиталась, когда прикидывала его размер.
— А мне он кажется идеальным. Знаешь, Эмили…
— О-о, нет, нет! — она замахала руками, не дав мне договорить. — Я все поняла. У тебя больше нет для меня работы. Не беспокойся, на постоянную договоренность я и не рассчитывала. Так что можно пропустить этот неловкий момент моего фактического увольнения и сделать вид, что на самом деле ничего не изменилось. Было нетрудно сложить два и два. Ну, как говорится, чему быть, того не миновать, так что…