Его прекрасные жены
Шрифт:
Боуи нагнулся, отломил колос и размял его между ладонями. Пот, кровь и слезы взрастили это зерно. Палящее солнце и натруженные спины. Кровавые мозоли и изнемогающие мышцы. Любовь вместе с ненавистью, надежды и тревоги. Меньше всего его волновали цены на зерно, потому что деньги перестанут быть проблемой для Рози Малви. Первое, что Боуи намеревался сделать по возвращении в Вашингтон, — так это открыть на ее имя солидный счет. Ни ей, ни Лодише больше не придется выбирать между сахаром и кофе. Он уж постарается, чтобы Рози ни в чем себе не отказывала. У нее будет дом где-нибудь подальше от иссушенных равнин Канзаса, карета, прекрасные лошади,
Боуи повернулся и долго смотрел на дом, на надгробие, тускло поблескивающее в призрачном мерцании звезд. Затем размахнулся и выбросил зерна.
Рози не нужны кареты и платья из Парижа. Единственное, чего она жаждет, — это месть. Боуи никогда не слышал, чтобы она упоминала о чем-нибудь еще. Но чтобы отомстить, чтобы обрести себя, ей необходим прибыльный урожай.
Широко расставив ноги и скрестив на груди руки, Боуи прислушивался к шепоту волнующихся под ночным ветерком колосьев. День и ночь в его голове раздавался этот звук, и Боуи научился ненавидеть его, потому что он олицетворял собой боль Рози. Боуи сомневался, что когда-нибудь забудет шелест сухих стеблей пшеницы. Хотя скоро все это останется в прошлом.
Наступала пора жатвы, и близилось к концу его пребывание в округе Галливер. Он никогда не обещал Рози, что останется с ней до получения прибыли. Боуи дал слово остаться до конца уборки урожая.
Временами он подумывал отправить телеграмму Александру Дюбейджу и сообщить, что жив и когда намерен вернуться в Вашингтон. Сьюзен и сенатору легче узнать обо всем от Дюбейджа, чем пережить шок, получив письмо от покойника. Конечно, они будут возмущены — и совершенно справедливо — тем, что все эти месяцы он держал их в неведении, позволяя считать себя мертвым. Едва ли его ждет теплый прием.
Сьюзен станет презирать его, даже не пытаясь понять. Еще большую боль причиняла ему другая мысль: отец, несомненно, считает повешение справедливым возмездием для сына, запятнавшего честь семьи.
Но тяжелее всего было думать о Рози. Ведь в ее сияющем взгляде да и в каждой улыбке светилась любовь к нему. Рози, с ее трогательной храбростью и несгибаемой волей. Рози, которая наконец поверила мужчине и начала верить в себя.
От сознания того, что придется покинуть Рози, обмануть ее доверие, сердце Боуи сжималось. Рози Малви проникла в его плоть и кровь; он жил ее мечтами, работал во имя достижения ее целей, каждое утро вставал с мыслью о ней. Думая о расставании, Боуи вспоминал, как стоял на виселице с петлей на шее. Рози сделала бы всем большое одолжение, позволив ему умереть в тот день.
А теперь он причинит ей зло, поступит с ней недостойно, как делал это каждый раз, уступая своей страсти.
Боуи убеждал себя, что Рози обрела радость, познав настоящие отношения с мужчиной, и это важнее его предательства. Но в глубине души он знал, что это доводы труса. Боуи лгал себе, и презирал себя за эту ложь, прекрасно сознавая, что оказался с Рози в постели потому, что желал ее, как никого в жизни. Из-за своей слабости он усложнил и без того невыносимую ситуацию.
— Катись все к дьяволу!
Рози заслуживала такой же трепетной и самозабвенной любви, на какую была способна сама. Она заслуживала мужчину, имеющего цель в жизни, свободного и открытого, готового всегда поддержать ее. Боуи не мог дать Рози ничего, кроме боли и страданий. Его душа разрывалась при мысли о том, что он не оправдал ее доверие.
Для себя впереди Боуи не видел ничего,
кроме зияющей пустоты, простирающейся до конца его дней. Без кавалерии у него не было будущего, цели и желаний, не было основания, на котором строится жизнь и произрастает гордость. Сломленный тем, что с ним произошло, он жил одним днем, да и на тот ему было наплевать.На всем белом свете только Рози имела для него значение. Ее кровь струилась в жилах Боуи, ее боль становилась его болью. Он почти сожалел о том, что она бросила пить. Спиртное помогло бы Рози перенести грядущую катастрофу.
Боуи желал сейчас одного — собрать урожай с ее семи акров. Такое пустячное желание. Он должен любой ценой осуществить его и оставить ей как прощальный подарок.
Джон Хоукинз обхватил ладонями кружку с кофе.
— Так вы говорите, что нужно набить мешки гравием из ручья и построить баррикаду длиной в три акра?
Подавшись вперед, Боуи отодвинул лампу и разгладил лист бумаги на кухонном столе.
— Самое уязвимое место здесь — три акра возле дома. — Он указал на прямоугольник, изображавший дом и амбар. — Ограждение на остальных четырех должно устоять.
— Против перегона скота, кэптин? — В черных глазах Лодиши отразилось сомнение. Покачав головой, она шлепнула себя по шее, отгоняя комара.
— Ты прав, — согласилась Рози, изучая нарисованную Боуи примитивную карту. — На месте гуртовщиков я направила бы стадо через места наименьшего сопротивления. Часть нашей изгороди проволочная, часть — из деревянных брусьев. Зачем рисковать скотом, когда можно обойти ограждение и прогнать скот здесь? — Она постучала ногтем по площади рядом с домом. — Где нет никаких препятствий.
— Если допустить, что гуртовщики правильно назвали сроки, у нас есть еще три дня и мы успеем создать кое-какие препятствия.
Рози одарила Боуи влажным благодарным взглядом. Его глаза казались немыслимо голубыми на бронзовом лице. Она проглотила тугой ком в горле, сдержав порыв обвести кончиками пальцев контур его губ.
— Не знаю, сработает ли твой план, но по крайней мере мы не будем сидеть сложа руки, а попробуем что-нибудь сделать. — Сидеть и бороться с отчаянным желанием выпить. Рози уже забыла, каково пережить кризис на трезвую голову, без верной бутылки под рукой. Она снова сглотнула и сосредоточилась на разговоре, чтобы не мечтать об иллюзорном утешении в виде бутылки спиртного.
— Только вот где раздобыть мешки для нашей баррикады? — неуверенно проговорила Лодиша, убирая со стола посуду после ужина.
— На сеновале есть пять связок мешков для корма. — Джон Хоукинз озабоченно вздохнул. — Вряд ли этого хватит.
— Для начала сгодится. — Лодиша погрузила тарелки в мыльную воду. — Я распорю старую одежду и сошью из нее мешки. Пороюсь в лоскутах. — Она развела руками. — Только едва ли там наберется на три акра. Какой высоты должна быть баррикада, кэптин?
— Неплохо бы три фута.
— Ого! Столько мешков не найти во всем округе!
Они помолчали, размышляя о сомнительных шансах построить баррикаду высотой в три фута и длиной в три акра.
— Когда кончатся мешки с гравием, пустим в дело кустарник и доски, — предложила Рози. — Срубим и тополя, если понадобится.
— Но в принципе вы согласны? — Боуи оглядел их лица в свете лампы. — Попытаемся сделать то, что в наших силах?
— Это хорошо, — наконец ответил за всех Джон Хоукинз. — Лучше напрасно постараться, чем сдаться без борьбы.