Его турецкий роман

–  Правда? Мы уедем? Ты не отдашь меня ему?

–  Я тебя никому не отдам.

Пругов сказал эти слова не для того, чтобы успокоить Надежду. Он окончательно и бесповоротно понял: Надежда - его женщина и он ее никому и никогда не отдаст. Ни какому Шпилю. Тем более, Шпилю.

–  Так ты - Шпиль? Надежда Шпиль?

–  Что, смешно? Это по мужу я Шпиль. Когда с ним разведусь, возьму девичью фамилию. Моя девичья фамилия Апраксина. Красивая фамилия, правда?

–  Правда, - согласился Пругов.
– Дворянская, а вернее, боярская.

Гораздо красивее, чем какой-то… Шпиль.

–  Жаль только ненадолго.

–  Что?
– не понял Пругов.

–  Недолго я буду Апраксиной. Ведь я выйду за тебя и стану

Пруговой. Ты ведь не откажешься дать мне свою фамилию? Не понимаю, когда муж и жена носят разные фамилии.

Надина непосредственность умиляла Пругова. Он взял ее за руку:

–  Надюш? А ты хорошо подумала? Ты так молода, а мне пятьдесят шестой вовсю шпарит. Что будет лет, скажем, через пять?

–  А что будет через пять лет?

–  Ты по-прежнему будешь молодой, а мне пойдет седьмой десяток.

–  Ну и что?

–  Ты все прекрасно понимаешь…

–  Естественно! Я все понимаю. Поэтому не задавай дурацких вопросов, Андрюшенька. У нас с тобой все будет хорошо. Не думай о плохом. Верь мне.

–  Верю, - грустно, но счастливо улыбнулся он и подумал: "Что я грею голову? Мне хорошо сейчас, это главное. А что будет через пять лет?… Что будет, то будет. Может, я надаем ей значительно раньше…".

–  Единственное, чего я боюсь…, - сказала Надежда, - так это сегодняшней ночи.

–  Думаешь, могу не оправдать твоих ожиданий?

Надя задумчиво покачала головой и посмотрела на рыжее солнце, уже коснувшееся морской глади.

–  Нет. Я боюсь другого…, - ответила чуть слышно.

Они сидели на открытой веранде ресторана, буквально под их ногами плескалось Эгейское море. Пругов и Надежда прощались с морем, потому что завтра чуть свет собирались ехать в Измир. Решить вопрос по телефону Пругову не удалось. Завтра если удастся, они поменяют билеты и улетят в Россию. А если не удастся улететь в тот же день, тогда придется снять номер в гостинице и ожидать вылета в Измире.

Оставаться в отеле Надя считала опасным, боялась, что сюда заявится разъяренный Шпиль и тогда не миновать скандала…

–  Может, зря ты все так усложняешь?
– спросил ее Пругов.
– Давай я встречусь с твоим Отелло и поговорю с ним, как мужик с мужиком.

Зачем нам куда-то бежать? Мы же не преступники.

–  Ты не знаешь его. Он зверь. Он не будет с тобой разговаривать.

Он убьет нас обоих.

Пругов решил не спорить, не настаивать, не хвастаться, что он еще кое-чего стоит. Мальчишество.

–  Со мной одни растраты, да?
– спросила Надя.
– Ты отдал этим прохиндеям, Хасану и как его… Латтаху, кучу денег, а еще придется тратиться на временное жилье. И оставшуюся пятидневку не используешь, как хотел.

–  Деньги у меня есть, не думай о них. Я отдал наличные, но не все у меня осталось еще баксов восемьсот. Кроме того, у меня карта, на ней достаточно денег. А когда мы вернемся, я получу гонорар за последнюю книгу. Проживем.

–  Я буду работать. Я хочу работать. Муж не разрешал мне работать, никуда не выпускал из дома. Даже в магазин и то… Все делала домработница. Ходила по магазинам, готовила еду. Он мне даже на кухню запрещал входить. Боялся, что я его отравлю. Но где мне яд взять, если я из дому не выходила?

–  А если бы нашла яд, отравила бы?

–  Отравила. Он из меня рабыню сделал.

–  Но почему?

–  Потом. Не хочу сейчас, Андрюшенька. Я так счастлива! Сегодня у меня началась новая жизнь, и я хочу говорить только о хорошем. А я прекрасно готовлю, между прочим. Верней, готовила. Раньше…, когда была Апраксиной. Знаешь, какие вкусные зразы я умею делать? С грибной подливкой.

–  Пока не знаю, но уверен, что они на самом деле вкусные. Когда мы приедем домой, кухня будет в полном твоем распоряжении. И ты приготовишь свое фирменное блюдо сразу, как на ней окажешься. Я уже сто лет не ел домашней пищи.

–  Понятно, тебе нужна кухарка. Вот так да! Была затворницей, стану кухаркой. А ты не боишься?

–  Чего?

–  Что я тебя тоже захочу отравить?
– засмеялась Надя.

–  Вот этого я совершенно не боюсь.

–  Почему?

–  Потому, что мы будем жить долго и счастливо, деля радости и печали, и умрем в один день!
– торжественно сказал Пругов.

–  Тебе будет девяносто пять, а мне шестьдесят девять, - подхватила Надежда.
– Нет, тебе будет сто пять, а мне семьдесят девять.

–  Договорились!

…Надя смотрела на рыжее солнце, осторожно погружающееся в

Эгейское море и превращающее воду в расплавленное золото.

–  Чего ты боишься?
– спросил Пругов.
– Чего "другого"? Или кого

"другого"? Шпиля?

Надя резко качнула головой и потянулась за сигаретами.

–  Я боюсь…, - и замолчала.

Пругов не мешал ей, не торопил с ответом. Они закурили.

–  Я боюсь…, - Надя вдруг решилась, махнула рукой: - А, все равно! Лучше сразу. Лучше сейчас, чтобы ты не подумал, что я… хочу тебе себя подсунуть, такую… с изъяном. Лучше, чтобы ты сначала узнал, а потом увидел, что у меня, - Надя положила руку на свой живот, - здесь. Я боюсь, что ты от меня откажешься, когда увидишь.

–  И что там? Ты беременна, что ли?

–  Нет, что ты! Просто, у меня там…

–  Ну что у тебя там?

–  Шрамы, - тихо сказала Надя, опустив глаза.

–  Фу-у-у!
– облегченно выдохнул Пругов.
– Ну, ты меня напугала,

Надюша. И что такого? Шрамы! Да у меня полно шрамов. После аппендицита шрам, детских несколько. И не только на животе.

–  Мужчин шрамы украшают, а женщин уродуют.

–  Ты далеко не уродина. К тому же, твои шрамы буду видеть только я. Между прочим, часть твоих шрамов, которые у тебя на виске, я уже видел. Они не повергли меня в шок, и не вызвали отвращения.

–  Это другие шрамы.

–  Хорошо, - вздохнул Пругов и решительно встал.

–  Куда?

–  Осматривать шрамы, естественно.

–  Я боюсь…

–  Пошли немедленно. Я уже вторые сутки сгораю от нетерпения увидеть твой животик!

–  Идем.
– Надя смущенно, но счастливо улыбнулась.

Уйти немедленно им не дал Вова Коваленко, грузно плюхнувшийся в кресло рядом с Надеждой, так, что чуть не отломал подлокотники.

–  Олегыч! Вот ты где прячешься! В русском ресторане! А че не в отеле? Там же все схвачено и за все заплачено. Турецко-европейская жрачка задолбала, да? Пельменей захотелось? Я сюда тоже пельмешков отведать пришел…Представь меня барышне. Че сидишь, как мумие?